— А это ключ ко всему ритуалу, — сказал он. — Существовала огромная статуя Молоха с бычьей головой, только статуя эта на самом деле была топкой. Я вспомнил Голперна и его «сон». Он знал про статую заранее или она явилась ему тем же путем, что и мне та музыка? Или Дебора права и он был у статуи и убил девушек, каким бы невероятным этот факт ни казался? — Топкой, — повторила Дебора, и Келлер кивнул. — И туда бросали тела? — спросила она с таким выражением лица, словно ей трудно поверить и в этом его вина. — О нет, все гораздо интереснее, — сказал Келлер. — В ритуал привносилось ощущение чуда. Очень изощренное было сожжение. Но именно поэтому популярность Молоха продержалась так долго. Все выглядело убедительно и увлекательно. У статуи имелись руки, которые протягивались к собравшимся. После того как на них клали жертву, Молох будто оживал и съедал ее. Руки медленно поднимались, и статуя отправляла жертву себе в рот. — И прямо в печь, — не удержался я, — пока звучала музыка. Дебора странно посмотрела на меня, и я понял, что никто до этого момента музыку не упоминал, но Келлер не обратил на это никакого внимания и продолжил: — Именно так. Рога, барабаны, пение — все вместе производило гипнотическое действие. В конце бог подносил жертву ко рту, и она падала: ему в рот, а потом — в пекло. Заживо. В общем, жертве приходилось невесело. Я верил всему, о чем рассказывал Келлер; мне еще слышались отголоски ненавязчивых звуков барабана, и от них становилось невесело. — А сейчас ему еще поклоняются? — спросила Дебора. Келлер покачал головой. — Нет. Насколько я знаю, вот уже две тысячи лет, — ответил он. — Так, ну а это откуда взялось? — спросила моя сестра. — Куда ведут следы? — Ну, информация-то ведь не секретная, — объяснил Келлер. — Это очень хорошо документированная часть истории. Кто угодно мог провести небольшое исследование и обнаружить все, что необходимо для совершения такого преступления. — Но чего ради? — не унималась Дебора. Келлер вежливо улыбнулся. — Вот уж чего не знаю, того не знаю, — сказал он. — Ну почему именно я должна с этим разбираться? — возмутилась сестренка так, словно именно Келлер должен был ответить ей на вопрос. Он добродушно улыбнулся: — Иногда полезно узнавать новое. — Например, — сказал я, — теперь мы знаем, что где-то здесь должна быть огромная статуя с печью внутри. Дебора молниеносно повернулась ко мне. Я приблизился к ней и сказал: — Голперн. По тому, как она заморгала, глядя на меня, я понял, что ей эта мысль еще не приходила. — Так ты считаешь, это был не сон? — спросила она. — Не знаю, что считать, — ответил я. — Но если кто-то занимается этим Молохом всерьез, то почему бы ему не использовать все оборудование, которое нужно? — Вот черт, — произнесла Дебора. — А где можно спрятать такую громадину? Келлер вежливо покашлял. — Боюсь, дело не только в этом, — сказал он. — А в чем? — спросила Дебора. — Понимаете, запах тоже пришлось бы прятать. Запах жареных человеческих тел. Он не сразу рассеивается, и забыть его невозможно. — Профессор смущенно пожал плечами. — Значит, мы ищем огромную зловонную статую с печью внутри, — радостно проговорил я. — За этим дело не станет. Дебора снова пристально посмотрела на меня, и в который раз я разочаровался в ее чувстве юмора и абсолютно негибком подходе к жизни — особенно с тех пор, как сам стал постоянным жителем этой Юдоли Печали, населенной человеческими существами; с того самого момента, когда Темный Пассажир начал плохо себя вести и отказался выйти из своего убежища. — Профессор Келлер, — сказала она, отвернувшись от меня и оставив в одиночестве своего несчастного братца, — есть что-нибудь еще относительно всего этого бычьего дерьма, что может нам помочь? Подающая надежды замечательная ремарка, которую стоило бы оценить, и я почти пожалел, что не я ее автор, но, видимо, она не произвела должного эффекта ни на Келлера, ни даже на саму Дебору. Она и не подозревала, что выдала нечто замечательное. Келлер всего лишь покачал головой: — Это несколько не моя область. Я знаю этот предмет поверхностно, в той его части, которая касается истории искусства. Обратитесь к кому-нибудь более сведущему — к специалисту по философии или истории религий. — Типа профессора Голперна, — снова шепнул я, и Дебора кивнула, продолжая смотреть на него. Она уже собралась уходить и даже развернулась, как вдруг вспомнила, что надо быть вежливой девочкой; тогда она снова обратилась к Келлеру: — Вы нам очень помогли, доктор Келлер. Пожалуйста, дайте знать, если вам придут какие-то мысли насчет этого дела. — Конечно, — пообещал он. Деб схватила меня под руку и быстро потащила за собой. — Мы возвращаемся назад к секретарю? — вежливо осведомился я, когда руку уже свело. — Да, — ответила она. — Но если выяснится, что какая-то Тэмми ходила на занятия к Голперну, я тогда вообще не знаю, что делать. У меня с трудом получилось освободить одеревеневшую руку из ее захвата. — А если нет? Она только покачала головой и сказала: — Пошли. Но когда я проходил мимо трупа, что-то схватило меня за штанину, и мне пришлось остановиться и посмотреть вниз. — Грм, — произнес Винс и смущенно покашлял. — Декстер, — продолжил он, и я поднял одну бровь. Он покраснел и отпустил штанину. — Есть разговор. — Ради Бога, — сказал я, — но можно не сейчас? Он возразил: — Это очень важно. — Тогда ладно. — Я сделал три шага к тому месту, где он сидел на корточках возле трупа. — Что у тебя? Винс отвернулся, но, как бы ни старался скрывать свои эмоции, я знал, что его лицо наверняка раскраснелось еще больше. — Я говорил с Мэнни, — сказал он. — Замечательно. Я смотрю, ты остался цел и невредим, — заметил я. — Он, э-э, — протянул Винс, — он хочет внести некоторые изменения. Хм. В меню. В твое. На свадьбу. — Ха, — произнес я, несмотря на то что говорить «ха» в присутствии трупа как-то экстравагантно. Но я просто не устоял. — Случайно, не в сторону удорожания? Винс отказывался смотреть на меня. Он кивнул: — Да. Мэнни сказал, что его настигло вдохновение. Он хочет сделать что-то новое и невероятное. — Я за него так рад, — сказал я, — но боюсь, что не могу позволить себе вдохновения Мэнни. Придется ему отказать. Винс снова затряс головой: — Ты не понимаешь. Он позвонил только потому, что ты ему понравился. И сказал, что контракт позволяет ему делать все, что угодно. — И решил чуток увеличить цены? Вот теперь Винс точно должен был стать по-настоящему красным. Он промямлил что-то про себя и попытался отвернуться еще больше. — Что? — спросил я. — Что ты там говоришь? — Вдвое, — сказал он очень тихо, но я расслышал. — Вдвое, — повторил я. — Да. — Это пятьсот долларов за порцию.