Я раздосадована на себя. Я не могу им просто рассказать о том, что видела, коснувшись Хейли. Это просто бред. Даже я понимаю, что это звучит безумно. — В чем дело, милая? — спрашивает мама, нежно поглаживая меня по руке. — Ничего. — Я снова вздыхаю. Что я могу им сказать? Подумают еще, что я спятила. Папа приподнимает брови и делает глубокий вдох. — Я могу остаться с ней, если ты хочешь уехать, — говорит он маме. — Уже поздно, тебе надо поспать. Мама зевает и потирает глаза. — Я правда устала, — говорит она, снова зевая. — Я останусь с Лекси. Поезжай домой, — говорит папа, глядя на часы. — Отдохни хорошенько. — А который час? — спрашиваю я с любопытством. — Почти три часа утра. — Так вы оба можете ехать, со мной все будет нормально. Вам обоим нужно поспать. Но это неправда, я не хочу, чтобы они уезжали, я боюсь, вдруг случится что-то еще. — Ни за что, — категорично говорит папа. — Я останусь, а мама поедет домой и поспит. Ступай, — говорит он ей, глядя, как она снова зевает и теперь еще и потягивается. — Я должна остаться. — Ты едва можешь держать глаза открытыми. Поезжай домой, вернешься, когда выспишься. Со мной и Лекси все будет нормально. — Я, правда, должна остаться. — Мама настроена поспорить. Я вижу это по хмурому выражению лица. Она думает, что стоит остаться, но она устала и ей нужно домой. — Мам, все будет в норме. Пока папа рядом. Мне не нравится, что она чувствует себя виноватой. — Просто иди уже, женщина, — мягко поддразнивает папа. «Женщина» — это ее ласковое прозвище. Папа всегда так ее называет, это проверенный способ заставить маму улыбаться. Вот и сейчас улыбка появляется в уголках ее губ. — Ну, не знаю, — говорит она все еще в сомнениях. — Ма-ам, — тяну я. — Тебе надо поспать, пожалуйста, поезжай домой. Ее плечи поднимаются в глубоком вздохе. Она снова зевает. — Ну, только если вы действительно так считаете. — Она смотрит на меня и папу. — Считаем! — говорит мы с папой в унисон. — Я спущусь с тобой и вызову тебе такси, — говорит папа. — Ты слишком устала, чтобы вести машину. Он поднимается и направляется к двери. Мама тоже поднимается и улыбается ему. — Не глупи. Все будет нормально. Если вам что-то будет нужно, позвоните. — Она наклоняется и целует меня в щеку. — Я приеду, когда рассветет. — Наверняка я буду спать, так что не торопись, — отвечаю я. Мама берет свою сумочку и направляется к двери. Протянув руку к дверной ручке, она замирает и оборачивается. — Если тебе что-то понадобится, скажи папе, чтобы позвонил мне. — Она целует папу. У мамы красные глаза, я вижу, что она очень устала. Отсюда мне видны и темные круги у нее под глазами. — Все будет в норме. — Если только не вернутся те галлюцинации. — Ну, ладно. — Она улыбается, но эта улыбка вымученная. Тычет пальцем в папу. — Запомни: если что не так — звоните мне. — Позвоним. Дверь закрывается за ней. Папа нетвердой походкой возвращается ко мне и садится в кресло у кровати. Он тоже выглядит усталым и, кажется, готов уснуть прямо здесь. — Ты тоже можешь ехать, если хочешь, — говорю я неуверенно. Пожалуйста, не оставляй меня наедине с этим кошмаром в моей голове. — Я никогда не денусь. Ну, разве что усну. Папа соскальзывает ниже в кресле и скрещивает руки на груди. — Тебе тоже надо поспать. Он закрывает глаза, и голова его падает на грудь. Храп говорит мне о том, что папа уснул, почти мгновенно. Я пытаюсь повернуться на бок, но резкая боль в низу живота напоминает мне об операции. Закрыв глаза, я пытаюсь уснуть, но образ Хейли, которую застрелил мужчина со шрамом на щеке, не исчезает. Раздраженно вздыхая, я пытаюсь отгородиться от этого кошмара. Но как только сон начинает мной овладевать, открывается дверь. Открыв один глаз, я вижу у своей кровати пожилую медсестру. — Что случилось? — спрашиваю я, поворачиваясь и глядя на папу, который все так же спит. — Хочу проверить твои показатели, детка, — ласково говорит медсестра. — Спи. Ты даже не заметишь моего присутствия. Она берет меня за руку, чтобы пощупать пульс, и больничная кровать куда-то исчезает. Я стою в незнакомой мне гостиной. Медсестра сидит в кресле-качалке, а рядом с ней, на стуле, присел пожилой мужчина. Он растирает ее усталые ноги. — Смена была тяжелая, — говорит медсестра. — Что случилось, Дорис? — спрашивает мужчина, продолжая растирать ее ноги. Она испускает благодарный стон и отвечает: — К нам привезли девушку с аппендицитом, она…. Видение растворяется, когда медсестра отнимает руку. Я смотрю на нее пустым взглядом, пока она продолжает возиться с приборами. Медсестра снова трогает мою руку, и я тут же оказываюсь в гостиной. — Смена была тяжелая, — говорит медсестра мужчине, массажирующему ее ногу. — Что случилось, Дорис? — спрашивает она. — Почему я здесь? — спрашиваю я, но ни один из них не отвечает. Они разговаривают и дальше, словно меня здесь нет. — К нам привезли девушку с аппендицитом, она… — звонит телефон, и Дорис замолкает. — Меня кто-нибудь слышит? — громко спрашиваю я, надеясь привлечь их внимание. Дорис оглядывается через плечо на телефон, а ее муж поднимается и выходит в другую комнату. Медсестра поднимает со столика у кресла-качалки кружку и делает из нее глоток. Я пытаюсь приблизиться, но ноги не слушаются. Я вновь недвижима. Оглядываясь вокруг, я пытаюсь найти что-то, чем можно бросить в нее, привлечь внимание, но ничего не нахожу. — Это Джереми. Сказал, что приедет домой на выходные, — с улыбкой говорит мужчина, снова входя в комнату и усаживаясь напротив медсестры. Ее лицо озаряется радостью при этой новости. — О, я так счастлива! Джереми так долго не было дома. Мужчина, глядя на нее, тоже улыбается. — Ты же знаешь, почему. Он теперь настоящий ньюйоркец, птица высокого полета и все такое, — хмыкает мужчина. — Так что там с сегодняшней сменой? Я снова оказываюсь в реальности, когда медсестра отпускает мою руку и отходит, чтобы взять с планшета в изножье кровати мою карту. Она записывает что-то в карте, а я смотрю на нее и спрашиваю себя, как она может оставаться такой спокойной. Мое сердце колотится так громко, что стук отдается в ушах. Как она может этого не видеть?