– Так где воев-то новых разместили? – перебила его Устя. – Ну так, это… кто по важнее – в домах дружинников княжьих, ну тех, что к рязанцам подались. И я так думаю, что все правильно, раз они… – А остальных? – не дала уйти разговору в сторону Устя. – Остальных к стороже ловчей выпроводили, там и избы пустыми стоят, и припасов много, есть чем кормить, и конюшни, ну и из града подальше, мало ли, силища-то какая пришла. Опять же, князю нашему теперь сторожа не ко времени, чего ж пустой стоять? Еще на постой к посадским определили. – А сам их воевода где ж жить будет? – выспросила главное Устинья. – Микула Мирошкинич? Ну, так его кличут, – пояснил Терентий, увидев не понимающий взгляд. – Так здесь, в хоромах княжих. – Здесь?! – выдохнули одновременно челядинка и хозяйка. Дарена, не выдержав, отложила рукоделие и вышла в людскую. Терентий поспешно вскочил, кланяясь. – Да сиди уже, – нетерпеливо махнула Дарена. – Неужто княгиня Евпраксия его прямо здесь поселила? – Ну не совсем уж здесь, в шуей https://litmarket.ru/ebook/edit/dar-ushkuyniku#_ftn12 стороне, где раньше княжьих гостей привечали. – Виданное ли дело, – всплеснула руками Устя, – какого-то татя дремучего да в княжий терем?! – Да не скажи, – покачал головой Терентий, – он из рода знатного, дед его самим посадником в Новгороде был. Потом чего-то там стряслось, вроде как смута у них приключилась. Так этих Мирошкиничей вон прогнали, а дворы разграбили. А он желает род свой славный возродить, уж и так хозяин на Вятке. – Ну, боярин – то не князь, – не впечатлилась Устя, – бояр у нас у самих много, и что ж каждого в княжий терем вести? – Темная ты девка, – отмахнулся Терентий, и тут же вспомнив про Дарью, с извинением поклонился. – Видели б вы его град. – Прям больше нашего, – усмехнулась Устя. – Ну поменьше, конечно, – честно признался Терентий. – То-то же, – довольно улыбнулась вредная девка. Терентий снова что-то хотел возразить, напирая на своем, но тут за боковой дверью, отделяющей покои Дарьи от остальных хором, раздался шум. – Дарью Глебовну светлая княгиня-меть вызывает! – крикнул челядин Евпраксии через плечо гридя-караульного. – А что стряслось? – подозрительно посмотрела Дарена на запыхавшегося гонца. – Не ведаю, – поклонился тот, – сказано – немедля. Дарена накинула на плечи шерстяной убрус и в сопровождении своих гридей, без которых решила не ходить и по княжеским хоромам, поспешила на половину старой княгини. Впереди бежал гонец. Они добрались до клети, отделяющей узкий переход от большой горницы с двумя печами и чередой оконцев, где Евпраксия любила принимать гостей. Дарья, оставив охрану, устремилась на пляшущий огонь свечей, но ее у самого входа схватила за руку нянька княжны Соломонии. Старая Вторица приложила толстый палец к губам, показывая, что надо молча ждать, пока не позовут. Такое вольное обращение какой-то бабки Дарью взбесило, она уже хотела оттолкнуть настырную няньку, но в открытом проеме увидела чужака. Ватаман хоть и стоял перед сидящей Евпраксией, но без должного почтения, непринужденно скрестив руки на груди, они о чем-то говорили. Дарья, смирив гнев, остановилась, наблюдая происходящее в горнице. – Я готова заплатить, сколько скажешь, – долетел скрипучий голос Евпраксии. – А что предложишь? – усмехнулся ватаман. «Боится продешевить», – брезгливо подумала Дарена, хотя ей понравилось, что этот боярин-изгой ничуть не смущался властной княгини. – Эй, несите! – хлопнула в ладоши Евпраксия. Перед ватаманом крепкие вои поставили два кованных короба. Евпраксия махнула открыть крышки. Дарене не было видно, что там лежало, но на ватамана богатый дар явно не произвел должного впечатления. – И только-то? – приподнял он белесые брови. – Тебе что ж, этого мало?! – возмущенно повысила голос княгиня. – Побойся Бога, у меня не Ростовский удел, и даже не Муромский. Сколько ж тебе надобно? – Добра твоего, вполне хватит. Мне не серебро нужно. – Земли? Будут и земли, беглых бояр вотчины бери, – княгиня нахмурилась и с силой сжала посох. В таких случаях обычно дворня разбегалась по углам, боясь получить увесистой рукоятью по загривку. Но чужак продолжал надменно стоять, щуря глаза. – Я холостой, ежели ты, светлейшая княгиня, не слыхала, – медленно процедил он. – Так и невесту найдем, – усмехнулась княгиня, – за чем дело-то стало? У Дарены все внутри сжалось от напрашивающейся догадки. – Княжну Соломонию в жены хочу, – гулким эхом полетело по горнице. Нянька Вторица испуганно охнула, как подкошенная валясь на лавку. – Забываешься! – стукнув посохом, резво поднялась на ноги Евпраксия. – Я свое слово сказал, – равнодушно пожал плечами ватаман. – Слыханное дело, княжну Рюрикова рода в жены… – княгиня замолчала, подбирая слово, уместное обозвать чужака. – Уж не обидься, княгиня светлая, но удел ваш скудный, град молодой. Нечего вам мне предложить, а это, – он презрительно махнул в сторону коробов, – этого у меня и самого вдоволь, да столько, что, уж не поверь, а ты и за всю свою жизнь не видывала. – Ну да, душегубы жирно живут, – презрительно процедила Евпраксия. – И эти душегубы будут за твоего сына и внуков кровь христианскую проливать да греха набираться, с самим великим Юрием, может, мечи придется скрестить, живота не жалея да не успев покаяться. И взамен я хочу княжну. Такова моя воля. Ватаман чуть склонил голову, давя старуху тяжелым взглядом, от него веяло звериной силой, и только такая тертая правительница, как Евпраксия, могла попробовать дать ему отпор. – Княжна, говоришь, так будет тебе княжна, – совладав с гневом, спокойным тоном произнесла княгиня. – Эй, Дарья где?! – Тут она, – резво вскочила с лавки нянька, бесцеремонно толкая Дарену в спину. Свет вереницы ярких свечей ослепил, выбивая слезы, но плакать сейчас нельзя. Влетев в горницу под напором чужих рук, Дарена выровняла походку и медленно приблизилась. Жухлые, цвета сентябрьской травы очи чужака принялись ощупывать лицо, вызывая дрожь, на тонких губах заиграла ухмылка. Не о таком женихе мечтала дева долгими зимними вечерами. Уж знала, что за князя не отдадут, но не за ушкуйника же, да лучше уж в монастырь! – Вот, дочь князя Глеба, унука князя Михалко, правнука Юрия Ростовского, праправнучка самого Владимира Монома. Бери, коли княжну желаешь. – Не знал, светлая княгиня, что у тебя две унуки, – снова прищурил хитрые глаза чужак. – А с чего ты взял, что она моя унука? – ровным голосом без эмоций произнесла Евпраксия. – Плод греха она мужа моего покойного, Бог разум на старости лет отнял. Щеки Дарьи предательски загорелись. Все действо было унизительным и каким-то нелепым. – Улыбнись, дура, – прошипела Евпраксия на ухо. – Так берешь княжну-то, а? Али не хороша девка? – как зазывала с торга начала предлагать княгиня товар. – Хороша, – легко согласился ватаман. – Только мне байстрючки не надобно. Соломонию хочу, – чужак нагло подмигнул Дарье, словно говорил – зря всполошилась, ты мне и за даром не надобна. Это было жесткое оскорбление, в самый под дых, не разогнуться. Вроде радоваться надо, что отступился, а уж больно унизительно оттолкнул. Дарья стояла, привычно вздернув подбородок, горделиво расправив плечи, да кого этим обманешь! – Тебе какая разница, кого брать?! Сказано же – княжна! – скинула маску любезности княгиня, снова начиная яриться. – У нас сани с собой, снег плотнее ляжет, и уйдем назад, – ватаман нагло сел на лавку, выдвигая вперед ноги в дорогих сапогах, – за брошенные кораблики только с вас плату возьмем, да, что время даром потерял, будь добра заплатить – по гривне каждому из воев моих. – Да как ты смеешь, у меня тоже дружина имеется?! – Я свое слово сказал, – ватаман снова поднялся и зашагал к выходу. – Мне подумать нужно, – бросила ему вслед княгиня. – Подумай, светлая княгиня, подумай, – согласно махнул он головой и вышел вон. Глава VI. Отчаянье Щеку обожгло огнем, это с разлету старая княгиня влепила Дарене пощечину. – Все ты виновата! – с нескрываемой яростью бросила Евпраксия. – Стояла столбом, не могла улыбнуться, приманить! Думаешь, лучше жениха найдешь? А вот тебе, а не жених, вот тебе, – она выкинула руку вперед, показывая Дарене кукиш. – В монастырь запрут, да еще и кричать станут – самое место, грехи матери-распутницы замаливать! Дарена понимала, что Евпраксия вымещает на ней гнев на ушкуйника, пробрать которого старой ведьме оказалось не по зубам, а вот прокусить беззащитную сироту вполне. «Короба, что княгиня сулила чужаку – это же приданое, оставленное мне отцом!» Дарена была тогда очень мала, но почему-то запомнила малахитовую змейку, карабкающуюся вверх по кованому боку. Забавно было. Теперь это все достанется ватаману, и саму ее, Дарену, княгиня хотела ему пристроить, убив одной стрелой двух селезней: и с находниками расплатиться, и вроде как приданое за падчерицу отдать. Только все пошло не по ее. – В монастырь? Так согласна я, не отпираюсь, только приданое свое на монастырский вклад заберу, за помин души князя Глеба молиться стану, – дерзко вымолвила Дарена, указывая на короба и собирая в кулак всю волю.