Часть I Горькие травы Пролог 1/13 Год 11.973 Сегодня была та смена, которая самая страшная. Предыдущая еще ничего, по крайней мере, от предыдущей нельзя получить таких «подарков», как клизма не раствором, а простой водой, или укол трупной жидкости. Предыдущая даже иногда сонирует трубки больным… вчера, впрочем, не сонировала. И не кормила. Кормила еще одна, до неё, но кефир оказался просроченный, и сильно, поэтому после этой кормежки стало только хуже. — Здорово, ханурики, — произнес кто-то неразличимый. — Ну чо, зэка… Ща задристаете мне тут всё на хрен, вонючки… Лютик, приволоки клеенку, — это куда-то в коридор. — Надо коматозникам жопы помыть. …Самое плохое — это то, что ничего невозможно сделать. Даже дышать нормально, и то невозможно, потому что в трахее — железная трубка, и что-то там совсем не так, как надо, потому что от кислородного голодания с каждым днём всё хуже и хуже. Оставшиеся относительно целыми правая рука и правая нога принайтованны к койке намертво, левая рука с раздробленными выстрелами локтем и предплечьем, впрочем, тоже. Свободна только левая нога, но с левой ногой такое, что про это лучше не думать. Там нет сустава. Тазобедренного. И нет колена. Есть, кажется, какие-то костные осколки — когда его переворачивают, слышен омерзительный хруст, осколки трутся друг о друга. Боль, конечно, тоже есть, но к боли он быстро привык и адаптировался — сказалась прежняя практика. Боль — это было не самое плохое. Он понимал (в те моменты, когда возвращалось сознание) что умирает — то, что они делали, смерть не отсрочивало, только приближало. И он понимал, как он умирает. От чего. Конечно, не всё, но большую часть — к сожалению, понимал. Левую руку отмотали от железной трубы — если бы он мог орать от боли, он бы орал, но в горле железная трубка, и, кажется, гноится стома… Взяли за плечо и за то, что осталось от тазобедренного сустава. Грубо дернули в бок, переворачивая. Патрубок пережало, дышать стало совсем невмоготу. Мало того, что аппарат дышит слишком медленно, так еще и это. Ну всё. Вот сейчас… В глазах темнело — потому что к удушью и первой боли прибавилась вторая боль. Там сплошные нарывы, а в них, со всей дури — зазубренным старым наконечником… — Чего ты жмешься, целка? — раздраженный голос, и новый тычок. — А ну, скотина, давай! Удар по больной руке, хлесткий, короткий. Потом — по ноге, по бедру, кулаком, и боль взрывается в голове миллионом неоновых искр, и отчаянно нужно дышать, но воздух вязнет, и приходится ждать, пока аппарат соизволит сработать. Как же хочется потерять сознание и умереть. Да, именно в таком порядке. Больше не могу. * * * — Немедленно прекратите манипуляцию, — Фэб стоял в дверях палаты, а позади него Кир аккуратно укладывал на пол Лютика, второго санитара. Рыжий, оттеснив Фэба плечом, бросился к койке. — Господи… ты что делаешь, садист?! — Слуш, ты, зэка, отвали, — санитар сплюнул сквозь зубы. — Допрыгаешься ща. Фэб быстрым шагом подошел к койке, взял санитара за плечо, и швырнул по направлению к двери — Кир подхватил его, пару раз двинул по сытой кормленной роже, и толкнул на лавку, стоящую у стены в коридоре. — Сиди тут, — приказал он. — Попробуй только уйти. Уйдешь — найду и убью. Понял, тварь? Повторить? — По-по-понял… — проблеял тот. — Малаца, — одобрил Кир. — Мужики, что там? — Кошмар, — односложно ответил Фэб. — Рыжий, подожди, я сам подышу его. Ит, это мы… давай, милый, надо лечь на спину… вот так, хорошо, хорошо… потерпи, сейчас поможем. Совсем чуть-чуть потерпи. — Трубка забита, не смогу сонировать. Надо вынимать, — рыжий заозирался по сторонам. — Эй, козлина! Трубки на смену стерильные где? — Нету. Простые есть, в шкафу… — Охренели?! Где укладка с зондами? Где у вас тут вообще всё, а? — Кир, подожди, не кричи, — попросил Скрипач. — Ребят, попробуйте всё-таки сонировать… она по диаметру не совпадает, слишком маленькая… так, морда, быстро сюда ларингоскоп, набор бужей, и новую трубку, — распорядился он. — И вызовите главного врача. Я его хочу харей ткнуть в это всё!.. — А чего такое «бужи»? — не понял санитар. — Кир, сходи с ним, — попросил Фэб. — Рыжий, ты тут случайно хотя бы хлоргекседин не видишь? Во рту нарывы, живого места нет. — Я вообще ничего не вижу… Ит, побыстрее подышать, да? Больно? Вот так, давай… Сейчас мы тебя продышим, надо только найти, чем это сделать. Ты понимаешь меня? Ну ты хотя бы моргни, если понимаешь… ага, молодец. Фэб, поищи новокаин. — Сам поищи, я пока что тут… Кир, нашли? — Нашли, — зло сказал Кир в ответ. — Это вообще единственное, что у них тут стерильное было, они тупо не знали, как этим пользоваться. Ларингоскоп тоже нашли, клинок, правда, один. Прямой. — Спасибо, что не детский, — Скрипач ощупывал Иту шею. — Так… Кир, скажи морде, чтобы принесли новокаин и адреналин. И… мне пинцет нужен. Ит, еще пять минут, — попросил он. — Надо же, даже батарейка живая… так. Ребят, там в глотке какая-то хрень, судя по шуму. — Выше связок? — ошарашено произнес Кир. — В том-то и дело, что выше. Я сейчас попробую вытащить. Фэб, ты его дышишь, Кир, подтягивай трубку вверх, — приказал Скрипач. — Пинцет есть? — Сейчас… не знаю, что им делали, но какой-то есть. Сойдет? — Сойдет, лишь бы подцепить как-то. Ит, терпи. Скрипача недаром хвалили за его руки — он порой умудрялся делать совершенно невозможные вещи. Вот и сейчас он каким-то чудом сумел подцепить и вытащить ссохшуюся мокроту, которую выдохом забило уже не просто под трубку, а загнало выше, на уровень связок. Сгусток выглядел, как длинный ссохшийся шнур, который был влажным лишь на конце. — Я тут поубиваю всех, — охрипшим голосом произнес Кир. — Давай, псих, давай. Уже полегче, да? Дышать и впрямь стало немного легче. Совсем немного, но и так уже лучше. Ит в полном изнеможении закрыл глаза. — Родной, не спи, — попросил Фэб. — Мы сейчас сделаем новую стому, слышишь? Сделаем новую и зашьем старую. Она гноится, это опасно. Что и как они делали, Ит пропустил — дышать снова стало тяжело, и он, видимо, ненадолго потерял сознание. Очнулся от того, что внезапно стало легко дышать, для этого не требовалось вообще никаких усилий, и это ощущение было настолько ярким, что он, вопреки логике и разуму попробовал вдохнуть самостоятельно. Кто-то тут же поддержал его вдох, и еще раз, и еще, и еще… — Хорошо, хорошо, — послышался где-то в отдалении голос Фэба. — Рыжий, Кир, найдите лазикс. Или лучше ты, Скрипач, найди, а мы еще раз сделаем лаваж. Очень много мокроты, нужно промыть бронхи. — Еще бы ее было не много, при бронхите… Так. Температура тридцать девять и четыре, давление сто восемьдесят, пульс сто двадцать. Фэб, запомнил? — Угу… Кир, откашляй его, пожалуйста, я сейчас еще раз… вот-вот-вот, молодец, молодец… мы быстренько, не бойся. Кир, кислород сто процентов дай, через пять минут на семьдесят. Струйная, вяло подумал Ит. Они делают струйную, поэтому так легко. Жалко, что я умираю… и ведь даже не могу сказать, от чего… они поймут сами, это дело получаса, но если бы я мог сказать, они бы просто обезболили и проводили… Ребята, не надо меня лечить, я так замучился за эти три месяца, что уже не хочу, чтобы меня лечили… отпустите меня… — Живот твердый, — в голосе Фэба тревога. — Как бы спросить-то… родной, если живот болит, мигни, пожалуйста… Что грудь болит — понятно, она сейчас не может не болеть. Сердце болит? Да, скъ`хара. Болит. Уже два месяца болит, день и ночь, без перерыва. — Кир, сбегай, глянь, что у них за процедурная. И зайди к этому главному, который до сих пор не соизволил дойти, забери наборы для гермо. Какие будут. — Хорошо бы были. Я как подумаю, что его обычным зондом… никакой промедол не поможет, а наркоз он не выдержит. — Ладно, сейчас… Я придумал способ поговорить с тобой, скъ`хара. Вот только как дать тебе понять, что я его придумал? Руку поднять сил нет. Совсем. Как попросить тебя взять меня за руку, которая здоровая? — Что ты хочешь, мой хороший? — Фэб стоит рядом и гладит по голове. Лицо — под маской, волосы тоже убраны, видно только глаза. Правильно, молодец, Фэб. Без маски со мной рядом сейчас лучше не находиться… Ну проследи! Смотри туда, куда смотрю я!.. Какой же ты глупый, скъ`хара… пожалуйста, посмотри туда, куда смотрю я… ну, пожалуйста… — Так, лазикс есть, — радостно сообщает Скрипач. — А чего это у тебя с рукой? Фэб, рука дрожит. Раньше не дрожала. Подожди… Ит, ты это специально? Умница, рыжий! Да, да, да, да! Возьми за руку!!! — Что ты делаешь? — Да подожди ты! Ит, это что? Морзянка?! Да!!! Ну, наконец-то. Спасибо, рыжий. Спасибо… — Фэб, дай ему сто процентов на пару минут. Так полегче? «Да».