Она осеклась и застыла, испуганно уставившись на подругу. Далила прекратила рыдать и задыхаться. — Давай уж сюда твое самое дорогое, — сказала она, отбирая у Людмилы стакан. Вылив в него половину пузырька, Далила лихо, не поморщившись, выпила горькую жидкость и согласилась с Елизаветой Бойцовой, давней своей оппоненткой. — Лизка права, — горестно сказала Далила, — нет женщине счастья рядом с мужчиной. Нет. — А кто эта, Лизка? — почему-то шепотом спросила Людмила. — Президент женского клуба. Хочешь быть его членом? Людмила вылила в рот остатки лекарства и заявила: — Членом быть не хочу! Тогда уже лучше членшей! — Членшей и будешь, — пообещала Далила и твердо заверила: — А мужика твоего мы в стойло вернем. Ой, отпустило, — порадовалась она, игриво добавив: — Что-то я захмелела. — Правильно, капли-то на медицинском спирте. Карачка сам их делал… — По лучшему в мире рецепту, по самому дорогому, — беззлобно «лягнулась» Далила и, чмокнув в щеку подругу, призналась: — А все же мы, бабы, стервы, завидуем мы друг другу. Людмила охотно с ней согласилась: — Завидуем, а завидовать нечему. В какую семью ни глянешь, одно и то же: муж притесняет жену. Далила напомнила: — А как же Марина Калоева? Из твоих слов я поняла, что Марина неплохо устроилась. Все шло по схеме: неврастеничка доставала хорошего парня на все лады, бедняга же отбивался. — Так, как Марина устроилась, врагу не пожелаешь, — отмахнулась Людмила. — Мало, что Миша гулял, их взгляды расходились по каждому пустяку. Марина уступала, Мишка наступал. Сама посуди, что за мед вечно кланяться? Калоев и сделал из жены неврастеничку. А потом понял, что перестарался, и руки на себя наложил. — Что-то я не пойму, — удивилась Далила. — Я вроде слышала, что Миша Калоев убит. — Это Карачка так считает, а «менты» в один голос твердят: самоубийство. Далила деловито осведомилась: — Почему они так решили? И почему твой муж думает по-другому? Какие Карапет Ашотович аргументы приводит? — А вот этого я не знаю, — обиженно сообщила Людмила. — Кара со мной не очень-то откровенничает. Так что делать будем, психолог? — горестно спросила она. — Надо подумать. Подумали и решили, что Далила в ходе лечения выяснит, в каких отношениях Карапет Ашотович состоит с Мариной Калоевой. — Если у них действительно далеко зашло, не переживай, — успокоила она подругу. — Есть масса способов расстроить их пылкие чувства. По опыту знаю, относительно истинных качеств любимых женщин мужчины склонны погружаться в иллюзию. Людмила воспряла: — Вот именно, нужно срочно открыть Карапету глаза. Еще не известно, как погиб бедный Миша. — Ты о чем? — насторожилась Далила. — Может, Марина сама же мужа и пристрелила. Сколько ее ни расспрашиваю, она про тот день категорически не хочет со мной говорить. Сразу в слезы, притворщица. А Кара вообще на днях заявил: «Не суй нос в чужие дела». Где справедливость? — возмущенно спросила Людмила. — Его-то нос там уже побывал. Выходит, у него с Мариной дела, которые мне чужие? — Получается, так, — согласилась Далила. — Но ты не горюй, я осторожно все разузнаю, а после этого предпримем серьезные меры. Можешь не сомневаться, семью сохраним. — Только на тебя и надежда, — простонала Людмила. На том и расстались. Ах, не знала Далила, как опрометчивы ее обещания. Глава 9 Существуют три вещи, которые Далила с детства терпеть не могла: она органически не любила подслушивать, подглядывать и выпытывать. Но зато Далила прекрасно умела прислушиваться, подмечать и вникать в чужие проблемы — качества, пригодные для психоаналитика. Обещая Людмиле разведать о тайнах Карапета Ашотовича, Далила не собиралась ничего специально выпытывать. Она знала: в ходе анализа психического состояния пациента откроется все само. Так и вышло. Какое-то время муж Людмилы вежливо мялся. Памятуя, что доктор — подруга жены, он дипломатично старался не отвечать на вопросы. Тогда Самсонова ввела его в курс: — Если отыщем корень бессонницы, возможно, вам сразу же полегчает. Так часто бывает. Но в любом случае вам надо выговориться, а мне надо искать. Не отыскав причины невроза, я не знаю, как вас лечить, а если вас не лечить, могут быть нежелательные осложнения. — Осложнения всегда нежелательные, если они касаются нас, — поправил ее Сасунян, не подозревая, что Самсонова умышленно дала ему эту возможность, приглашая пойти на контакт. — Вы правы, — подхватила она ответный посыл, — я вообще-то дружу с родным языком, но иногда допускаю ошибки. Зато ваша речь безупречна. Так безупречна, что возникает сомнение, знаете ли вы армянский язык. Карапет Ашотович расплылся в самодовольной улыбке: — Конечно, знаю. Я с детства на нем говорю, как и на русском. Моя русская мама говорила только по-русски, а теперь уже и я обрусел, перестал говорить по-армянски. — Почему? — На армянском не с кем общаться. Жена армянского вовсе не знает, дочка так себе. Не хочет учить. Рубен, друг мой, погиб, теперь вот и Миша… — Миша Калоев говорил на армянском? — удивилась Далила. — Да, Миша хорошо знал армянский. Марина, его жена, наполовину армянка, а говорит лишь на русском. Ну, Людмила моя, понимаете сами. Бывало, собираемся семьями, жены рядом всегда, а нам с Мишей надо личную жизнь обсудить. Вот мы и пользуемся тем, что жены не знают армянского. Пользовались, вернее… — мрачнея, поправился Сасунян. — И богатая была у покойного личная жизнь? — спросила Далила. Карапет Ашотович усмехнулся: — Миша не был монахом. Молодой здоровый мужчина. Женщины у него были. — Он что, жену не любил? Сасуняна рассмешила наивность вопроса. — Миша Марину очень любил, но это другое. Вам ли не знать, вы же психолог. Далила не стала читать пациенту лекцию об этике и морали, а поспешила заверить: — Да-да, это я понимаю со всех сторон, и с физиологической, и с психологической. Мужчина природой так сложно и противоречиво устроен, что зачастую не в силах выполнять самые элементарные требования общественной морали. Зачастую он самой природой лишен возможности сохранять верность женщине. Во всяком случае, глобальная верность ему недоступна. Сделать мужчину верным могут лишь сильные свежие чувства, и то лишь на время. Разумеется, я говорю об активном периоде жизни мужчины. Как сказал классик, «да, крепнет нравственность, когда мертвеет плоть». Сасуняну так понравилась речь Самсоновой, что он восхитился: — Вы умная женщина! Как было бы хорошо, если бы вы и Людмиле моей это все объяснили. — При случае объясню, — пообещала Далила. — А Марина мужа своего понимала? Карапет Ашотович погрустнел: — Марина умница, она все понимает, но Миша частенько позволял себе лишнее. Я его не виню. Миша был робким и неуверенным, вот женщины им и крутили. Марина страдала, они часто ругались. — А вы откуда об этом знаете? — Я их мирил. Но это не значит, что они не любили друг друга. Миша Марину очень любил. Скажу даже больше, они были друзьями. — А почему вы их часто мирили? Сасунян замялся: — Вообще-то, я не хочу говорить о Калоевых. Про себя все скажу, а про друзей — это лишнее. — Так не пойдет, — запротестовала Далила. — Карапет Ашотович, дорогой, поймите, психоаналитик сродни врачу и священнику. Я должна знать про вас все, и все ваши тайны останутся в стенах моего кабинета. Сасунян вдруг смутился: — Все про себя даже я не знаю. — Правильно, — согласилась Далила, — самое сложное — разобраться в себе. Я хочу вам помочь. Понимаю, вас смущает, что я подруга вашей жены. Но на это и существует профессиональная этика, которую я никогда не нарушаю. Если Людмила узнает о содержании нашей беседы, я перестану себя уважать и как специалиста, и как человека.