Самсонова осведомилась: — Что, так заметно? — На тебе лица нет. И причина имеется. Страшная вещь: девчонка просила о помощи, ты ей отказала, а она взяла и погибла. И явилась во сне и во всем обвинила тебя. — Умеешь ты успокоить, — горько усмехнулась Далила. — Да, я очень расстроена, но знаю профессионально: когда лечишь чужую боль, быстрей проходит своя. Работает неотменимая формула: помогая другим, помогаешь себе. Сострадание необходимо даже животным. — Ну, ты даешь, — подивилась Галина, но тут же и призадумалась: «Не мало ли я друзьям помогаю?» Впрочем, поразмыслив слегка, она рассудила, что вовсе не мало. И даже наоборот, надо бы урезать аппетиты собственной сострадательности. Глава 6 Самсонова и припомнить уже не могла, как давно не видела Зайцеву. «Интересно, сильно ли Люсенька изменилась?» — гадала Далила, утапливая кнопку звонка. Дверь распахнулась, и стало ясно, что Людмила не изменилась совсем: такая же юная, шустрая, заводная. Своей оптимистичностью Зайцева еще в детстве легко заражала людей. У нее было много друзей. Людмилу любили, несмотря на ее неуемность. Там, где появлялась она, становилось шумно, но весело. — Петрова! — радостно завопила Людмила. — Далька! Дай я тебя расцелую! — Я давненько уже не Петрова, — рассмеялась Далила. — Да знаю, что ты Самсонова, но для меня ты Петрова пожизненно! Ну? Как я тебе? Не виделись, кажется, вечность! — На самом деле двенадцать лет, — вдруг припомнив, уточнила Далила и восхищенно добавила: — Люська, выглядишь потрясающе. Совсем не изменилась. — А ты изменилась, но выглядишь стильно и молодо. Я бы даже сказала, что обалденно. Подруги сердечно расцеловались, после чего Людмила потащила Далилу в детскую, показывать свой шедевр: дочь Марину — совместное произведение с красавцем Карапетом Ашотовичем. Восьмилетняя Марина действительно была хороша: изумительно чистая матовая кожа, румяные щечки, невероятной красы армянские глаза, опушенные густыми ресницами, яркие пухлые губы. Далила ахнула: — Люся, глаз оторвать нельзя, так прелестна твоя малышка! Девочка смущенно опустила кудрявую голову, а Людмила, краснея от удовольствия, пошутила: — То-то будет страданий мужчинам, когда вырастет эта скромница. Пусть, пусть отомстит им за всех нас, бедных обиженных баб. Далила, дернув подругу за руку, прошептала: — Что ты болтаешь. — Правду, — рассмеялась Людмила и, прикрывая дверь детской, скомандовала: — Пойдем, покажу свою гордость. — Что, вторая малышка? Людмила потрясла головой: — Нет, пока одной ограничились, я говорю про квартиру. Квартира тоже впечатлила Далилу — стало ясно: Карапет Ашотович мастер во всем. — Муж, видимо, хорошо зарабатывает? — спросила она риторически, лишь за тем, чтобы дать повод подруге похвастать. Людмила повода не упустила. — O-о! Этого у него не отнять! — защебетала она. — За что ни возьмется, везде сам себя превзойдет! И с бизнесом управляется, и семью не обижает. Живу как королева. Шуба за шубой, золотишко, бриллианты… Дарит и дарит. Представляешь, новенький «Опель» недавно мне подарил, белый, отпадный. — Ну, надо же, какой молодец, — искренне восхитилась Далила. — Да! И деньги сам заработает, и в дом все сам принесет. Отдыхаем только на модных курортах. Ой, Далька, счастливая я! На работу хожу лишь от скуки! Одна беда, слишком красивый. Бабы прохода ему не дают. Но ничего, и от баб пока отбивается, — оптимистично заключила Людмила, распахивая очередную дверь. — А здесь у нас зимний сад, — с пафосом сообщила она. — Карачка и ботаникой увлекается. Внимание Далилы привлекла пышная растительность на окне. — Что это? — спросила она. — Карачкины комнатные помидоры. Специальная подоконная культура. Дорогущая! На вкус ерунда, а на вид ничего. Видишь, уже цветут, — с гордостью сказала Людмила и всполошилась: — Ну, надо же, забыла полить! Я сейчас! Она схватила лейку и, щедро орошая растительность, запричитала: — Мой Карачка думает, что я в командировке, а я тут, хлопочу над его «ботаникой». Он их обожает, чертовы помидорчики, он их холит, лелеет. Под воздействием своего же сюсюканья Людмила расчувствовалась и, чмокнув колючий лист помидора, воскликнула: — И я их люблю, эти никчемные овощи! Ублажив растительность, она принялась за подругу. — Сейчас таким кофе тебя напою! — воскликнула Людмила, увлекая Далилу в столовую. — У меня есть торт, прямиком из Германии. Карачка мой, он заботливый, для нас с доченькой покупает все самое лучшее и дорогое. Присаживаясь к столу, Далила грустно подумала: «Бедная Люська, страдает она капитально, но почему? Из-за измен? Или есть и похуже причина?» Веселая и хвастливая суетня подруги не смогла обмануть опытного глаза Далилы. Ей было очевидно: в том, что счастлива, Людмила и окружающих, и себя убеждает настойчиво, но бесполезно. Карачка не оставляет места иллюзиям. — Далька, ты не представляешь себе, как порадовала меня своим появлением, — заглядывая в окно, говорила Людмила, — как хорошо, что ты вдруг зашла, как хорошо, что мы встретились, просто удача, что сорвалась моя командировка… Увидев на улице мужа и с ним рядом женщину, она осеклась и, рухнув грудью на подоконник, охнула: — Ах, он сволочь, снова бабу в дом наш ведет. И даже дочка, Маринка, его уже не смущает! Людмила яростно сплюнула вниз и вынеслась из столовой, голося на ходу: — Ну, гад! Ну, сволочь! Сейчас я ему покажу! — Куда ты? — испугалась Далила, вылетая вслед за подругой. Людмилу она нашла в зимнем саду: та крошила несчастные помидоры, которые недавно еще целовала. — Люська, будешь жалеть. Немедленно прекрати, — попросила Далила. — Вот ему, гаду! Вот! На, кобель, получай! — вопила Люська, выбрасывая за окно красивые деревянные ящички с пышной рассадой. Кудрявые беззащитные помидоры со второго этажа молчаливо пикировали, но зато сообщали о своем приземлении душераздирающим грохотом. — Нашла на чем злость срывать! — возмутилась Далила и уже грозно прикрикнула: — Немедленно прекрати! Но подруга не унималась: ящики порхали с подоконника один за другим. Откуда-то снизу донеслось женское изумленное: — Людка! Ты что там, совсем охренела?! И следом мужское: — Ритка, успокойся, не трогай людей. Без тебя разберутся. — Да она мне все цветы под окном поломала, — не успокоилась Ритка и с утроенной силой запротестовала: — Людка! Немедленно прекрати на мой участок гадость свою бросать!!! Людмила яростно согласилась с соседкой. — Правильно! Гадость тут в доме развел! — завопила она, посылая в полет очередной ящик и хватая другой. Сердце Далилы не выдержало. Она грудью закрыла окно и пригрозила: — Сейчас я тебя скручу! Людмила оставила ящик в покое, закрыла руками лицо и громко завыла: — Ой! Не могу больше-ее! Не могу-у! Далила хотела подругу обнять и утешить, но та, охваченная страстью увидеть «своего кобеля», сорвалась в столовую: дорогу, по которой Карачка возвращался домой, из зимнего сада не было видно. Пока Далила ошарашенно столбенела, соображая, что предпринять, девочка Марина на цыпочках вошла в зимний сад, подкралась к окну, глянула вниз и пропищала: