– Есть немножко, – ухмыльнулся я, ожидая продолжения. – Послушай моего совета, уезжай отсюда. Он поднёс кулак ко рту, собираясь с мыслями, чтобы через пару секунд удивить меня окончательно: – Злые духи побежали по тайге после удара этого чудовища с небес. По всей тайге и во все стороны. Что я должен был сказать в ответ, и что сказали бы вы? Ну, потому и выдал: – Злые духи? Это те, что из Нижнего мира? – Из какого именно? – теперь уже и он усмехнулся. – Скажи, Никита, что ты знаешь об истории Эвенкии и о нас, тунгусах, как раньше называли мой народ? – Почти ничего, – вынужден был признаться я, понимая, что сейчас врать не нужно. – А ведь учился в институте. Вот ведь как интересно сейчас учат людей! Историю родной страны не преподают, зато много рассказывают об экономике и жизни других стран, что никогда не пригодится. У нас семислойная Вселенная, Никита. В Нижнем и в Верхнем мирах по три слоя, и везде свой Пантеон… Всё гораздо сложней, чем у вас, христиан, с вашим Богом, которого вы ошибочно считаете единственным. – А какой же он? – не имея времени на обдумывание уже услышанного, я мог лишь инстинктивно поддерживать разговор. Пётр ткнул указательным пальцев в просторный нагрудный карман выцветшей анораки и продолжил: – Для всех зверей, рыб и птиц я – единственный Бог. Могу сделать с ними и с их миром всё, что захочу. Я их съедаю. А ваш Бог питается вами, вбирая людей в себя после вашей смерти. Это и есть бессмертие, хотя вы навыдумывали вокруг простого естественного процесса очень много лишнего. Он жив вами. Но этот Бог – хозяин лишь одной Вселенной. Над ним должны быть Смотрящие, Боги другого уровня, которые… – Питаются уже ими? – подсказал я дико звучащий вывод. – Однако высшая школа полезна при любом результате обучения, – довольно кивнул удивительный эвенк. – Так оно и есть. Потому что всё бесконечно, и все человеческие слова могут обозначать только нечто конечное, за исключением слова Бесконечность. Вы же пока можете как-то осознавать только первый из верхних миров. Но сейчас всё это неважно, беда надвигается. Тебе ничего не говорили в посёлке о странных происшествиях? Журчала вокруг вода, в ямах притихли таймени, ветер выключили, и небо расчистилось. Я стоял посреди дикой реки, беседуя о каких-то непостижимых знаниях с более чем странным человеком, обсуждая не тонкости охоты и рыбалки, что было бы вполне естественным, а каких-то непонятных существ! Слушал и натурально обалдевал. Это была та самая ситуация, когда ты, испытывая дурацкое, в данном случае, чувство вежливости, внимаешь бредням не совсем нормального человека. И постоянно думаешь: «Что ты несёшь, уважаемый, и почему я всё это, мать твою так, должен выслушивать?» А прервать нельзя. – Сарсембаев рассказывал, совсем недавно, встретились на реке… – Ильяс мужчина умный, однако слишком горячий, это порой мешает ему заглядывать глубоко, – с сожалением покачал головой таёжный охотник. – Духи побежали по тайге. Они доберутся до самых дальних мест планеты, правда, там их будет гораздо меньше, как ты понимаешь. – Рассеивание? – Конечно. Всё произойдёт так же, как в прошлый раз и во все предыдущие. Но это не наши духи, точнее, далеко не все из них являются нашими. И никто не знает, какие именно побежали и побегут в этот раз. Обалдеть! До невозможности странно и даже жутковато складывается этот удачный, как мне казалось с раннего утра, день! Все вокруг словно сговорились с целью основательно меня напугать: пропавший невесть куда весельчак Дима Новиков, отдохнувший бодряк Ильяс Сарсембаев, который, как я теперь понимаю, и сам был встревожен… А теперь к ним присоединился ещё и основательный, как прибрежные скалы, Пётр, очевидно имеющий свои объяснения и теории. Теории чего? Объясняющие что? И что тут, чёрт возьми, происходит? – Знаешь, какая у меня фамилия? – неожиданно спросил он и сам же ответил: – Полигус. Пётр Полигус. Тебе она пока ни о чём не говорит, но ты, когда будешь в посёлке, возьми в клубной библиотеке книги об истории Эвенкии, они там есть. Знаю точно, сам когда-то занимался комплектацией… Фёдор Полигус из рода Купогир – мой предок. Пожалуй, это самый знаменитый эвенкийский шаман. О его мистической силе ходили легенды, зачастую люди его просто боялись, и не только тунгусы, но и якуты, кето и лесные ненцы. Он исходил много мест по нашим рекам, приобрел много сведений, хорошо говорил по-русски и девять лет служил князем Нижнечунского рода. Общался на Подкаменной Тунгуске с исследователем этих мест этнографом Макаренко… А главное, он был свидетелем падения Тунгусского метеорита. И позже в своём роду рассказывал некоторым людям то, что другим было рассказывать запрещено. Так вот, по его словам, злые духи побежали и тогда. Я не знаю, как и кого из них могли называть вы, русские. Может, лешими, а может, водяными. И поначалу их было очень много. А потом… – Рассеялись… – пробормотал я. – А почему ты говоришь, что эти духи чужие? В стороне плеснул хвост крупной рыбины, которой были глубоко до лампочки все проблемы высших существ, живущих на суше. Пусть хоть курс биткойна катастрофически упадёт, хоть Тунгусский метеорит. – Наших в таком количестве может выгнать только большая сила, такая, как Дябдар, например. Гигантский змей, который участвовал в сотворении мира вместе с мамонтом Сэли, осушая землю и пролагая своим туловищем русла рек. Наши духи заняты своей обычной работой, им некогда всем сразу выскакивать наверх. А кто бездельничает? Разве что группа мелких духов, населяющих тайгу, горы, ручьи и каменные россыпи. Это арэнки, существенного вреда они, вероятней всего, причинить не смогут. Могут светиться, как двигающиеся болотные огни, фосфоресцировать. В тайге арэнки иногда пугают человека шумом, свистом. Порой балуются, бросаясь мелкими камешками или сучьями. Многие из непонятных шумов и движений в тайге старики приписывают им. Иногда арэнки пытаются подойти ближе к человеку, но достаточно пальнуть в воздух, чтобы их отогнать. Если людей много, то арэнки почти не показываются. Безвредные, в общем-то. Реальный мир вокруг меня сомкнулся с мистическим. В какой-то момент разговора я почти смиренно принял это, чего никогда не сделал бы в тесном городе, и словно бы успокоился. Беседа как беседа. Таёжная жуть, бывает. – Значит, возможно пополнение местными силами? – с вырвавшимся ехидством и злостью на себя спросил я, поняв, что рука моя застыла на замке-молнии кофра со спиннингами, так и не открыв его. – Что ты сказал? – слабо улыбнулся Пётр, поглаживая древко весла, на которое он опирался. – Пожалуй, так оно и есть, пополнение. Хуже, если на охоту выйдут боны или ибага, что происходят от мёртвых людей, их даже спутать можно издали. Волосатые, нижней челюсти нет… Живые неживые. – Что-то типа зомби? – спросил я осторожно. – Считай, как хочешь. Но главное всё же – чужие духи. Их нет в наших пантеонах, но они остаются в сказаниях непонятным существом, как одноногие и одноглазые чюлюгдеи или баруси у нганасан. О них ты тоже не слыхал? Зайди в библиотеку, Никита, почитай. А потом уезжай. – Хитро закручено. Серьёзный совет. А ты? Тоже серьёзно, тоже уйдёшь? – Мне нельзя уходить. Я эвенк из рода Купогиров, – сказал он, не обратив внимания на мою насмешку. – Если мы уйдём один раз, оставив свои земли нечисти, то обратно уже не вернёмся. В прошлый раз эвенки не ушли, они просто укрылись. Потому так долго и не было никаких экспедиций к месту падения метеорита, русские люди не могли найти проводников, да и рассказывать им не хотели. – Стоп! Извини… По твоей теории получается, что каждый раз после падения метеорита начинается такое нашествие? То есть в случае с Челябинским метеоритом там должны быть отмечены всплески появлений… – Да понятия не имею! – как-то очень по-русски прервал он меня громким голосом. – На Урале свои «полигусы» есть, их и спрашивайте. Всё, Никита, поехал я. А ты всё-таки послушай моего совета. Спрячь упрямство, гордость и веру в силу радиостанций с вертолётами, не поможет это. Книгу возьми в руки, книгу! Он уже устроился в долблёнке, сидя прямо и ровно, как статуя, затем с силой оттолкнулся ногами в мягких ичигах от мокрого камня… – Подожди! Пётр! А ты сам видел? Сам! Уже видел этих чужих? Эвенк медленно повернул ко мне большую голову с длинными чёрными волосами, перехваченными плетёной тесьмой, и тяжело выдохнул одно слово: – Да. Весло без всплеска ушло в воду, руки умело двинули его вдоль борта, и обласок полетел вперёд легко и свободно, несмотря на полтора центнера груза. Словно действительно ушёл под мотором. Глава седьмая Первый пошёл Место здесь для рыбалки отличное, проверенное. К сожалению, его координаты, как выяснилось, известны не только местным, но и некоторым толстопузикам. Сдал кто-то. Прошлой осенью, почти в самом начале своего отшельничества, во время первой же рыбалки я увидел бесхозную китайскую сеть, полную мёртвой рыбы – небывальщина для Таймуры, – в которую попалась ещё и… утка! Утки здесь всегда много, в сезон я бил её прямо с илимки, этот процесс имеет свои особенности и правила. При стрельбе с лодки в положении стоя нужно широко расставлять ноги. Нельзя стрелять в птицу, летящую над головой, чтобы отдача не вынесла стрелка за борт. А вот на лёгких плавсредствах типа веток, берестянок и байдарок лучше стоя не стрелять вообще, особенно в направлении поперек оси лодки. Утку освободил, сеть снял, а поднявшись выше по течению, заметил на берегу две цветастые шатровые палатки. Это была временная база заброшенных вертушкой тостопузиков. Пили они, судя по увиденному в бинокль, страшно, тут уже не до рыбалки. Поставили сеть и забыли, сволочи. Натуральное вредительство. Такое здесь не прощается, поэтому я без зазрения совести в тот же день сообщил о происшествии участковому, который выехал на место с поселковой братвой и лагерь хлопнул. Конечно, сейчас в тайге уже нет тех былых, выверенных столетиями порядков взаимоотношений людей как с природой, так и между собой, время дикого капитализма наложило на здешние нравы свой негативный отпечаток. Многие теперь живут в тайге лишь сиюминутным шкурным интересом. Однако кое-что всё-таки осталось. После исчезновения эвенка я, стараясь быстрей обрести былое спокойствие, решил покидать спиннинг рядом с лодкой и неожиданно для себя поймал хорошего ленка, которого, конечно же, взял трофеем. И началось! Ленок клевал как бешеный, на время заставив меня забыть о тайменях, я решил, что никуда они из своих любимых ям не уйдут. Затем попалась приличного размера щука, какого-то чёрта вышедшая из травы к стремнине. Её я выпустил с наказом больше не лезть под горячую руку. Хотя никакой горячей руки на самом деле не было. План по ленку быстро выполнялся, обещая сэкономить время рыбалки, однако я совершенно не чувствовал ожидаемого азарта и законной рыбацкой радости. Её место заняло растущее раздражение и даже злость. Что вокруг происходит, чёрт возьми? Выслушав более чем странные рассказы Петра и Ильяса, я настолько растерялся, что даже не представлял, с какого конца начинать думать. Конечно, отправляясь в глухомань, я был готов к некой мистике места и разговоров о ней, здесь без этого никак. Легко быть атеистом в бетонных городских джунглях, но тайга диктует свои правила. Здесь чтут приметы, местные легенды и мифы, без усмешки воспринимают разговоры о таинственном и не дают смеяться другим. А когда поживешь в подобном уголке хотя бы пару недель в одиночку, то начинаешь и сам соблюдать некие правила, обычаи, принимаешь локальные мистические допуски – вне зависимости от того, над чем ты так смело насмехался в аэропорту в ответ на приколы друзей, провожающих тебя в дальний путь. И началось всё с таинственного нападения на сотрудников СБ золотодобывающей артели. Я трижды обдумал всё, чему оказался невольным свидетелем, и ныне был твёрдо уверен: такое страшное рассечение человек не мог нанести. Да и любой здешний хищник не мог, нет таких чудовищ в эвенкийской тайге. Даже если рассуждать о том, что столь искусно умудрился взрезать жертву какой-то медведь-мутант… Почуяв кровь, косолапый не стал бы на том останавливаться! Скорей всего, он уволок бы вскрытое тело в какую-нибудь яму для созревания, они это кошмарное дело практикуют… И уж во всяком случае медведь непременно должен был обшарить открытую машину в поисках чего-нибудь съестного. В этом инциденте неизвестное чудовище молниеносно полоснуло человека, словно серпом, и на том нападение закончилось, труп остался на месте. Но зачем тогда оно вообще нападало, с какой целью? Казалось бы, истории, услышанные из уст соседей по территории, ясно подсказывали решение загадки: это дело рук и зубов мифических злых духов, вырвавшихся на свободу после всей этой гадской космогонии! Но я был абсолютно не готов такую дикую подсказку принять. Одно дело мистика суеверий за беседой у костра, другое дело – чистая фантастика на деле. Во всяком случае, пока не готов. Интересно, что скажет Ильяс с Димой Новиковым, если я донесу им послание сумрачного эвенка? Точно! А Сарсембаев-то и не знает! Срочно рассказать! Меня предупредили, а я должен предупредить друзей. Надо собраться вместе и всю эту метафизическую лабуду обсудить. Может, даже за чаркой. Произнесённые вслух решительные слова помогли собраться, прекратить действовать механистически, раз за разом взмахивая спиннингом, и принять нужные сейчас решения. Прекратив таскать серебристых ленков, счёт которым был уже потерян, я быстро переключился на другую цель. В течение получаса из ям были вытащены два больших тайменя, и, хотя план формально был ещё не выполнен, я начал сматывать удочки. Ничего не радовало, и всё злило. Эта река, неожиданно потерявшая всю свою прелесть, это низкое свинцовое небо над головой, прохладный ветер и холодная вода – всё стало раздражающим фактором, в гробу я видел такую рыбалку! Мне что, настолько нужна лично выловленная рыба? Да ничуть! Я легко могу заказать спецборт, и сюда притащат что душе угодно, любые деликатесы! – Трахома! – бросил я в сердцах, вспомнив редкое словечко, которое для выражения негативных эмоций использовал герой одной из прочитанных мной книг. Так, завязывай, Никитос, не задалась рыбалка. Не твой день. Оттолкнувшись от камней и не забыв забрать такие полезные рога, я запустил двигатель, бросив напоследок неизвестно кому: – Да пошли вы все к лешему. Обратный путь всегда короче, тем более когда идёшь вниз по течению. Сейчас мне хотелось одного: как можно быстрей оказаться внутри своей надёжной и уютной крепости на маленькой скале, проверить крепостную артиллерию, поднять ворота над рвом, после чего облегчённо выдохнуть, выталкивая из себя нервозность – дома! Интуитивно удерживая илимку на середине реки, я размышлял, что зимой в тайге всё-таки спокойней, причём даже ночью. Медведи спят в своих берлогах, листвы нет, подлесок почти не мешает обзору, а отраженные от чистейшего белого снега солнечные лучи пробивают всё вокруг. И слышимость зимой особая – каждый шаг, каждый хруст сразу улавливается в морозной лесной тишине. Зачем я сам себя обманываю? Зимой своя мистика, свои страхи, которые порой тоже накатывают на одинокого человека, пусть и слабей, чем, например, осенью.