Глава 15 Случилось то, чего боялась Далила: ночью она плохо спала. Долго вообще не могла уснуть, лишь закрывала глаза, видела заплаканное лицо Анфисы, молящей о помощи. «Девушка была напугана, а я ей не помогла, — ругала себя Далила, — а ведь она звала меня. Прояви я сочувствие, и Анфиса была бы жива». Как и предполагала Далила, на следующий день она в своем кабинете дремала — оказалась не в той форме, которой требовали сложные пациенты. И Куськина мать к ним в придачу. Однако в этот раз Генриетта Карловна была необычайно скромна, молчалива и даже задумчива. Самсонова добросовестно пыталась ее разговорить, выводя на тему «Он, Изверг, сосед», но Куськина вдруг заявила: — Ах, Далила Максимовна, не стоит пока обо мне. Самсонова ушам своим не поверила. — Почему? — поразилась она. — Потому что я прежде решила отплатить вам добром за добро, — с патетикой воскликнула Куськина, придушивая в объятиях свою несчастную собачонку. Впрочем, безразличная ко всему собачонка на смертельность объятий не обратила внимания, она мертвецки спала. А вот подремывающая Самсонова мигом проснулась. Она уставилась на Генриетту Карловну и настороженно осведомилась: — Каким образом вы собираетесь отплатить за мое добро? Куськина с гордостью возвестила: — Заметив, что вас интересует гибель Анфисы, я провела тщательное расследование. — И что же? — Девчонку убила женщина. — Женщина?! — поразилась Далила. Генриетта Карловна погладила собачонку и царственным кивком подтвердила: — Именно. — И как же вам удалось это узнать? — Помните, я вам рассказывала про этот ужасный случай? Ах, я даже краснею, когда говорю про него. — Про какой, простите, случай вы мне рассказывали, — спросила Самсонова, с трепетом осознавая, что ужасного случая-то как раз и не помнит. А помнить должна бы: Куськину мать трудно в краску вогнать. Генриетта Карловна разобиделась. — Ну, Далила Максимовна, ну как же могли вы забыть? — с укором вопросила она, нервно тиская свою сонную собачонку. — Согласитесь, не каждый день с благородными дамами такие конфузы случаются. В этом месте собачонка проснулась, с презрением глянула на хозяйку и погрузилась в безразличную дрему опять. Самсонова с трудом скрыла улыбку. — Не каждый день с благородными дамами конфузы случаются, — на всякий случай подтвердила она, имея надежду в процессе узнать, что за конфуз постиг Генриетту Карловну. Та же вводить ее в курс дела не спешила: более того, она начала делиться нахлынувшими вдруг впечатлениями. — Ах, лицо даже горит! До сих пор хожу как в тумане! А как тогда, утром, мне было стыдно! — закатывая глаза, призналась Куськина и страстно чмокнула в закудрявленный лоб свою собачонку. — Стыдно и противно до мозга костей! — неистово заключила она. Самсоновой, и как «инженеру человеческих душ», и как обычной женщине, стало понятно: вспоминает об этом стыде Куськина с тем озорным удовольствием, с которым приличные дамы совершают постыдное, но очень приятное. — Так что же с вами случилось? — спросила она, рассчитывая на откровенность, на которую Генриетта Карловна никогда не скупилась. — Ах, Далила Максимовна, — игриво погрозила пальцем Куськина мать, — вы настоящая женщина! Самсонова не отпиралась. — Очень на это надеюсь, — сказала она, — но хотелось бы знать, что дало тому подтверждение. Что навело вас на эту очевидную мысль? Генриетта Карловна капризно пожаловалась: — Только настоящая женщина умеет по-дружески мстить. Признайтесь, я вам надоела? У Самсоновой едва не сорвалось с губ: «Еще как надоели!» Слава богу, Куськиной было не до нее. Она тут же с укоризной воскликнула: — Вы хотите заставить меня второй раз рассказать ту гадость, которая со мной приключилась. Это жестоко! — с пафосом заключила она и прозаично добавила: — Но ради вас расскажу. — Да нет же, я не хочу, — простонала Далила. — Вы можете всего лишь напомнить тот день, когда с вами, простите, приключилась та гадость. — Гадость приключилась как раз в тот самый день, когда погибла Анфиса, но сразу вам рассказать я не могла. Мы долго не виделись. Не по вашей, не по вашей вине, — торопливо добавила Куськина. Самсонова в счастье свое не поверила и мысленно поразилась: «Мы с ней долго не виделись? Неужели такое было? Когда? Что-то я не заметила». Генриетта Карловна между тем со смаком продолжила: — Но как он меня измотал, негодяй! Как измотал! Бессовестно мной, мерзавец, попользовался! — Да о ком вы? — удивилась Далила. — Неужели об Изверге? Вы о своем ловеласе соседе? Генриетта Карловна ошалела: — Что? Совсем не помните? Ничего? Впрочем, на смену осуждению явилось сочувствие. Куськина мать посетовала: — У вас и без меня много дел, я сама виновата, не слишком подробно вам рассказала. Но все же достаточно, чтобы понять. А поняв, вы бы запомнили, — все же не удержалась от упрека она. «Бог мой, — испугалась Далила, — она мне что-то рассказывала, и наверняка очень подробно. Иначе она не умеет. А я ничего не помню. Как такое возможно? Видимо, это было в тот день, когда мне приснился кошмар с Анфисой. Тогда я была сама не своя и Генриетту не слушала, а она пришла возбужденная. Так что же с ней приключилось?» Далила с улыбкой заверила: — Разумеется, я все помню. Разве это можно забыть? — Ну, слава богу, — с облегчением рявкнула Куськина и с напором добавила: — Но, если вы, конечно, не против, я опять расскажу. — Разумеется, для этого я здесь и сижу. Генриетта Карловна затрясла головой: — Да-да, вы лучший в Питере специалист. А у меня в связи с этим случаем возникли странные ощущения. Хотелось бы в них разобраться. — Давайте разберемся, — согласилась Далила, приобретая суперрабочий вид. Она придвинула к себе блокнот, водрузила на нос очки и приготовилась слушать. Генриетта Карловна вдохновенно открыла рот, но тут же снова его закрыла. У Далилы в глазах появился вопрос, на который Куськина ответила незамедлительно: — Чтобы потом не забыть, хочу сначала вам пересказать все приметы убийцы. — Да-да, — закивала Далила. — Перескажите, пожалуйста. И Куськина пересказала: — Высокая, стройная, длинноногая женщина лет двадцати пяти тире тридцати. Что еще? Да, с пышным кобыльим хвостом на затылке. Волосы светлые. Подкатила к ограде на новеньком белом «Опеле», но была в фартуке и домашнем халате. Ворвалась в дом Анфисы как фурия, следом раздались страшные вопли. Утром мою соседку убитой нашли. — Кто нашел? — севшим голосом спросила Далила. — Домработница и нашла, — победоносно сообщила Генриетта Карловна и добавила почти радостно: — Я уверена, та, светловолосая, Анфиску и грохнула. «Светловолосая, высокая, стройная, длинноногая, лет двадцати пяти тире тридцати, с пышным кобыльим хвостом», — пронеслось в голове у Далилы. Это были приметы подруги Людмилы. Одна к одной. Даже марка машины совпала, белый новенький «Опель» — подарок мужа. И фартук. Дома Людмила ходит в халате с огромными бирюзовыми пуговицами. И в фартуке. Самсонова оцепенела. — А теперь я расскажу, как мне достались эти приметы, — воскликнула Генриетта Карловна, чрезвычайно довольная испугом Далилы.