— Нет. Но в какой-то момент была надежда, надо сказать. Вдова что-то скрывала. В конце концов она призналась, что на месте убийства, рядом с телом, лежал цветок, который ее муж, видимо, принес ей. Она боялась, что эксперты уволокут его как улику, что понятно, и решила его спасти, что тоже понятно. Так что она взяла этот цветок и поставила в вазу. На этом история заканчивается. — А ты думал, она скрывает отпечатки в снегу или белый садовый стул? — Ну хоть что-то в этом роде. Но все уперлось в пластмассовый цветок. — Пластмассовый? — Да. — Он сделал медленный глоток из бутылки. — Довольно безвкусный подарок, надо сказать. — Да это вообще не подарок, — сказала она уверенно. — Что ты имеешь в виду? — Обычно дарят живые цветы, разве нет? Искусственные цветы — это совсем другое. — Какое другое? — Деталь домашнего декора, например. Чтобы мужчина подарил женщине пластмассовый цветок — да это так же маловероятно, как подарить рулон обоев. — К чему ты клонишь? — Пока не знаю. Но если эта женщина нашла пластмассовый цветок на месте убийства и решила, что это подарок для нее, я думаю, что она ошибается. — Откуда же тогда мог взяться цветок? — Понятия не имею. — Она была уверена, что муж принес его для нее. — Ей же приятно было так считать. — Наверное. Но если не он принес его в дом, а сын весь вечер провел с ней, как она утверждает, значит, это мог быть убийца. — Вероятно, — сказала Мадлен, теряя интерес. Гурни знал, что для нее есть большая разница между рассуждениями о действиях реального человека и построением гипотез о том, откуда в комнате взялся тот или иной объект. Второго она не любила, но он все равно продолжил: — Зачем убийце было оставлять рядом с жертвой цветок? — А какой это был цветок? Она всегда умела задавать наводящие вопросы. — Не знаю точно. Могу сказать, что это не роза, не гвоздика, не георгин. Хотя похоже на то, другое и третье. — Как это? — Ну, первым делом я подумал про розу, но цветок был крупнее, лепестков было больше, и они были кучнее. Бутон был размером с крупную гвоздику или георгин, но лепестки были шире, чем у того и другого, как будто слегка смятые лепестки розы. Очень пышный, нарядный такой цветок. Впервые с момента его возвращения домой ее взгляд засветился любопытством. — У тебя есть какие-то соображения? — спросил он. — Возможно. Забавно… — Что забавно? Ты знаешь, какой это был цветок? — Кажется, да. Интересное совпадение. — Господи, да скажи мне, наконец. — Если я не ошибаюсь, цветок, который ты описал, очень похож на пион. Пивная бутылка выскользнула из его руки. — Господи! Задав Мадлен пару уточняющих вопросов про пионы, он отправился в кабинет, чтобы сделать несколько звонков. Глава 36 Одно за другим Когда Гурни повесил трубку, детектив Клэм был окончательно убежден, что совпадение названий цветка и места первого убийства — неслучайно. Он также предложил безотлагательно принять несколько мер — обыскать дом Шмиттов на предмет каких-нибудь странных писем или записок, любых посланий в стихах, любых бумаг, написанных от руки, особенно красными чернилами; сообщить местному судмедэксперту о комбинации пулевого ранения и колотых ран, чтобы он решил, не стоит ли еще раз обследовать тело Шмитта; обыскать территорию вокруг дома и прилегающие участки на предмет разбитых бутылок, особенно из-под виски; составить биографическое описание Альберта Шмитта, чтобы проверить на наличие параллелей с Марком Меллери — выявить конфликты, врагов, проблемы с законом и с алкоголем. Поймав себя на безапелляционном тоне, он остановился и попросил прощения. — Извините меня, Рэнди. Я увлекся. Дело Шмитта конечно же полностью в вашем ведении. Вы за него в ответе, так что вам решать, каким должен быть следующий шаг. Я вам не указ, простите мое поведение. — Нет проблем. Кстати, у меня тут некто лейтенант Эверли, который говорит, что учился в академии с Дэйвом Гурни. Это же вы? Гурни засмеялся. Он и забыл, что Бобби Эверли угодил в этот участок. — Да, это я. — В таком случае, сэр, я буду благодарен за любую помощь с вашей стороны, в любое время. Если вы захотите еще раз допросить миссис Шмитт, я это устрою. Мне показалось, у вас с ней неплохо получилось. Если в этой фразе и был сарказм, то он был умело скрыт. Гурни решил считать ее комплиментом. — Спасибо. Мне не нужно разговаривать с ней лично, но у меня есть небольшое предложение. Если бы я с ней снова увиделся, я бы как бы невзначай спросил, что Господь сказал ей сделать с бутылкой из-под виски. — Какой бутылкой? — С той, которую она, возможно, убрала с места убийства. Я бы спросил про нее с таким видом, будто я наверняка знаю, что бутылка была и она ее убрала по Божьему велению, и что мне просто интересно, куда она ее дела. Разумеется, остается шанс, что никакой бутылки не было, и если вам покажется, что она действительно впервые о ней слышит, просто смените тему. — Вы уверены, что это дело повторяет последовательность событий в Пионе и у нас тоже должна быть бутылка? — Мне так кажется. Если вам не нравится идея обратиться к ней с таким вопросом, ничего страшного. Вам решать. — Может, и стоит попробовать. Терять-то нечего. Я отзвонюсь. — Удачи. Следующим делом Гурни было поговорить с Шериданом Клайном. Трюизм, что начальник не должен узнавать от других то, что может узнать от вас, вдвойне правдив в контексте правоохранительных органов. Он дозвонился до Клайна, когда тот был в пути на региональную конференцию окружных прокуроров в Лейк-Плесид, и связь на горной дороге постоянно рвалась, так что объяснять ребус с пионами пришлось дольше, чем хотелось бы. Когда с объяснениями было покончено, Клайн в ответ задумался так надолго, что Гурни начал было опасаться, что связь вновь прервалась. Наконец он сказал: — И эта версия с цветком… она вам кажется состоятельной? — Если это всего лишь совпадение, то очень уж удивительное, — ответил Гурни. — Что-то мне сомнительно. Сыграю в адвоката дьявола: ваша жена не видела цветок, который вы ей описали. Может, это и не пион был вовсе. И в какой тогда ситуации мы окажемся? А если там все-таки пион, то это само по себе ничего не доказывает. Это нельзя назвать прорывом в расследовании, с этим на конференции не выступишь. И почему чертов цветок был пластмассовый, почему не настоящий? — Меня это тоже смутило, — сказал Гурни, стараясь скрыть недовольство реакцией Клайна. — Я только что говорил об этом с женой, и она сказала, что в цветочных салонах пионы не продают. У них слишком тяжелая головка, она плохо держится на стебле. Поэтому их можно купить только в оранжереях, но не в это время года. Значит, пластмассовый цветок был единственным способом подать нам сигнал. Я даже подозреваю, что это было спонтанным решением: убийца увидел пион в магазине, его осенило — и он пришел в восторг от игривости такой задумки. — Игривости? — Он же дразнит нас, испытывает, играет с нами в игру. Помните записку, оставленную на теле Меллери? Она говорит «поймайте меня, если сможете». О том же говорят и следы, оставленные задом наперед. Этот сумасшедший постоянно машет красной тряпкой перед нашим носом и кричит: ну что, слабо меня поймать, слабо? — Ладно, я понял вашу мысль. Возможно, вы правы. Но я не могу прилюдно связать эти два дела через одну частную догадку, основанную на пластмассовом цветке. Мне нужно что-нибудь вещественное, и поскорее. Повесив трубку, Гурни сел у окна кабинета и уставился в вечерний мрак. Возможно, Клайн был прав и цветок был вовсе не пионом. Его поражало, насколько зыбкой оказалась его новая версия и насколько он тем не менее был в ней уверен. Когда игнорируешь откровенную дыру в построении — это значит, что ты слишком вовлечен эмоционально. Сколько раз он твердил это на лекциях по криминалистике в университете — и вот сам попался в ту же ловушку. Это его расстраивало. Следующие полчаса он перебирал неудачи дня в голове, пока они не переплелись и не превратились в замкнутый круг. — Почему ты сидишь в темноте? Он вздрогнул и увидел силуэт Мадлен в дверном проеме. — Клайн хочет улику повесомее, чем сомнительный пион, — ответил он. — Я дал парню в Бронксе несколько наводок. Может, он что-нибудь найдет.