Но отдаст ли старая княгиня падчерицу, если дело не выполнено, а войско уходит? «Так и умыкнуть можно». «Нет! – хлестнул разум. – Нельзя за себя Дарью звать. И дело не только в том, что она байстрючка, а похвалялся настоящую княжну за себя повести, коли войско из Городца выведу, не до жиру будет, так и боярышня какая сгодится. Что мне усмешки, как с гуся вода. Просто разнежусь с ней, разомлею у бабьего подола, уже раскис, нешто не чую, как отрок сопливый себя веду, срамно смотреть? Как тогда дружину в кулаке держать, они ж тоже все подмечают? Только в поход выступлю, а уж домой захочется. А в сечи? Не на рожон лезть, а думать, как тело бренное свое спасти, чтоб супружница слез не лила. Женишься на ладушке – прощай ватаманство, худой ватаман, которого к печке да водимой https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn2 тянет. С ней надобно степенным купчиной жить, где-нибудь в Торжке, как крестный для меня желал, а меч на стену повесить. А мне так нельзя, да и тошно, мне ратиться надобно, доблесть да славу рода поднимать. Предки об том вопиют, не могу я отступить. То ли дело, взять за себя нелюбую, кинул ее где, да в том же Торжке хоромы ей отстроил, да и бежать из дома прочь. На мир трезво глядеть… Жена, что грузом на ногах висит, мне не надобна». Дарья не надобна, обожгла по краю, но все ж не шибко задела, еще можно отвертеться. Просто скучно тут сиднем сидеть, вот с ума и начал сходить. Микула стащил шапку и снова взлохматил непослушные пряди. Не нужна, так что ж, бросить ее здесь, на страшную погибель? «А ей накажу во Владимир ехать, под защиту сродника ее Юрия. Нынче только Юрий Великий защиту может дать. Сопровождение с ней пошлю, чтоб дорогой кто не обидел». И совесть чуть успокоилась, но отчего-то накрыла тоска. Дикая тоска, была б луна, так, наверное, завыл бы. Как-то сплелось все. Куда не крутнись, чем-то надо жертвовать, и лучше всего пожертвовать глупой не вовремя вспыхнувшей страстью. Надо ждать, не стоит сейчас трепыхаться. – Подождем, – проговорил ватаман в искрящийся крепким морозом воздух. Глава XV. Чужой нареченный Целый день Дарена бродила потерянной, задумчивой. Даже сесть за вышивку не получилось, все время кололась иглой да роняла пяльцы. Злилась на себя за слабость, корила, поедом ела изнутри. Как можно было так опозориться? Зачем кинулась кудри чесать? Кто за руку тянул? Ну отшутилась бы, да дальше пошла. А теперь себя с головой выдала, да и что он теперь мыслит – доступная, сама миловаться лезет. Уж и так про Ведана да княжью дочь по хоромам слухи бродили, и до его ушей могли дойти. Какой стыд, как же хочется все назад повернуть, исправить, а уж нельзя! И губы его. Так-то, оказывается, лобзаются. – Не буду об том вспоминать, – отшвырнула Дарена неудачную вышивку. – На ловы уехал, так и хорошо, а как вернется, забьюсь куда-нибудь и не выйду без надобности. И по вечерам к окну подходить больше не буду. А не было ничего, никто ж не видел, вот и ладно. И вообще, схожу я к тетушке, и вправду давно у нее не была. Вот сейчас гридей кликну да Устю, и пойдем. Дарена немного поколебалась, а сказываться ли Евпраксии, как привыкла, но тут старая княгиня сама за ней послала. Ну и к лучшему. – Ждите, – приказала своим людям и, накинув на плечи убрус, побежала в покои Евпраксии. Старуха сидела у теплой печки, зябко кутаясь в большую шубу. Лицо Евпраксии было напряженным, подслеповатые глаза, не мигая, вглядывались в мысли, а не в старые бревна стены. Дарена легонько кашлянула, вырывая мачеху из раздумий. Та кивнула присесть рядом. Вот совсем Дарене не нужны были эти посиделки, от которых уж точно ничего хорошего не жди. Больше всего княжьей дочке сейчас хотелось лететь по засыпающим улочкам посада к теткиному двору, выпорхнуть своенравной птичкой на волю. – Ну чего стоишь столбом? Перемолвиться словечком нужно, – недовольно сдвинула брови Евпраксия. Дарена послушно присела. – Я тебе никогда ворогом не была, – неожиданно проговорила старая княгиня, – хоть ты так и мнишь себе. Мнишь – мнишь, по лицу твоему упрямому вижу. Молодость зрелость редко разумеет. А я тебе лишь добра хочу. «К чему она сейчас все это ведет, чего опять просить станет? За сотника Микулы замуж пойти или на соседней березе удавиться?» Дарья терпеливо слушала. Терпение – добродетель! – Губишь себя, а им то только на руку, – зловеще проговорила Евпраксия. Дарья удивленно застыла. О чем это старая ведьма? – Не женится он на тебе, – холодные очи мачехи вперились в серебро девичьих очей. – Я таких за свою жизнь повидала, упертые, лоб расшибут, а свое гнуть будут. Не отступится он от задуманного по прихоти твоей, на красу не больно-то надейся, он таких уж много повидал, нечем удивлять. – Не пойму, светлейшая, о чем ты, – заливаясь краской и злясь на себя за это, медленно проговорила Дарья, вставая с лавки. Теперь она смотрела на княгиню сверху вниз. «Ворона как есть ворона, сидит да каркает недоброе!» – Зарей зашлась, стало быть, понимаешь, – хрипло хохотнула Евпраксия. – Вот видишь, коли б ты мне опостылила, я б только радовалась, что ты в бесчестье вступаешь, а меня то печалит. Отступись. Пускай Соломония тот крест несет, быстрей в ум придет. По весне в Пронск пошлю, твоим княжич Святослав будет. Что за Соломонией обещала, за тобой пообещаю. Не побрезгуют, там детей много, всех пристраивать нужно. «Ах, вот оно в чем дело! Наказать Евфимию за строптивость хочет – твоя дочь за ушкуйника, а байстрючка за княжича. Власть у ног Павлуши делят». И опять Дарья – малая векша https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn1, куда захотят, туда и кинут. – Ну, чего молчишь? – нетерпеливо окликнула Евпраксия. Надо отвечать. Евпраксия предлагала союз. Надобно ударить по рукам, да смириться. Да и чего ж смиряться, не в полон же отдают, за княжича, а там глядишь и княгиней стать удастся. Все может случиться. А старая Евпраксия от Микулы не на много отстает, оба пробивные, от того и градами да людьми ворочают, сказала – сладит свадьбу, так тому и быть. И у Дарены будет возможность поквитаться и с Соломонией… и с ним. Брезгует байстрючкой, а ее сам князь Пронский в снохи зовет. Заманчиво, ой, заманчиво. – Вот так же, на этом месте стояла твоя мать, – Евпраксия тоже поднялась, опираясь на посох. – Ей говорили, отступись, найдем тебе мужа достойного, и с дитем тебя нагулянным возьмет, а она уперлась, и чем кончилось? Дарья вздрогнула, лицо из румяного стало бледным. Та вот как она свела мать в могилу, подачки ей кидала, растоптала, победила, да еще и не стесняется об том бахвалиться, а теперь Дарьей пытается крутить. «А не выйдет, не будет того! Ворогом Евпраксия была для матушки, так и мне с ней союзы не рядить. Сгину как мать, так на все воля Божья». По венам бежала горячая кровь. – Не нужен мне княжич захудалый, ушкуйника на себе женю, – с вызовом проговорила Дарья, расправляя плечи, – приданое мое ему отдала, так и мне туда. Евпраксия застыла, с недоумением глядя на Дарену, а потом неожиданно скрипуче расхохоталась, запрокидывая голову и сотрясая тощие плечи. – Дурная девка, ой, дурная… вся в отца, – тихо добавила княгиня, отворачиваясь от своенравной падчерицы. – Мать твоя хотя бы тебя княжьей дочкой оставила, а кем ты дите нагулянное оставлять будешь? Каково дитю будет, а? Дарена не ответила. Она сама сейчас не могла объяснить, зачем дразнит старуху. Замуж за Микулу она не собирается и бегать за ним тоже. Сама мысль об этом унизительна. К чему же этот вызов? Хотелось поперек сказать, злость за мать взяла, вырвалось. – Ну, коли выбрала себя губить, я препятствовать не стану. Каждый свой выбор сам делает – в праведности жить, али в грех впадать, – Евпраксия снова села на лавку. – К отцу на могилу сходи. – Схожу, – выдавила из себя Дарена. – Ступай, Дарьюшка, ступай, – махнула сухой рукой Евпраксия. И никакой от нее злости, раздражения, словно старая княгиня услышала именно то, что хотела. Прочь, к тетке, к снегу, в мороз! Дарена, не стесняясь, побежала, скрипя половицами. Уйти, выпорхнуть из опостылевших стен. Но не тут-то было. – Постой, чего бежишь как блажная?! – раздался за спиной звонкий голосок Соломонии. Дарья неохотно остановилась, племянница догнала ее, тяжело дыша. – Чего тебе? – надменно проговорила Дарья. – Я все слышала, – со злостью поговорила Солошка. А задыхается-то она не от бега, а от клокочущей ярости. – Не совестно чужие разговоры слушать? – широко улыбнулась Дарья. – А не совестно пред чужим нареченным стелиться! – вскрикнула Соломония. – Я как-то не пойму, – Дарья насмешливо прищурилась, – то тебе ушкуя дикого не надобно, княжича пронского подавай, то нареченный больно нужен. Нужен, так чего ж меня к нему толкала, али пакость свою забыла? – Нужен – не нужен, не твоя забота! – подражая Дарье, гордо задрала подбородок Соломония. – А позорить себя, да с моим женихом путаться не позволю! – Да что ж ты сделаешь? – снова показала белые зубки Дарья. Соломония опешила. Несколько мгновений она стояла, ловя ртом воздух. Казалось, Дарья видела мелькающие на лбу племянницы мысли. – Мать моя теперь здесь старшая, она мать князя, – Соломония уперла руки в бока, выбрав тактику угроз. – Скажет, и тебя прочь из града погонят. В ногах будешь лежать, да нас сжалиться просить. – Ну, попробуйте, – холодно произнесла Дарья и, не став выслушивать дальше, поспешила прочь. Евфимию она не боялась, может, и напрасно. Власть и верно утекала из слабеющих старческих рук в молодые да хваткие. Поживем – увидим. В Дарьиных покоях было тихо, только из малой трапезной доносилось шушуканье и сдавленные смешки. Снова Терентий подкормиться заглянул. От него легко узнать все вести и последние сплетни, в том числе и, что в граде уже толкуют об княжьей дочке да ушкуйнике. С чего вообще все всполошились, неужели кто-то видел, как они с Микулой миловались? Расспросить бы осторожно, но как-то сегодня не хотелось. Не теперь, потом. Шубка, убрус, сапожки – обрядилась, можно выходить. – Устя, хватит его кормить, пост, – крикнула Дарена на ходу, заглядывая в трапезную, где за миской с кашей рядком сидели челядинка и дьяк, – к тетке ночевать идем. – Темно уж, – пробурчал Терентий, с сожалением глядя, как Устинья отодвигает миску и плетенку с пирогами. – Вот именно, нечего тут рассиживаться, – поспешила за хозяйкой Устя. Гриди стояли уже наготове. Дарья нетерпеливо сбежала с крыльца и чуть не сбила Микулу. Что?! На ловы же уехал! Да что ж он под ногами все время крутится?! Ушкуйники действительно вернулись, двор был полон людей, мелькали светцы. Конюхи принимали разгоряченных коней. Дарена, не глядя на ватамана, коротко кивнула и поспешила дальше. – Ты куда это собралась, на ночь глядя? – резко развернувшись, поспешил за ней Микула. – К тетке. Светлая княгиня разрешила, – пробормотала Дарена, еще ускоряя шаг. – Утром бы и пошла, какая нужда в потьмах бродить, – не отставал ватаман. – Я с гридями, есть кому защитить, – указала Дарья на сопровождающих ее двух воинов. – И только-то? Сам провожу. Ратша! – крикнул он вою в красивой шапке. – Скажи, приду скоро.