Демченко удовлетворенно кивнула и пригласила их в комнату. Осторожно, медленным плавным движением, опустилась на диван, повернулась, пристраивая ногу в горизонтальном положении, царственным жестом указала гостям на кресло и диванную оттоманку. – Вы сказали, что хотите написать о Евгении Петровиче. Что вас интересует? – Всё! – тут же выпалил Петя. – Каким он был человеком, каким был следователем, как погиб. Вы работали в следственном отделе прокуратуры одновременно с ним, поэтому мы и пришли к вам. – Почему именно ко мне? У нас было много сотрудников. – Но не все живы. Все-таки прошло очень много лет. А из тех, кто еще жив, не все… – Петя замялся, подыскивая деликатные слова. – Не все в здравом уме, вы хотите сказать? – усмехнулась Демченко. – Скорее, в твердой памяти. Но вы правы, конечно. Мне приходится рассчитывать только на тех, кто в восьмидесятом году был совсем молодым. – Ясно. О том, что мы с Евгением Петровичем собирались пожениться, вам уже доложили, как я понимаю? – Да, мне говорили, но я подумал, что это могут быть досужие сплетни. Спасибо, что сами подтвердили. «А она довольно прямолинейна, – одобрительно подумала Карина, рассеянно обводя глазами комнату. – Это хорошо. Значит, не будет скрытничать и все быстро расскажет». Мебель в комнате была одновременно и новая, и какая-то старая. Точнее, старомодная. Вот видно же, что изготовлена недавно и из хороших современных материалов, но впечатление такое, что дизайнер специально взял за образцы то, что имелось в советских квартирах далеких доперестроечных времен. Мебельная стенка… Да кто сейчас ставит в своих жилищах стенки? Или взять светильники: в люстре и в бра над диваном стоят энергосберегающие лампочки-«свечки», о таких в советские времена и не слыхивали, но форма плафонов в точности такая, какую Карина видела в раннем детстве у себя дома. Она хорошо помнила квартиру бабушки с дедом: там все было так же, как здесь. Вроде уже и середина «нулевых», у всех стеклопакеты, точечные светильники, мебель из каталогов, а «деды», как их называли родители девочки, упорно отказывались что-то менять в своих хоромах: «Мы только в восемьдесят девятом ремонт делали, мебель новую покупали, у нас все чистенько, обои не отваливаются, ничего не поломалось, незачем деньги тратить». – Кто вам сказал про меня и Евгения Петровича? С кем еще вы говорили? – С Валентином, его сыном. Он и рассказал, что отец ушел из дома и собирался разводиться, чтобы вступить в брак с вами. Собственно, именно поэтому я и не был полностью уверен: парень был маленьким и мог принять пересказ сплетен за чистую монету. Значит, он не ошибался и ничего не напутал? «Ага, напутал, как же, – ехидно сказала себе Карина. – Напутаешь тут, если мать изо дня в день твердит, что папка был негодяем и собирался их бросить, а бывший мужик папкиной шлюхи с ним и разобрался, как положено. Петя об этом забыл, что ли? Сам же мне пересказывал! Или это он так ловко врет? Надо же, никогда бы не подумала, что он умеет. Даже не смущается». – А с его матерью, вдовой Евгения Петровича, вы говорили? – продолжала допытываться Галина. – К сожалению, она скончалась. – Да уж… К сожалению… По лицу Демченко на мгновение промелькнуло хищное выражение, но тут же исчезло, сменившись светлой и чуть печальной улыбкой. – Мне было двадцать четыре, когда я пришла на работу в прокуратуру и познакомилась с Женей Садковым. Он был почти на двадцать лет старше, но мы оба сразу поняли, что созданы друг для друга. Он – старший следователь по особо важным делам, я – машинистка в секретариате, но для нас это не имело значения. Мы любили друг друга, по-настоящему любили. Жить и дышать не могли друг без друга, понимаете? Женя не хотел разрушать семью, и мы решили, что дождемся, пока его сын подрастет, хотя бы школу окончит. Всего шесть лет оставалось. Два года встречались тайком, потом я забеременела, и Женя понял, что нужно что-то решать. «Интересно, а чего ж ты молчишь о том, что у Садкова родился второй ребенок? – неприязненно подумала Карина. – Может, ты не такая уж прямолинейная, как мне показалось вначале?» Телефон в ее рюкзачке издал короткий звук: пришло сообщение. Карина расстегнула кармашек, посмотрела: от Петиной мамы. «У вас все в порядке? Петя недоступен, я волнуюсь». Она собралась было отстучать короткий успокаивающий ответ, но поймала на себе неодобрительный взгляд Галины Викторовны и поспешно спрятала телефон в карман толстовки. Ох уж это поколение тех, кто воспитывался в эпоху, когда не было мобильников! Никак они не смирятся с тем, что люди привыкли быть постоянно на связи, сразу получать информацию и сразу реагировать на нее. Или вот взять для примера Петину маму: вроде не старая еще, шестидесяти нет, а не может взять в толк, что, если «абонент недоступен» или просто не отвечает, это вообще ни разу не признак катастрофы. Мало ли чем человек может быть занят! Идет по улице, едет в метро, не слышит звонка из-за шума, находится у врача, на переговорах, да в туалете сидит, в конце-то концов! Уж не говоря о том, что у человека может быть отвратительное настроение и он просто не хочет ни с кем общаться. Так нет: как только не ответишь на звонок – сразу паника. – Женя ушел ко мне, – продолжала тем временем Демченко, – но для развода были препятствия. Дело в том, что у них родился ребенок, и надо было ждать, пока ему не исполнится год. Иначе развода суд не давал. Несколько месяцев мы прожили в абсолютном счастье, а потом… Потом это случилось. Демченко судорожно сглотнула и сделала глубокий вдох. Петя зачем-то принялся листать свой блокнот, и Карина подумала, что он ищет какие-то сведения для формулирования следующих вопросов. Каких следующих?! Он же не спросил самого главного! Сын Садкова сказал, что его отца убил бывший любовник Галины. Значит, нужно дожимать ее насчет личной жизни. – Вы сказали, что встречались с Евгением Петровичем в течение двух лет, – заговорила Карина. – Да, так и было. – Значит, когда жена Садкова забеременела, вы с ее мужем уже были вместе? Демченко молча пристально смотрела на нее и ничего не отвечала. Потом сухо произнесла: – Вы хорошо считаете. В школе по арифметике была пятерка? Карина пропустила колкость мимо ушей, а удивленный и предостерегающий взгляд Петра – мимо внимания. – Галина Викторовна, а вас это не смутило? Или, возможно, вы сами тоже в тот период поддерживали отношения с кем-то другим? В комнате повисла могильная тишина. Карина вдруг поняла, что сделала непростительную, просто ужасающую глупость. Куда она полезла? Зачем? Возомнила себя великим следователем, имеющим право задавать такие вопросы! Она что, с ума сошла? Она все испортила. Вот дура! Петя опытный интервьюер, он вовремя понял, как и о чем нужно разговаривать, чтобы собеседник не взбрыкнул и оставался доброжелательным. Брать интервью – это отдельное ремесло, а не просто «спросил – выслушал ответ и записал». С чего она взяла, что написать текст надо уметь, а собрать материал даже ребенок сможет? Самонадеянная необразованная балбеска, у которой всех талантов – только память и внимание. Карина сжалась, втянула голову в плечи и виновато посмотрела на Петра. Голос заговорившей Галины Демченко показался ей холоднее воды в проруби. – Пусть ваша помощница выйдет. При ней я не стану отвечать ни на какие вопросы. Подобная бестактность недопустима. – Простите, ради бога, – пробормотала Карина, вскочила и выскользнула в коридор, бесшумно притворив за собой дверь. Она сгорала от стыда и умирала от отчаяния. Ну надо же было натворить такого! «Отвлекись, – скомандовала себе девушка. – Ты уже все сделала, что могла. Ситуацию не переиграть. Потом еще раз извинишься перед Галиной Викторовной, попросишь прощения у Пети. Исправить положение ты уже не можешь, так что остается только каяться. Или все-таки еще можно что-то сделать? Успокойся, отвлекись, напиши ответ Петиной маме. И подумай». Карина немного отдышалась, вытерла кулаком злые слезы, закипевшие в глазах от негодования на саму себя, осмотрелась. Кроме входной двери – еще четыре двери. Скорее всего, туалет, ванная, кухня и вторая комната. Сделала на цыпочках пару шагов, толкнула одну дверь, оказалось – ванная. Ополоснула холодной водой глаза и продолжила изыскания. На кухне порядок, но чистота сомнительная, пол хорошо бы вымыть. Понятно, что хозяйке сейчас невозможно мыть полы, так что отнесемся с пониманием. А здесь что? Вторая комната, совсем небольшая. Спальня. Комод. Книжные полки числом четыре. На трех стоят книги, на четвертой какие-то папки и бумаги. Или не бумаги? Больше похоже на сложенные стопками фотографии. Она воровато оглянулась, потом сообразила, что, если бы Галина Викторовна вышла из комнаты, было бы слышно, все-таки костыль – это не мягкий тапочек, бесшумно не пройдешь, особенно по паркету. Решительно сдвинула одно из стекол и вытащила первую попавшуюся пачку. Увиденное ее ошеломило. Карина даже не сразу поверила своим глазам. Все фотографии были однотипными, массовыми, с какого-то мероприятия, черно-белыми. Всего их было около тридцати, при этом шесть верхних имели разительные отличия от остальных: на каждой из них зияли дыры. На двух – по три отверстия, на четырех – по два. Другие снимки были целыми, неповрежденными. Она положила пачку на место, вытащила другую. Те же фотографии с того же мероприятия. Целехонькие. Через пару минут Карина медленно вышла из комнаты и устроилась на кухне. * * * Петр Кравченко Выговор по поводу Карины пришлось терпеливо выслушать не перебивая. Кивать и делать удрученное лицо. А что тут скажешь? Демченко права, Карина поступила непозволительно по отношению к нему, Петру, и бестактно по отношению к Галине Викторовне. – И вообще, я не понимаю, чем вызваны такие вопросы со стороны вашей помощницы, – сердито сказала Галина. – Вы хотите написать об убийстве Жени или об аморалке в моей жизни? Если второе, то милости прошу – дверь найдете сами. – Видите ли, сын Евгения Петровича уверен, что его отца убили из ревности, и убил его тот, кто бы к вам неравнодушен, – осторожно ответил Петр. Взгляд Галины Викторовны был полон такого изумления, что Петр сразу поверил: она слышит об этом впервые. – Кто был ко мне неравнодушен? Этот сопляк? Этот недочеловек? Да я его видела полтора раза за всю жизнь. Вам, наверное, сказали, что он поджидал меня возле прокуратуры? Да, поджидал, и не один раз, его многие там видели, и что с того? Я с ним даже разговаривать не стала. Так. Вот это уже интересно. Ничего не складывается, ничего друг другу не соответствует. Значит, какой-то поклонник у молоденькой красавицы Галочки из секретариата все-таки был. А старая зануда Николай Андреевич все никак не доберется до главного. Хотя, если уж совсем честно, все эти подробности о жизни милиции в брежневские времена Петру безумно любопытны. Пусть Губанов тянет резину, сколько захочет, куда торопиться-то? Петр Кравченко сам себе хозяин, им с Кариной отлично живется в Москве, в родную Тюмень отчего-то совсем не тянет, а работать в нынешнее время можно из любой точки земного шара. – Но тем не менее вдова Евгения Петровича была абсолютно убеждена в том, что ее мужа убили именно из ревности. И детям она говорила то же самое. – Глупости, – отрезала Демченко. – Все было совершенно не так. Для чего слушать бредни Валентина, который в то время был несмышленышем, когда можно запросить в архиве Мосгорсуда уголовное дело и прочитать? – В том-то и дело, что у меня пока не получается пробиться в архив, – признался Петр. – Это оказалось неожиданно сложной затеей для человека без связей. Я ведь не москвич, приехал из Тюмени для сбора материала, в столице мало кого знаю. – Но меня-то вы нашли, – проницательно заметила Галина Викторовна. – Значит, какие-то связи есть. – Очень скромные, очень. На Мосгорсуд их не хватает. Петр постарался улыбнуться как можно приветливее, радуясь, что после выходки Карины женщина хоть о чем-то заговорила, а не закрылась в полном молчании. – И каковы же ваши связи? – поинтересовалась она уже почти совсем дружелюбно. – С кем вы говорили о Жене? Кого расспрашивали? – Ну, вот сына его, Валентина Евгеньевича. – А еще? – Еще разговаривал с Губановым Николаем Андреевичем из Главного управления кадров МВД, но он почти ничего… Петр не успел договорить. Лицо Демченко застыло, превратившись в уродливую гипсовую маску. – С кем? – очень тихо и очень медленно произнесла она. – С Губановым? – Да. – Не произносите эту фамилию в моем доме, – процедила она сквозь зубы. – Разговор окончен. Больше я не скажу ни слова. Идите к своему этому… Развешивайте уши и слушайте, что он вам в них нальет. Губанов… Надо же… Она сделала паузу и вдруг громко и почти визгливо крикнула: – Вон отсюда!