– Ничего себе! – удивилась женщина. – Ведь помнят! – Похоже на то… Сейчас приехал со Стёпкой, дело есть. Ильяс Сарсембаев помочь просит, ему дальнюю избу поправить нужно. Сам не справится. – Степана с собой возьмёшь? – Нет, не возьму, – я отрицательно качнул головой. – Боюсь очень. И в зимовье одного ни за что не оставлю, пусть лучше здесь сидит, в квартире. Что я родителям скажу, случись беда? – Кстати, как они твоё предложение… – Насторожились, конечно, – быстро ответил я. – Ещё бы! Звонит незнакомый дядька, предлагает забрать их чадо себе на передержку. – Слово-то какое выбрал… – скривилась Юлия. – Да? Какое надо? Ну, хорошо, на присмотр. Я же грамотно сделал, рассказал, какие тут расклады, мол, ребёнок один болтается. Безнадзорно, всё может случиться. А разговор разбил на две части, предложил переварить, подумать часика два. Сам сходил со Степаном, посмотрел избу эту древнюю, в которой он с бабкой жил… Что сказать, ужас. Колонка чёрт знает где, печь разваливается, дров почти нет. Электропроводка такая, что свет лучше не включать. Продуктов нет, готовить не на чём. Потом устроил второй сеанс связи вместе с Сидором Поликарповичем и с Песеговым. Глава первым начал говорить, представил меня, охарактеризовал, как морально устойчивую личность с высокой степенью ответственности, я потом с него грамоту потребовал, чтобы в рамочку вставить. – Они и согласились, – понимающе подытожила Мифтахова. – А уж Песегов как был рад! – улыбнулся я, ощупывая пальцами резные узоры Гусь-хрустальной рюмки. – Ещё бы! Спихнул с себя ответственность за ребёнка, чёрт толстопузый, и доволен. Чем занимается-то? – Стёпка-то? – понял я. – С трансивером возится, осваивает. Утром к радисту убежал в администрацию, обучается радиоделу. Мы на крыше двухэтажки хорошую антенну поставили, теперь будет устойчивая связь на большой дальности. Так что станет дежурным на квартирной радиоточке, некогда болтаться. Она с минуту помолчала, думая о чём-то своём, а потом подхватилась: – Ой! А чего ж ты не пьёшь? Ещё водочки? Хорошая марка, проверенная, не больная. – Спасибо, Юль, мне уже хватит. Такую вкуснятину спиртным запивать – только рецепторы отвлекать от прекрасного. – Совсем ты уже у нас освоился, – неожиданно сказала она тихо. – Настоящим крестовцем стал, корневым. Надёжным, своим. А говорили – куркуль приехал столичный, будет тут через губу с нами разговаривать, пока не получит по морде и не убежит обратно в Москву. И знаешь, спасибо тебе за Стёпку. Хорошо ты поступил. – Ну, всё! Захвалила, хоть красней. Тебе спасибо, родная, за такой обед, пойду. Ещё Сомова найти нужно, хотим с собой взять. Мы легко и коротко обнялись, и я, сытый и тяжёлый, вывалился на улицу. После такого роскошного позднего обеда настроение стало меняться радикально. Яркое солнце уходящего лета, насыщенное голубым небо без единого облачка, лёгкий ветерок, отгоняющий мошкару – редкое в последнее время удовольствие, надо ему соответствовать и пользоваться этим даром погоды. Решив сходить к реке, я поменял маршрут и неторопливо зашагал в сторону дебаркадера, попутно поглядывая на небеса. Куртка осталась дома, на мне была футболка, джинсы и вполне естественно выглядевший сейчас ремень с двумя кобурами. Все ходят по посёлку с оружием. Участковый уже видел меня в таком прикиде, не сказав ни слова, поступив так же, как шериф в ковбойском Техасе, увидевший на горожанине пояс с новыми револьверами. Какое ему дело, где именно человек взял новое оружие? Купил, нашёл, ухватил трофеем, какая разница? Он добропорядочный гражданин, имеет право на защиту себя и других, а опасность нападения команчей существует… Закон фронтира. Лучше бы, конечно, ещё и «зауэр» на плече носить. Неохота. И я, не без выпендрёжа, конечно, решил, что двух «токаревых» будет достаточно для усмирения прорвавшегося прыгуна. Участковый днями наладил систему патрулирования на дому. Четыре пенсионера в узловых точках постоянно сидят возле окон с ружьями наготове. Приосанились дедки, форму надели, фуражки. Старикам – важное дело, населению спокойствие. И вообще всё вокруг странным образом наладилось, отстроилось. Каменные Кресты словно отступили в другую эпоху, более дикую, но и более честную: вот ты, вот твои близкие и друзья, а там враги, их нужно безжалостно убивать, защищая обчество. И мне эта эпоха и состояние были по душе. Всем хорошо было это летнее небо, вот только… Не хватало важной детали – рашперов пересекающихся белых линий, инверсионных, как их называют, следов реактивных двигателей. Ещё пару недель назад эти белые трассы пассажирских лайнеров, многие из которых идут над Арктикой, были хорошо заметны. Плотность как внутрироссийских, так и трансконтинентальных рейсов здесь достаточно велика. Пользуясь выгодами кривизны земной поверхности, авиакомпании прокладывают маршруты с максимальной экономичностью, что на плоской карте выглядит огромными дугами. А вот на глобусе эта дуга сверху представляется прямой линией – именно так путь короче. Нет над нами лайнеров, летящих из Бостона в Пекин и из Токио в Париж, пропали. Гумоз уверяет, что дело тут вот в чём: один из американских реактивных джетов, пролетая над закрытой зоной, попал под некое внешнее воздействие и свалился в тайгу. Произошло что-то страшное, и полеты запретили. Учитывая, какая площадь была выпилена из полётных планов, финансистам авиакомпаний можно только посочувствовать. Во внешнее воздействие, связанное именно с зоной падения метеорита, я, конечно, не верю, а у Сомова хватает ума не фантазировать вслух слишком часто. Ведь если даже допустить существование гигантского Змея, который вместе с Мамонтом-основателем создал землю Эвенкии, то вряд ли он смог бы дотянуться до эшелона в одиннадцать тысяч метров, на котором идут дримлайнеры американцев. Тем не менее рашперов в атмосфере не видать. Вот и объясняй тут, как хочешь… Обычно в такой райский день на обрывистом берегу Таймуры много людей, особенно к закату, нормальная поселковая жизнь летом после работы выглядит так, променадом. Есть всё же в России места, приятные для жизни! Выходишь августовским вечером на косогор – там тепло, гуляет молодёжь и семейные пары. Проходящие с тихим шелестом моторки отражаются в почти неподвижном зеркале реки. И шикарнейший закат справа, словно небо на западе обильно полили бруснично-смородиновым соусом. И сама Таймура, и Каменные Кресты стали для меня приятным откровением. После жарких и пыльных улиц столицы, которые в дождь превращаются в слякотно-солевые ленты, после несчастной переполненной душами и телами столицы, захлёбывающейся в автомобильных потоках, с особым удовольствием смотришь на стерильно чистую зелёную северную тайгу, дикую таёжную реку и расслабленных жителей, которые, в отличие от москвичей, не являются функцией населенного пункта. Здесь главное – природа и люди, а не собственно посёлок. В Крестах почти никогда не жалуются друг другу на отсутствие денег, только в самых крайних случаях, когда человека действительно прижмёт. Не можешь купить в магазине – выстругай сам или добудь в тайге. Нужны деньги – продай добытое в заготконтору или вези в город сам. А я любуюсь на всё это глазами бывшего фиксатора урбанистического декаданса, кем и являлся, приехав сюда. Сейчас же, глядя на рабочий посёлок в глухой тайге и его обитателей, мне хочется писать приключенческие книги. Так и должно выглядеть последнее убежище нормальных мужчин, предпочитающих охоту, рыбалку и неспешную жизнь дружной общины беспрестанному заколачиванию бабла. В конце концов, тайге пофигу на наши душевные и финансовые кризисы. В своих диких урманах и тёмных падях она укрывала бегущих от суетности бытия ещё в те давние времена, когда главной проблемой таёжника был недостаток хорошего пороха, свежих красноярских и енисейских газет и чудовищная дороговизна бутылки шампанского, которое на Енисей купцы завозили Северным морским путём. Но пусть внешняя пастораль места не вводят вас в умилительные заблуждения. Этот поселок наполнен своими, особыми страстями далёкой провинции – они воистину прекрасны! И я буду рассказывать в своей новой книге обо всех сторонах такой удивительной жизни, спокойно и неторопливо: с яркими мизансценами, с характерами, бесхитростными запросами и описанием местных нравов. Надо стереть всю ту ерунду, которую я написал до сегодняшнего дня, снести начисто! Вместе с сюжетом и картонными героями! Сегодня же уничтожу все файлы. Вот только постою немного на косогоре с видом на зелёный деревянный дебаркадер… На берегу не было никого, кроме пацанёнка лет десяти в коротких полотняных штанах и выцветшей панаме-афганке. Он сидел на одной из коротких скамеек на две души, поставив наверняка сбитые локти на поцарапанные колени и подпирая кулаками вихрастую голову. Смотрел на родную Таймуру и противоположный берег. Рядом со скамьёй притулился укороченный под его рост настоящий эвенкийский лук, изготовленный по всем правилам оружейной традиции тунгусов: умело оструганное и полированное дерево, обмотки в нужных местах оленьими жилами и кожей на рыбьем клею, тугая тетива. Там же был берестяной колчан с десятком стрел. Маленький воин о чём-то мечтал. О чём именно? Смартфон у него, конечно, есть, планшет и ноутбук тоже. У него нет своей лодки «Обь» с японским подвесным мотором и двуствольного ружья. А отец на своей моторке даёт покататься только возле берега… Все у тебя будет хорошо, пацан. И всё сбудется. Ты в двух мирах жить можешь. Заметив меня, мальчишка кивнул и вежливо привстал. Мы пожали руки. – Можно присесть? – Садись, дядь Никит, чит, не просидишь места, – солидно ответил мальчишка. Подо мной, раскинувшись до горизонта, жадно накапливая перед долгой зимой живительную энергию, грелась под солнцем первозданная эвенкийская тайга. Подумалось, что когда-нибудь всё это апокалиптическое безобразие, этот захватывающий сериал, который никогда не будет снят центральными телеканалами страны, неизбежно закончится новыми проблемами и вопросами: что дальше? Год здесь просижу по инерции, ну, два… Смелый эксперимент оказался удачным. Я доказал себе и другим, что могу не просто выживать в новых для себя, совершенно непривычных условиях, а жить полноценной жизнью, создав личную систему жизнеобеспечения. Не просто адаптироваться, а натурализоваться. Столичный дауншифтер стал своим человеком, с историей и хорошей репутацией, крестовцем, с которым непременно поздоровается каждый ребёнок, и каждая встречная собака приветственно толкнёт головой в колено. Что меня ждёт в родной и горячо любимой Москве? Знакомые алгоритмы: биржи, курсы, варианты новых инвестиций, сдача помещений в аренду… Там я опять займу свою нишу, став функцией мегаполиса, его суеты и нервозности, его гонки за деньгами. А надо? Может, стоит закрепиться в Каменных Крестах? Навсегда. Ну, а что, можно выкупить у владельца ресторанчик «Макао» и сделать там что-то клубное, интересное для приезжих. Или же завести собственный плавмагазин, работая в навигацию на обе Тунгуски и реки равнинного левого берега. А можно просто жить так, как и живут енисейские старожильцы: простые в общении, но отнюдь не бесхитростные люди. Жить в трезвой реалистичности запросов и свершений. Здесь нет смысла ставить красивые дворцы, тайга всё равно будет красивей. Нет идеи копать собственный пруд – вода Таймуры всегда окажется чище. Хотя бизнес и здесь можно развернуть, толстопузиков на всех хватит, Россия ещё только открывает эти земли для туризма. После решения текущих проблем – а я верил, что это произойдет – в Каменные Кресты хлынут толпы исследователей, туристов, эзотериков, охотников на НЛО и народных лекарей… Размышления прервал неожиданно вскочивший со скамьи пацан. Подняв к глазам маленький бинокль, висевший на шее, он уставился в сторону холмов на той стороне, до которых было километров пять. Я тоже, подставив ладонь козырьком, попытался рассмотреть и увидел вдали четыре точки. – Три «восьмёрки» и один военный, – авторитетно объявил он. – Хотите посмотреть, дядя Никита? Поблагодарив, я полностью разложил почти игрушечный прибор, и всё равно было не совсем удобно. Точно! Три вертолёта Ми-8МТ и один армейский «крокодил» Ми-24 довольно низко шли в нашу сторону с юга. – Эти вертаки не через нас шли, тут не присаживались, – пояснил всезнающий разведчик. – Ванаварские, значит. Я вернул бинокль владельцу. Машины приближались быстро, их уже можно было разглядеть без оптики. «Восьмёрки» двигались плотной группой, причём среднюю машину немного колбасило, геликоптер то и дело рыскал по курсу и тангажу. «Крокодил», опустив нос к земле, летел отдельно, левее. Как они все поместятся на нашем маленьком вертодроме? Значит, сядут на футбольном поле, там, где обычно приземляются «Аннушки». Тройка оранжево-синих транспортников уже перелетела на наш берег, а вояка остался. Забрав левее, он пошёл на разворот, затем притормозил. В тот же момент у него под пилонами пыхнуло, и к тайге потянулись дымные шнуры выпущенных НУРСов – неуправляемых реактивных снарядов! Пацан что-то прокричал, но слов я не расслышал. Затем начала стрелять автоматическая пушка – на дульном срезе заплясал язычок пламени. – Штурман тварей заметил! – крикнул разведчик. Отутюжив выбранный квадрат с невидимыми нам целями, пятнистый военный вертолёт развернулся, сделав ещё один круг для контроля, и, явно довольный хорошо выполненной работой, резко повернул к посёлку, на малой скорости проходя совсем близко над косогором, обдавая лучами прожекторов и свистящей воздушной струей траву и редкие кустики. Я оглянулся – пацанёнка рядом уже не было, в доброй сотне метров быстро мелькали белые подошвы кроссовок. Двигаясь самым широким шагом, к футбольному полю я добрался быстро и сразу же увидел полный аврал и бедлам. Все вертушки беспорядочно стояли на земле, причем один из Ми-восьмых дымился, судя по всему, что-то с двигателем. Народу здесь было уже много, хотя поселковые зеваки ещё не подтянулись. Рядом с вертушками замер ЗИЛ-131 с зелёным тентом и красным крестом на нём. Рядом вместе с приезжими медиками суетился весь личный состав поселкового ФАП. Глава поселения то ли спорил о чем-то, то ли ругался с экипажем неисправного или подбитого вертолёта. Люди одновременно кричали и размахивали руками. Видя всю эту нервозность, близко к технике я подходить не стал, предпочитая наблюдать со стороны. Даже представить не могу, о чём именно мог быть спор. Насчёт экстренной заправки? О починке? Да не, это же регламентные работы… Выгрузка с прибывших бортов шла полным ходом. Группа здоровых бойцов непонятной принадлежности, которых было немного, быстро вытаскивала и укладывала на траву раненых – вот этих хватало! На моих глазах развивался промежуточный этап серьёзной спасательной операции. Было и трагическое: вертушки привезли трупы. «Двухсотых» санитары и бойцы относили в сторону, укладывая в ряд прямо на землю. Без носилок, которых не хватало. Какая-то медичка, нагибаясь, методично осматривала тела и накрывала их простынями. Кошмар! Стало ясно, что в центре зоны произошло что-то катастрофическое. Крестовские медики работали в обычных белых халатах, приезжие – в костюмах биологической защиты. Экипажи вертолётов не позволяли местным приближаться, опасаясь карантинных санкций впоследствии. Что за дурь, кто вообще выдумал во всей этой истории биологическую составляющую? Я подошёл чуть ближе к группе раненых, но тут же был зло послан лесом каким-то летуном, проходящим мимо с огнетушителем. Народ, выгрузившийся из вертушек, судя по экипировке и поведению, был самый разный, от спецназовцев до представителей науки. Тем временем к полю начали подтягиваться поселковые, бардака стало ещё больше. Люди, невзирая на запреты, сами подходили к раненым с водой и одеялами. – Не обращай внимания и не бери в голову, сейчас все злые, как собаки, – послышался сбоку хриплый голос. – У тебя вода есть? – Сейчас, – я торопливо вытащил рацию. Пш-ш… – Степан, ты дома? Получив подтверждение, распорядился: – Бери машину, три пятилитровых бутыля с водой, они на кухне, и кружку. Без вопросов! Дуй на футбольное поле, молнией! И ружьё свое не забудь. – Сколько твоему? – спросил раненый, мужчина в «цифре» и в разгрузочной системе с разнообразной обвеской. Только сейчас я отметил, что на голове бойца сидит неумело намотанная чалма с бурыми пятнами, а висящая на матерчатой петле левая рука перебинтована от плеча до кончиков пальцев.