Дорога домой от Клайна пролегала через Пион, так что Гурни решил еще раз заехать в институт. Временный пропуск, выданный секретарем Клайна, обеспечил ему проход без всяких вопросов. Гурни вдохнул морозный воздух и подумал, что погода удивительно напоминает утро после убийства. Слой снега, подтаявший за предыдущие дни, снова стал внушительным. Ночной ветер, характерный для Катскильских гор, освежил и подбелил ландшафт. Гурни решил вновь пройти по маршруту убийцы, надеясь заметить в окрестностях что-нибудь, что раньше пропустил. Он прошел по подъездной дорожке, через парковку и обогнул сарай сзади, где был найден садовый стул. Он огляделся, стараясь понять, почему убийца выбрал именно это место, чтобы посидеть. Его размышления прервал звук открывающейся и захлопывающейся двери и знакомый грубый голос: — Черт побери! Надо вызвать воздушное подкрепление и на фиг сровнять это место с землей! Решив, что лучше обнаружить свое присутствие, Гурни пробрался сквозь кусты, отделявшие сарай от террасы дома. Сержант Хардвик и следователь Том Круз Блатт недружелюбно уставились на него. — Какого хрена ты тут делаешь? — спросил Хардвик. — Временно договорился с окружным прокурором. Хотел еще раз взглянуть на место убийства. Прошу прощения, если помешал. — И зачем ты рыскаешь в кустах? — Я был за сараем. Стоял на месте, где сидел убийца. — Чтобы что? — Вопрос надо ставить по-другому. Почему он там сидел? Хардвик пожал плечами: — Торчал в засаде. Или просто решил устроить перекур на своем долбаном стуле. Не знаю, может, ждал удачного момента. — Какой момент он мог считать удачным? — Да какая разница! — Мне кажется, есть разница. Зачем он ждал именно здесь? Зачем он явился настолько раньше нужного момента, что пришлось тащить с собою стул? — Может, он дожидался, пока супруги Меллери заснут. Может, сидел тут и смотрел, когда в доме погасят свет. — Кадди Меллери нам говорила, что они легли спать и выключили свет задолго до этого. А телефонный звонок, который их разбудил, определенно был от преступника, так что ему не надо было, чтобы они спали. Если бы он хотел проследить, чтобы в доме погасили свет, зачем бы он выбрал такое место, откуда не видно окон верхнего этажа? Если по уму, с этой точки дом вообще как следует не разглядишь. — Короче, к чему ты клонишь? — рявкнул Хардвик, но во взгляде его был настороженный интерес. — К тому, что либо мы имеем дело с очень умным и осторожным преступником, который приложил большие усилия, чтобы сделать нечто бессмысленное, либо мы неправильно трактуем то, что здесь произошло. Блатт, который наблюдал за разговором, как за теннисной игрой, уставился на Хардвика. Хардвик поморщился, словно проглотил что-то горькое: — Слушай, сообрази нам кофе, а? Блатт недовольно поджал губы, но пошел в дом, по всей видимости, выполнять просьбу сержанта. Хардвик неспешно прикурил сигарету. — Тут еще вот какое странное дело. Я читал отчет по отпечаткам в снегу. Расстояние между следами, ведущими от дороги до стула, — на семь сантиметров больше, чем между следами, ведущими от тела к лесу. — Значит, к месту убийства он шел быстрее, чем когда уходил? — Это самое и значит. — То есть он как будто сильнее торопился прийти к сараю и сесть, чем скрыться с места преступления? — Это версия Вигг, и мне нечего ей противопоставить. Гурни покачал головой: — Джек, я точно тебе говорю, мы что-то упускаем. И вот еще какой момент меня беспокоит: где нашли бутылку? — В тридцати метрах от тела, рядом с уходящим следом. — Но почему именно там? — Потому что там он ее бросил! Чего здесь неясного? — Зачем он понес ее туда? Почему не бросил рядом с телом? — Случайно. Не сразу сообразил, что она все еще у него в руке. А как заметил — так и выбросил. Не вижу здесь ничего странного. — Возможно, ничего странного здесь и нет. Просто шаги очень уж размеренные, неспешные, как будто все шло по плану. — И к чему ты опять клонишь? — Хардвик был раздражен, как человек, пытающийся удержать покупки в рваном пакете. — Все в этом деле кажется очень взвешенным, спланированным, просчитанным. Я нутром чую, что местоположение каждого предмета что-то означает. — Хочешь сказать, он отнес орудие убийства на тридцать метров и бросил его именно там специально? — Мне так кажется. — Но за каким хреном? — Смотри, как мы на это реагируем. — В смысле? — Преступник уделил полиции столько же внимания, сколько Марку Меллери. Ты не задумывался, что неувязки в картине убийства — это часть игры, в которую он с нами играет? — Не задумывался. По-моему, это притянуто за уши. Гурни подавил желание поспорить с ним и вместо того сказал: — Как я понимаю, капитан Род все еще считает, что убийца — кто-то из гостей? — Да. Кто-то из психов в этой психушке, как он выражается. — Ты с ним солидарен? — В плане того, что тут все психи? Абсолютно. А насчет того, что кто-то из них убийца… ну, может быть. — А может быть, и нет? — Не знаю. Только не говори Родригесу, что я сомневаюсь. — Кого он подозревает первым делом? — Он подозревает всех наркоманов. Вчера он кричал, что этот институт духовного обновления — просто дурка для обдолбанных богачей, где никто за ними не присматривает. — Не вижу связи. — Между чем и чем? — Какое отношение имеют наркотики к убийству Марка Меллери? Хардвик сделал последнюю задумчивую затяжку, затем бросил бычок в кусты. Гурни подумал, что так поступать на месте убийства не следовало бы, даже после того как его прочесали вдоль и поперек, но за годы совместной работы он привык к такому поведению Хардвика. Поэтому его также не удивило, когда Хардвик подошел к кустам и растоптал тлеющий бычок ботинком. Это был ритуал, помогавший ему сообразить, что нужно сказать или чего не говорить. Когда бычок погас и погрузился на несколько сантиметров в землю, Хардвик наконец заговорил: — С убийством это вряд ли как-то связано, зато имеет прямое отношение к Родригесу. — Можешь рассказать больше? — У него дочка в Грейстоуне. — Это психбольница в Нью-Джерси? — Ну да. Девка натурально сторчалась. Клубные наркотики, метамфетамин, крэк. Мозги замкнуло, и она попыталась убить свою мать. Родригес теперь считает, что каждый нарк виноват в том, что с ней такое приключилось. Он не способен мыслить рационально, когда слышит о наркотиках. — То есть он считает, что Меллери тоже убил нарк. — Он хочет, чтобы так оказалось, а значит, считает, что так и есть. Одинокий порыв влажного ветра пронесся по террасе со стороны заснеженного газона. Гурни поежился и засунул руки в карманы куртки. — Я-то думал, он просто выделывался перед Клайном. — Не без этого. Он, конечно, придурок, но для придурка он очень непрост. У него диктаторские замашки, мания контроля и куча амбиций. Он страшно неуверен в себе. Одержим идеей, что всех нарков надо наказать. Ты ему, кстати, тоже не нравишься.