— Ты спрашиваешь таким тоном, словно мне забили стрелку на помойке. — Что именно он коллекционирует? — Понятия не имею. Какие-то арт-объекты, которые кажутся ему стоящими. — И тебя нисколько не смущает, что он готов платить баснословные сотни тысяч за подретушированные рожи людских отбросов? Что он за человек? — В субботу узнаю. — Ты себя вообще слышишь?! Тон, которым он ей ответил, устраивал его еще меньше, чем интонации Мадлен. — Что тебя так беспокоит? — Ты же человек-рентген, ты обожаешь всех и вся просвечивать насквозь. — Не понимаю. — Я тебя не узнаю! Ты вечно с жуткой скрупулезностью разглядываешь людей и явления на предмет малейших несостыковок. Но почему-то в этой истории, где несостыковка на несостыковке, тебя ничто не настораживает! — Пока что мне просто интересно, с кем я имею дело. Послушаю, что расскажет сам Йикинстил. — Логично, — произнесла она таким тоном, что было очевидно: с ее точки зрения, логикой и не пахнет. Затем она спросила: — Почему у него такое дурацкое имя? — Йикинстил? Голландец, наверное. Она усмехнулась. — По-моему, это имя какого-то чудища из детской страшилки. Глава 29 Среди пропавших без вести Мадлен готовила на ужин пасту с креветками, а Гурни листал в подвале старые выпуски «Санди Таймс», припасенные для садовых нужд: какая-то из подруг Мадлен рассказала, что можно на грядках перекладывать слои удобрения газетами. Он надеялся найти выпуск, где была та развратная реклама с Джиллиан: там должны были значиться агентство и имя фотографа. Он уже собирался позвонить Эштону, чтобы уточнить, не помнит ли он их сам, когда обнаружил то, что искал. Фотография, по иронии, оказалась в выпуске, датированном днем смерти Джиллиан. «Агентство „Карнала“, фото Алессандро». Гурни хотел переписать данные, но потом взял журнал наверх и положил на стол, где Мадлен уже расставляла тарелки. Помимо обозначения авторских прав на фотографии была еще одна строчка мелким, изящно небрежным шрифтом: «Уникальные дизайнерские ансамбли от $100,000». — Что это? — с неприязнью спросила Мадлен. — Реклама неадекватно дорогих шмоток. А также фотография жертвы. — Жертвы?.. — Джиллиан Перри. — Той самой невесты? — Той самой. Мадлен присмотрелась к снимку, на этот раз с любопытством. — Обе девушки — это она, — объяснил Гурни, на что Мадлен нетерпеливо кивнула, как бы имея в виду, что это очевидно. — И этим она зарабатывала на жизнь? — Пока неизвестно. Может, это единичная фотосессия, а может, она часто снималась. Когда я увидел этот снимок у Эштона на стене, я так обалдел, что забыл спросить. — У него это висит дома? Он овдовел и повесил в память о жене вот это?.. — она покачала головой. — Эштон отзывается о Джиллиан в том же ключе, что и ее мать: она была уникально умна, невозможна в общении и буквально пронизана похотью. Что интересно, все это можно сказать и о расследовании. Все, с кем приходится иметь дело, либо гении, либо психи, либо… даже не знаю, как сказать. Представь: сосед Эштона, чья жена предположительно сбежала с убийцей, проводит время с игрушечными паровозиками под наряженной елкой. Не помню, когда я в последний раз был настолько ошарашен. Или взять след убийцы — собака шла по нему ровно до мачете в лесу, а дальше след прервался. Это на первый взгляд означает, что убийца прошел до этого места, а потом вернулся тем же путем в домик. Но там негде прятаться! Каждый раз, как мне кажется, будто я наконец что-то нащупал, выясняется, что моим домыслам нет никаких осязаемых подтверждений. Вариантов масса, один круче другого, но под ними — пустота. — И какой из этого вывод? — Нужно искать улики, свидетелей, которым можно верить… А пока все, что у меня есть, — это набор историй без доказательств. И чем история любопытнее, тем сильнее искушение принять ее за рабочую версию, начать мыслить предвзято, даже не замечая, что тебя просто увлек сюжетный потенциал. Ладно, давай поужинаем. Может, после еды я наконец что-то соображу. Мадлен поставила на середину стола большую миску с паппарделле и креветками в томатно-чесночном соусе. Разложив все по тарелкам, она приправила еду базиликом, и они наконец сели ужинать. Немного насытившись, Мадлен принялась задумчиво гонять креветку вилкой по тарелке. — Как говорится, яблочко от яблони недалеко падает. — М-м-м? — У матери много общего с дочерью. — В том смысле, что обе эксцентричные? — Можно и так сказать. Мадлен еще с минуту помучила креветку, а потом спросила: — Ты уверен, что там не спрятаться? — Где «там»? — В домике. — Почему ты спрашиваешь? — Мне вспомнился какой-то старый фильм ужасов, где домовладелец прятался в специальных пустотах между стенами и наблюдал за жильцами сквозь крохотные смотровые отверстия. Зазвонил городской телефон. — Там всего три крохотные комнаты, — сказал Гурни, поднимаясь, чтобы взять трубку. Она пожала плечами: — Просто вспомнилось. Очень уж страшное было кино… Гурни шагнул в кабинет и подхватил трубку на четвертом звонке. — Детектив Гурни?.. — голос был женский и очень неуверенный. — Да. С кем я говорю? — В трубке раздалось нерешительное сопение. — Алло? — Я тут. Наверное, я зря звоню… Но я хочу вам кое-что рассказать. — Представьтесь, пожалуйста. Помедлив, голос ответил: — Саванна Листон. — Очень приятно. Чем могу помочь? — Вы знаете, кто я? — Откуда я могу вас знать? — Просто я думала, вдруг он меня упоминал… — Простите, вы о ком? — Доктор Эштон. Я его ассистентка. Одна из. — Ясно. — Вот поэтому я и звоню. То есть поэтому не надо было звонить, но… вы же частный детектив, да?