Они стояли в углу большой, залитой тусклым светом, полностью обставленной и увешанной коврами спальни. Перед ними была двуспальная кровать с одеялом в цветочек и узорной простыней, свисающей по бокам. Несколько избыточно пухлых подушек с одинаковыми оборочками лежали у спинки. Перед кроватью стоял деревянный сундук, на котором сидела мягкая игрушка в виде какой-то птицы, сшитой из разноцветных лоскутов. Внимание Гурни привлекло окно, которое как будто выходило на открытое поле, но при ближайшем рассмотрении оказалось большим, подсвеченным с изнанки плакатом — он, по-видимому, должен был слегка разряжать подвальную атмосферу. В следующее мгновение он обратил внимание на низкий гул — по всей видимости, вентиляционной системы. — Ничего не понимаю, — сказал Нардо. Гурни уже готов был согласиться, но тут он заметил небольшой столик у стены с фальшивым окном. Там стояла лампа, бросавшая круг тусклого света на три черных рамки, в какие обычно вставляют дипломы и сертификаты. Он подошел поближе, чтобы их разглядеть. В каждой рамке была копия чека. Все три были выписаны на имя Х. Арибды, все три были на сумму $289.87. Слева направо лежали копии чеков, подписанные Марком Меллери, Альбертом Шмиттом и Р. Карчем. Это были чеки, которые Дермотт получил и необналиченные оригиналы которых вернул отправителям. Но зачем он делал с них копии перед тем, как возвращать? И что еще сильнее озадачивало, зачем он вставил их в рамки? Гурни взял все три в руки, как будто можно было что-то понять, рассмотрев их поближе. Затем, разглядывая подпись на третьем чеке — «Р. Карч», — он снова почувствовал смутное беспокойство. Но на этот раз он понял, откуда оно взялось. — Черт! — воскликнул он, проклиная свою слепоту к такой очевидной несостыковке. В тот же момент Нардо тихонько вскрикнул. Гурни перевел взгляд на него, затем туда, куда тот смотрел, — в противоположный угол широкой комнаты. Там, едва различимая в тени, частично скрытая широкими подлокотниками старинного кресла и одетая в ночнушку такой расцветки, что она сливалась с обшивкой, сидела, уронив голову на грудь, хрупкая женщина. Нардо снял с пояса фонарик и направил луч на нее. Гурни подумал, что ей может быть сколько угодно от пятидесяти до семидесяти. Ее кожа была мертвенно-бледной. Светлые волосы, уложенные в башенку из кудряшек, явно были париком. Моргая, она подняла голову так медленно, что движение было едва заметно, и посмотрела на источник света. Нардо взглянул на Гурни, затем снова на женщину в кресле. — Мне надо в туалет, — сказала она. Ее голос был высоким, дребезжащим, требовательным. Когда она приподняла подбородок, на шее показался уродливый шрам. — Это еще кто? — прошептал Нардо, как будто Гурни мог знать. На самом деле Гурни уже отлично понимал, кто это. Он также понимал, что принести Нардо второй ключ в подвал было ужасной ошибкой. Он быстро повернулся к двери, но Грегори Дермотт уже стоял там, с бутылкой виски «Четыре розы» в одной руке и револьвером 38-го калибра в другой. От капризного, раздражительного человека, страдающего мигренью, не осталось и следа. Гурни подумал, что его взгляд без маски притворства теперь выдавал его истинную сущность: правый глаз смотрел остро и решительно, левый был темным и бесчувственным. Нардо тоже повернулся к двери. — Что за… — начал было он, но осекся и застыл на месте, уставившись на лицо и на револьвер Дермотта. Дермотт сделал шаг в комнату, подцепил дверь ногой и захлопнул ее за собой. Раздался металлический щелчок. Его узкие губы растянулись в хищной улыбке. — Ну вот мы и одни, — сказал он таким тоном, словно предвкушал приятную беседу. — Столько дел, столько дел, — добавил он. — И так мало времени! — Казалось, его это забавляет. Холодная улыбка еще несколько мгновений извивалась на его лице как червяк, затем исчезла. Он продолжил: — Хочу, чтобы вы знали, как высоко я ценю ваше участие в моем скромном прожекте. Ваше сотрудничество его несказанно улучшит. Давайте же утрясем детали. Лейтенант, могу я попросить вас лечь на пол лицом вниз? — Было понятно, что это отнюдь не просьба. Гурни прочитал в глазах Нардо раздумье, но не мог понять, какие варианты он взвешивает и даже понимает ли он, что произошло. Если и можно было что-то прочитать в глазах Дермотта, это больше всего напоминало настороженное внимание кота, когда тот терпеливо наблюдает за мышью, загнанной в угол. — Сэр, — начал Нардо осторожным тоном, — было бы хорошей идеей опустить револьвер. Дермотт покачал головой: — Не такой уж хорошей. Нардо выглядел растерянным. — Но все же опустите его, прошу вас. — Это вариант. Но есть один нюанс. В жизни ведь все непросто, не так ли? — Что за нюанс? — переспросил Нардо таким тоном, как будто имел дело с нормальным человеком, забывшим выпить лекарство. — Я собираюсь опустить револьвер только после того, как застрелю вас. Если я опущу его прямо сейчас, значит, прямо сейчас я должен вас убить. А мне этого не хочется, да и вам, как мне кажется, тоже. Понимаете, какая проблема? Говоря это, Дермотт поднял револьвер и прицелился в горло Нардо. То ли твердость его руки, то ли сдержанная насмешка в его голосе убедили Нардо попробовать другую тактику. — Ну выстрелите вы, — произнес он. — А что, по-вашему, будет дальше? Дермотт пожал плечами, узкие губы снова растянулись в улыбке. — Вы умрете. Нардо терпеливо кивнул, как учитель, которому дали неполный ответ на поставленную задачу. — И потом что? — А какая разница? — Дермотт снова пожал плечами, продолжая целиться ему в шею. Было видно, что лейтенант изо всех сил старается совладать то ли с яростью, то ли со страхом. — Для меня никакой, а вот для вас — другое дело. Нажмете на курок — и меньше чем через минуту сюда примчится толпа копов. Они вас на куски разорвут. Дермотта это обещание развеселило. — Скажите, лейтенант, как много вам известно о воронах? Нардо вопросительно прищурился. — Вороны сказочно глупы, — продолжил Дермотт. — Если застрелишь одну, тут же прилетает вторая. Застрелишь ее — прилетит еще одна, затем еще и еще. Сколько ни стреляй — они все продолжают лететь под пули. Гурни и раньше об этом слышал — что вороны не оставляют своих умирать в одиночестве. К умирающей вороне всегда прилетают другие, чтобы побыть рядом. Впервые эту историю ему рассказала бабушка, когда ему было лет десять, и ему тогда пришлось выбежать в ванную, чтобы она не видела, как он плачет. — Я как-то видел фотографию одного фермера из Небраски, — сказал Дермотт с аппетитом хорошего рассказчика. — Он стоял с ружьем рядом с кучей дохлых ворон, которая доходила ему аж до шеи. — Он помедлил, как бы давая Нардо подумать о суицидальном безрассудстве ворон и об отношении этой истории к текущим событиям. Нардо покачал головой: — Вы что, всерьез считаете, что можете тут засесть, по очереди застрелить всех копов, которые повалят сюда через эту дверь, и не лишиться головы в процессе? Так не бывает. — Конечно не бывает. Человек, который воспринимает все буквально, обедняет свою жизнь, лейтенант. Мне нравится история про ворон, но есть гораздо более эффективные способы избавиться от паразитов, чем отстреливать их поодиночке. Например, их можно потравить газом. Это очень эффективно, если наладить систему подачи газа. Быть может, вы уже заметили, что здесь в каждой комнате есть брызгалки? В каждой, кроме одной. — Он снова сделал паузу, и глаза его торжествующе блестели. — Так что если я вас застрелю и вороны полетят на звук, я открою два маленьких краника — и двадцать секунд спустя… — Он широко улыбнулся. — Вы представляете, что концентрированный газообразный хлор делает с человеческими легкими? И главное, с какой скоростью? Гурни наблюдал, как Нардо пытается оценить реальность угрозы. В какой-то момент ему показалось, что он вот-вот не сдержится и бросится на Дермотта, но вместо того он сделал несколько тихих вздохов, которые, по-видимому, его немного успокоили, и затем заговорил серьезно и торопливо: — Соединения с хлором непредсказуемо себя ведут. Мне приходилось с ними работать в отделе по борьбе с терроризмом. Один умник в ходе эксперимента случайно выделил трихлорид азота. Опомниться не успел — ему палец оторвало. Может оказаться не так просто провести вашу смесь через брызгалки. Я вообще сомневаюсь, что это возможно. — Вы зря тратите время, пытаясь меня одурачить, лейтенант. Ощущение, что вы сейчас используете технику из пособия для начинающих копов. Что там сказано? «Выразите скепсис в отношении плана преступника, поставьте его компетентность под сомнение, спровоцируйте его на то, чтобы он углубился в детали»? Если вам нужны детали, не надо меня дурить, можно просто спросить напрямую. У меня секретов нет. Зато у меня есть два двухсотлитровых баллона, наполненных газообразным хлором и аммиаком, управляемых промышленным компрессором, и они напрямую подключены к трубке, ведущей к брызгалкам по всему дому. В этой комнате есть еще два вентиля, которые объединят четыреста литров и высвободят огромный объем концентрированного газа. Что же касается маловероятного побочного образования трихлорида азота и последующего взрыва, то я был бы только рад, но придется довольствоваться просто тем, что все отделение полиции Вичерли задохнется. Было бы отрадно видеть, как вас всех разносит на кусочки, но необходимо знать меру. Лучшее, как говорится, враг хорошего. — Мистер Дермотт, зачем вам все это нужно? Дермотт поднял бровь, карикатурно изображая, что всерьез задумался над этим вопросом. — Сегодня утром я получил по почте записку. Таит опасность солнце, таит опасность снег, Опасен день, опасна ночь, закончится твой бег. Он процитировал стишок Гурни издевательским тоном, бросив на него вопросительный взгляд. — Все пустые угрозы, конечно, но я искренне благодарен тому, кто мне это прислал. Он напомнил мне, что жизнь коротка и не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. — Не понимаю, о чем идет речь, — искренне признался Нардо. — А вы просто делайте, что скажу, — и в результате все прекрасно поймете. — Отлично, нет проблем. Я просто не хочу, чтобы кто-то беспричинно пострадал. — Такого, конечно, не будет. — Червивая улыбка снова мелькнула и исчезла. — Никому этого не надо. Кстати, чтобы избежать беспричинных страданий, мне нужно, чтобы вы легли на пол лицом вниз, прямо сейчас. Круг замкнулся. Что дальше? Гурни пытался прочесть выражение лица Нардо. Сколько он успел понять? Знает ли он уже, кто эта женщина в кресле и кто этот улыбающийся псих с бутылкой виски и револьвером? Должно быть, он как минимум понял, что Дермотт убил Сассека. Этим бы объяснялась ненависть, которую он различал в его глазах. Напряжение снова стало нарастать. Нардо начал заводиться, его поглотило первобытное, безразличное к последствиям чувство, подавляющее рассудок. Дермотт тоже это заметил, но это его не напугало, а, напротив, окрылило, придало ему сил. Он сильнее сжал револьвер, и на этот раз его улыбка обнажила ряд блестящих зубов. За долю секунды до того, как пуля 38-го калибра могла бы прервать жизнь Нардо, и за пару секунд до того, как вторая пуля убила бы его самого, Гурни вдруг страшно, яростно закричал: — Делай, что он говорит! На пол, быстро! Я сказал — быстро! Эффект оказался потрясающим. Противники замерли на местах, их противостояние разбилось о неожиданное выступление Гурни. То, что все были живы, подсказывало ему, что он на верном пути, но он сам не понимал, что это за путь. Насколько он мог понять по мимике Нардо, тот почувствовал себя преданным. Более непроницаемый Дермотт явно был в замешательстве, но стремился, как подозревал Гурни, не дать замешательству подорвать его контроль над ситуацией. — Отличный совет исходит от вашего друга, — сказал он Нардо. — Я бы ему на вашем месте незамедлительно последовал. У детектива Гурни такой острый ум. Он вообще интересный человек. Знаменитость. Столько можно узнать, просто набрав его имя в поисковике! А уж если набрать имя и индекс — поразительно. В мире не осталось ничего приватного. — Хитрый тон Дермотта вызвал волну тошноты в груди у Гурни. Ему пришлось напомнить себе, что коньком Дермотта было убеждать людей, что он знает о них больше, чем ему известно на самом деле. Но мысль, что его неспособность подумать наперед и глупая история с маркой могли подвергнуть Мадлен опасности, свербила в мозгу — и была невыносима. Нардо нехотя опустился на пол и принял позу человека, который собирается отжиматься. Дермотт приказал ему накрыть голову руками, «если его не затруднит». В какое-то мучительное мгновение Гурни показалось, что это подготовка к убийству. Но Дермотт, с удовлетворением взглянув на лежащего ниц лейтенанта, осторожно поставил бутылку виски на сундук рядом с игрушечной птицей, в которой Гурни сейчас распознал гуся. Он вспомнил подробность из отчетов экспертов: на месте убийства обнаружили гусиный пух. Затем Дермотт нагнулся к правой лодыжке Нардо, вытянул небольшой автоматический пистолет, спрятанный в кобуре, и убрал его к себе в карман. Его многозначительная улыбка снова появилась и погасла. — Знание, где искать скрытое оружие, — пояснил он с пугающей серьезностью, — это ключ к предотвращению трагедии. Столько оружия, столько оружия в неправильных руках! На этом месте вечно кто-нибудь возьмет и скажет, что, дескать, оружие никого не убивает, это люди убивают людей. И в этих словах, как ни крути, есть доля истины. Люди действительно убивают людей. Кому это знать, как не представителям вашей профессии? Гурни добавил в список вещей, которые знал наверняка, тот факт, что эти витиеватые речи, адресованные заложникам, вежливый тон, угрожающие нотки — все то, что ему уже было знакомо по запискам, — должны были поддерживать у убийцы ощущение всесилия.