Он выставил ладони, отказываясь от помощи товарищей по команде. Ладони были стерты в кровь, а от правого запястья к локтю тянулся порез. Молодой человек сделал первый шаткий шаг, и к нему тут же потянулись руки приятелей. – Ох! – испуганное восклицание сорвалось с губ Руби, ее ладонь прижалась к щеке. Девушка шагнула к мистеру Бартону, убедившись, что Агата по-прежнему может ее видеть. «Улыбайся», – велела она себе. – Позвольте мне, джентльмены, – сказала Руби, ни к кому конкретно не обращаясь. Мистер Бартон глуповато улыбнулся ей: – Наверное, это выглядит хуже, чем ощущается. Руби подала ему свой платок. Белоснежный кусочек ткани с вышитыми инициалами. – Это выглядит более чем ужасно для меня. – Она окинула взглядом публику. – Давайте отойдем в тенек. Молодой человек позволил ей довести себя до ближайшего дерева. Достаточно близко от всех, чтобы быть на виду, но при этом достаточно далеко, чтобы не бояться чужих ушей. Мистер Бартон резко сел и увлек за собой Руби. Это было глупо и неловко, и девушка рассмеялась. Руби вспомнила момент из прошлого, когда она сидела под деревом с представителем противоположного пола. Это случилось на пике безумной влюбленности, и Руби было этого так мало! – Может, стоит мне почаще подставляться под мячи, – сказал Харрисон Бартон, улыбнулся, а потом поморщился. Руби отняла у него свою руку: – Что вы такое говорите! Вы могли получить серьезную травму. Уголок рта мистера Бартона чуть дернулся, и плечи Руби расслабились. «Прекрати», – отругала она саму себя. – Вы тревожились за меня, – заметил он. – Не больше чем за любого другого человека, получившего подобный удар. Вам надо быть внимательнее. Молодой человек ухмыльнулся: – Ну, моим вниманием завладела одна зрительница. – Ха! – сказала Руби. – Не возлагайте вину за вашу несобранность на меня. – Тут Руби отвернулась, но краем глаза следила, как пострадавший стряхивает с себя грязь. – Должно быть, эта девушка особенная, – добавила она. – Это правда. Вероятно, самая красивая девушка в Чикаго. Лицо у Руби загорелось, и она взглянула на мистера Бартона с вызовом в глазах: – Вероятно? У того вырвался удивленный смешок, похожий на лай. От смеха мистер Бартон снова поморщился. Руби понравилось, как прозвучал этот смех. Понравилось, как этот джентльмен на нее смотрел. – Мисс Тремейн, как только я смогу как следует держаться на ногах, я хотел бы пригласить вас на танцы. Руби победно улыбнулась: – С удовольствием. Глава 15 Эми-Роуз На кухне было тихо. Чисто и пусто. Эми-Роуз любила работать ночью: сидеть в углу на табурете, спрятав стопы под стойку, где печь, еще не остывшая после пирога или жаркого, согревала ей ноги. Чаще всего единственным звуком, в это время раздававшимся на кухне, было шуршание карандаша по шероховатым страницам тетради. Эми-Роуз не успевала записывать свои идеи. А когда заканчивала делать заметки, то чувствовала себя веселее и смелее. Сегодня этой смелости ей хватило, чтобы перечитать последнее, что написала ее мать: список продуктов, которые нужно купить. Клара Шепард сидела на том самом месте, где сейчас пристроилась Эми-Роуз, и записывала, что нужно для ее акары. Девушка почти слышала, как мама и Джесси спорят над шипящей сковородкой, как правильно готовить рыбные пироги, почти чувствовала запах нарезанной зелени и лука. Ей нравилось слушать, как они болтают ни о чем, и наблюдать, как мама смешивает ингредиенты, отмеряя нужное количество своими сильными, тонкими руками. Запахи, витавшие на кухне, притягивали сюда людей со всего дома. Эми-Роуз потерла виски и отвлеклась от работы. Она подумала, как быстро привычный порядок изменится. Когда девочки выйдут замуж, ей самой незачем будет оставаться работать у Дэйвенпортов. Но в этой самой кухне, на эту стойку у окна мама усадила ее, когда Эми-Роуз разбила коленку, пытаясь вместе с Оливией и Джоном тайком вывести лошадей из стойл. В комнате наверху Эми-Роуз жила когда-то вдвоем с мамой. Там она слушала истории о Сент-Люсии, такие яркие, что сейчас они казались девушке собственными воспоминаниями. Каждая мелочь здесь пробуждала в памяти моменты из прошлого, связанные с матерью, единственным ее родителем, единственным по-настоящему родным человеком. «Ну это ведь не совсем так», – подумала Эми-Роуз. Какое-то время она считала девочек Дэйвенпортов своими сестрами, хотя на самом деле они не были ей родней. Джесси и Этель в роли тетушек препирались с рассвета и до того момента, когда закрывались на ночь в своей комнате. Друг к другу они редко проявляли нежность, но для Эми-Роуз у них тепла всегда было в избытке. Гарольд, отец Томми и кучер Дэйвенпортов, вырезáл из дерева лошадок, которых девочка расставляла возле своей кровати. Не было здесь ни одного уголка, который не навевал бы воспоминаний. Здесь маленькая семья Эми-Роуз и Клары Шепард приняла новых членов. «Каково будет мне просыпаться в новом месте? Когда вокруг будут совсем другие люди?» Эта мысль вызывала у нее тревогу, но и приятное волнение тоже. Эми-Роуз закрыла тетрадь, взяла карандаш и на цыпочках прошла в дверь, ведущую в сад. Резкий ветер хлестнул ей в лицо, остудил щеки, которые разгорячила внезапно нахлынувшая паника. Девушка прошла по заднему двору Дэйвенпортов, стараясь, чтобы ее не было видно из окон, потому что она не должна была бродить по саду так поздно. Эми-Роуз поплотнее закуталась в свитер и сошла с тропинки, вдоль которой пышно зеленела местная растительность и выносливые растения Новой Англии. Миссис Дэйвенпорт гордилась тем, как прижились здесь эти виды: она выросла в маленькой съемной квартирке в Бостоне, от которой было неблизко до Бостонского общественного сада. Это место служило Эми-Роуз убежищем. Когда дома не стало видно, она встала под раскидистым дубом. Сквозь листву девушка смотрела, как мерцают звезды, и ее сердцебиение возвращалось в норму. Она сможет прижиться на новом месте точно так же, как деревья с Восточного побережья. – Если бы я не знал, что такое предположение абсурдно, я бы сказал, что ты ходишь за мной по пятам. Руки Эми-Роуз взлетели к груди. В ярком лунном свете, уложив локти на колени, перед ней сидел Джон. Он встал, и девушка увидела, что его новый костюм помят, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты. – Я не думала, что сюда пойдет кто-то еще, – сказала девушка. Ее так и тянуло рассмотреть впадинку у основания его шеи, но она заставила себя глядеть ему в глаза. Медленными шагами, аккуратно обходя корни дерева, он приблизился. Эми-Роуз охватил озноб, когда Джон оказался так близко, что заслонил ее от очередного порыва ветра, прошуршавшего листьями и наполнившего воздух запахом скошенной травы и ароматом одеколона ее собеседника с крепкими нотками бальзамина. Девушка сделала глубокий вдох и поборола искушение закрыть глаза. Джон наклонился и поднял ее тетрадь. – Бесценная вещь, – заметил он. Эми-Роуз зарделась под действием его сияющей улыбки и протянула руку за своей тетрадью. – Хочешь посидеть со мной немного? – У него был такой искренний взгляд. – Я бы могла ненадолго присесть, – ответила Эми-Роуз. Она прошла вслед за Джоном к маленькой скамейке рядом с клумбой красных аквилегий. «Идеальный тихий уголок для влюбленных», – подумала Эми-Роуз, сев рядом с Джоном, и почувствовала, как там, где едва-едва соприкоснулись их бедра, тепло его тела согрело ее кожу. Это было так интимно и в то же время уютно, что только смутило девушку еще больше. Эми-Роуз рассматривала профиль Джона. Челюсти его были сжаты, а лоб наморщен. – Вас что-то тревожит? – спросила она. «Это не моего ума дело! Я всего лишь прислуга». Но Эми-Роуз не успела себя остановить, и слова сорвались с языка. Джон потер лицо руками и издал такой тяжелый вздох, что он пробрал девушку до костей. Такое изнеможение она очень хорошо знала. – Как ты попала в Чикаго? – произнес он, вместо того чтобы ответить на вопрос. Даже в лунном свете Эми-Роуз видела, как глаза его горят любопытством и вниманием. Девушка отвела взгляд. – Извини, но я не знаю. Просто такое ощущение, что ты всегда была здесь, была частью семьи. Я только что понял, что это не так. – Что у меня была своя жизнь до того, как я переехала сюда? – Я не хотел тебя обидеть. Просто… в очередной раз осознал, что постоянно думаю только о своих делах… о том, чего хотят от меня родители. А за пределами дома все по-другому. – Джон сжал пальцами нижнюю губу, и внутри у Эми-Роуз будто запорхали бабочки. – Я знаю, они хотят для меня самого лучшего, но я… Он резко оборвал сам себя, и Эми-Роуз испугалась, что он решил оставить ее здесь наедине с мыслями. В голове крутились предостережения Джесси, кололи ее. Дэйвенпорты будут жить своей жизнью, а она должна жить своей. – Извини, я тут жалуюсь, что и мать, и отец оба беспокоятся обо мне, а… Он сделал движение, как будто хотел накрыть ее ладонь своей. Эми-Роуз подумала о недолгом прикосновении в ту ночь на кухне, когда он так спешил на бал Тремейнов. Девушка взяла его за руку и нашла утешение в теплоте его ладони. Джон посмотрел на их руки: – Мне жаль. Эми-Роуз вспомнила тот день, когда ее мать похоронили недалеко отсюда. Все организовала миссис Дэйвенпорт. Эми-Роуз практически ничего не помнила с того момента, когда ее мать ушла из жизни, и до той минуты, когда усыпанный розами гроб с ее телом опустили в могилу. Девушка закрыла глаза и увидела свою мать, вспомнила путь, который окончился у ворот «Порта Свободы». – Я была очень мала, когда мы с мамой приехали сюда. Мы из Сент-Люсии. Этот остров мама всегда называла домом. Я помню только то, что вокруг меня всегда полно было людей. У меня была куча товарищей по играм и взрослых, которые всячески меня баловали, хотя и шептались, что маму обманул какой-то моряк, который никогда не вернется. Они думали, что я ничего не понимаю. Когда Эми-Роуз вспомнила, что произошло дальше, вверх по спине пробежал холодок. Дождь, ветер, шторм, которые забрали у них все. Голос ее дрогнул, когда она рассказывала об ужасных часах ожидания конца этой бури. – Когда небо наконец прояснилось, оно стало ярким и прекрасным, будто ничего и не произошло. Бо́льшая часть нашего городка была уничтожена, даже наш дом. Мама сказала, что соседи предложили пожить у них, помочь построить новый дом. Но она ответила, что на острове слишком многое напоминало об утраченных близких. – Значит, вы почти сразу уехали? Эми-Роуз кивнула и улыбнулась. – Мама сказала, что настало идеальное время для приключения. У нас почти ничего не осталось: все наши вещи поместились в один чемодан. Мой отец жил в Джорджии. – Эми-Роуз глянула на Джона. Тот, не отрываясь, смотрел на девушку. Кивнул, ожидая продолжения. – Он был белый американец. Мама часто говорила, что они влюбились друг в друга одним волшебным летом, когда у него был отпуск. Она всегда верила, что он за ней вернется. Писала ему письма, даже когда ответы перестали приходить. В моей комнате хранится целая шкатулка этих писем. На некоторых можно даже теперь рассмотреть рисунок на сургучной печати. Цветок с пятью лепестками и изящная буква G. – Эми-Роуз потеребила потрепанный уголок тетради. На нее накатила тоска, которую она редко позволяла себе чувствовать. – Только когда мы приехали на плантацию его семьи, нам сообщили, что он умер. Сказали, что лихорадка, и развернули нас. В тот день им открыл сутулый темнокожий мужчина. Он не пригласил их войти, но сказал подождать снаружи. Они ждали. И ждали. Клара Шепард ходила взад-вперед, то и дело останавливалась, чтобы поправить воротник Эми-Роуз или велеть ей не ерзать. Казалось, прошла целая вечность, и тут дверь широко распахнулась. Эми-Роуз вцепилась в ногу матери, а Клара заговорила с показавшимися на крыльце пожилыми белыми супругами. Эми-Роуз не понравилось, как они таращились. Они хмурили брови, сжимали губы в тонкую ниточку. Только потом заговорили. Пока Эми-Роуз слушала, как мама рассказывает им знакомую историю об отце, она заглянула за дверь и увидела голубоглазую девочку старше нее, с острым подбородком и такой же россыпью веснушек. В памяти Эми-Роуз всплыли голоса этих людей, и горло сжалось сильнее. Джон все смотрел на нее. Слегка пожал ее руку. Она бы не вынесла, если бы он еще раз сказал «Мне жаль», так что она поспешно продолжила: – Мама была убита горем, – проговорила Эми-Роуз, не обращая внимания на то, как защипало в носу и в глазах. – Иногда я пытаюсь представить себе, как бы повернулась жизнь, если бы он был жив. Тот день был болью Эми-Роуз и Клары Шепард. И рассказывать о нем даже сейчас было слишком тяжело. Сын белой пары был мертв и не мог стать отцом Эми-Роуз. Голубоглазая девочка посмотрела на Эми-Роуз, потом на взрослых и закричала: «Врете!» Эми-Роуз, наверное, никогда не забудет, как изогнулись губы той девочки от этого слова, как быстро ее унесли куда-то в дом. Девушка вспомнила, какой жалкой показалась тогда ей мать, когда у нее перед носом с треском захлопнулась дверь. Мать всегда клялась, что этот мужчина их любит, обязательно сдержит свое слово и когда-нибудь вернется. И вот этот мужчина оказался мертв. Скорбь отпечаталась в каждой морщинке на лице Клары, но глаза ее остались сухими и руку дочери она сжимала крепко. – Что было потом? – спросил Джон.