Положение явно требовало серьезно пораскинуть умом, но все нервы во мне понуждали: прыгай в окно и беги в ночь… Не знаю как, но я сделал глубокий вдох и внимательно глянул на них обоих. Резкая и блестящая жестянка души Декстера Мстителя была выкована на такой жестокой травме детства, что я полностью отгородился от нее. Стал тем, кто я есть, и, уверен, я бы носом хлюпал да горевал из-за этого, если бы вообще хоть что-то был способен чувствовать. А этих двоих, Коди с Астор, точно так же вгонял в страх, бил и терзал жестокий наркоман-отец, пока они, как и я когда-то, навсегда не были отлучены от солнечного света и леденцов на палочке. Как убедился, воспитывая меня, мой мудрый приемный отец, отлучить от такого нельзя: нельзя засадить змею обратно в яйцо. Можно, однако, обучить. Гарри обучил меня, слепил из меня нечто, охотившееся только на других темных хищников, других монстров и упырей, затянутых в человечью кожу и бродящих по городу тропами игрищ. Во мне неизменно и извечно сидел неодолимый позыв убивать, но Гарри научил меня находить и избавляться только от тех, кто, по его жестким полицейским меркам, того заслуживал. Когда я выяснил, что мы с Коди одного поля ягоды, то дал себе слово, что продолжу дело Гарри, передам мальчику познанное мной, воспитаю его в духе Темной Правоты. Впрочем, была в том целая галактика сложностей, разъяснений и учений. У Гарри почти десять лет ушло на то, чтобы напичкать меня всем этим, прежде чем он позволил мне вести игрища с чем-либо посложнее бродячих животных. Я же с Коди еще даже не начинал… И пусть это вызывало во мне потуги казаться мастером-джедаем, начать сейчас с ним я никак не мог. Понимал, что когда-нибудь и Коди должен будет свыкнуться с бытием по моему подобию, и искренне хотел ему помочь, но только не сегодня вечером. Не сейчас, когда луна за окном манит так игриво, тащит меня, ровно нежный желтый товарняк, сцепленный с моим мозгом. — А я и не… — начал я, собираясь все отрицать, но они глянули на меня с таким умильным выражением холодной уверенности, что я осекся и не сразу, но выговорил: — Нет. Он слишком мал. Дети обменялись быстрым взглядом, но в нем уместился целый разговор. — Я ему говорила, что ты так скажешь, — произнесла Астор. — Ты была права. — Но, Декстер, — упрямилась девочка, — ты обещал показать нам эту фигню. — Непременно, — отчеканил я, чувствуя, как тени пальчиков медленно перебирают мне позвонки, подталкивают, понукают выйти за дверь. — Только не сейчас. — А когда? — требовательно спросила Астор. Я посмотрел на эту парочку и ощутил странное сочетание дикого нетерпения оказаться подальше и кромсать с позывом завернуть их обоих в мягкое одеяло и истребить любого, кто к ним приблизится. Еще, довольствуясь полумерами, лишь бы эту смесь закруглить, хотелось шмякнуть друг о дружку их глупые маленькие головы. Неужели это и есть отцовство? Все мое тело покалывал холодный огнь желания убежать, начать, взяться за мощь запретного, однако вместо этого я очень глубоко вдохнул и, надев безучастное лицо, сказал: — Завтра вам в школу, и вам уже почти пора ложиться спать. Дети глянули на меня так, словно я их предал. Полагаю, так оно и было: я сменил правила и играл в Папочку Декстера, когда они считали, что разговаривают с Декстером Демоном. Все же то была почти правда. Ведь нельзя же брать маленьких детей на ночное потрошение и ждать, что назавтра они свою азбуку не позабудут. Мне вот довольно трудно являться на работу наутро после моих мелких приключений, а на моей стороне преимущество: я могу пить кубинский кофе сколько захочется. А кроме того, дети еще и вправду слишком малы. — Слушай, ты ведешь себя просто как какой-то взрослый, — съязвила Астор с блеклой усмешкой десятилетнего ребенка. — Так я и есть взрослый, — парировал я. — И стараюсь быть подходящим для вас. Пусть я сказал это, до боли стиснув зубы в борьбе с растущей нуждой, зато был искренен, что ничуть не смягчило одинаковое выражение холодного презрения в обоих направленных на меня взглядах. — Мы думали, ты другой, — произнесла девочка. — Представить не могу, как бы это я мог быть еще больше другим и все равно выглядеть как человек. — Нечестно, — произнес Коди, и, встретившись с ним глазами, я разглядел, как крошечный темный зверек поднял мордочку и рыкнул на меня. — Согласен, нечестно. В жизни нет ничего честного. «Честно» — нехорошее слово, и я буду признателен, если ты не станешь употреблять его, когда я рядом. Коди посмотрел на меня в упор, взгляд, какого я у него прежде не замечал, излучал горечь несбывшихся расчетов, и я не понимал, мне хочется то ли прихлопнуть его, то ли дать ему печенье. — Нечестно, — повторил Коди. — Слушай, — обратился я к нему, — я в этом кое-что понимаю. И это — первый урок. Нормальные дети вовремя ложатся спать, когда назавтра в школу надо. — Ненормально, — буркнул мальчик, так далеко выпятив нижнюю губу, что на ней все его учебники поместились бы. — В самую точку, — похвалил я его. — И именно поэтому ты всегда вынужден выглядеть нормальным, вести себя нормально, убеждать всех остальных, что ты и впрямь нормальный. И еще одно: ты должен делать в точности то, что я тебе говорю, или я не стану делать этого вовсе. — По виду не сказать, чтобы Коди был вполне убежден, но сопротивление ослабевало. — Коди, тебе придется довериться мне и придется поступать по-моему. — Придется, — сказал он. — Да, — кивнул я. — Придется. Он вперил в меня долгий взгляд, потом перенес его на сестру, а та глянула на него в ответ. То было чудо безголосового общения. Смею утверждать, они вели долгий и весьма непростой разговор, однако ни звука не произнесли, пока Астор не пожала плечами и вновь не обратилась ко мне: — Ты должен пообещать. — Хорошо, — кивнул я. — Пообещать — что? — Что ты станешь нас учить, — ответила Астор, и Коди кивнул. — Скоро. Я глубоко вдохнул. По правде говоря, у меня и прежде никогда не было шанса попасть на весьма, на мой взгляд, гипотетические небеса. Однако пройти через такое, согласиться обратить этих неряшливых маленьких монстров в опрятных, хорошо обученных маленьких монстров… знаете, я, конечно, надеюсь, что был прав по гипотетической части. — Обещаю, — произнес я. Дети переглянулись, посмотрели на меня и ушли. А я остался с сумкой, полной игрушек, неотложной встречей и с несколько скукожившимся чувством срочности. Неужели семейная жизнь такова у всех? Если так, то как же все в ней выживают? Почему у одних больше одного ребенка, а у других вообще нет? Взять меня: стояла передо мной важная и достижимая цель, как вдруг нашло затмение, с каким ни единой футбольной мамаше не столкнуться, и уже почти невозможно вспомнить, о чем я думал всего секунду-другую назад. Даже при нетерпеливом рычании Темного Пассажира, до странности сдавленном, если не сказать слегка озадаченном, мне понадобилось некоторое время, чтобы взять себя в руки и от Ошеломленного Папочки Декстера вновь вернуться к Холодному Мстителю. Выяснилось, что мне трудно вернуться на льдистую грань готовности и опасности, признаюсь, трудно было и вспомнить, куда я подевал ключи от машины. Так или иначе, я их нашел и, спотыкаясь, вышел из кабинета, а потом, пробормотав Рите какие-то берущие за душу пустые слова, вышел из дому и наконец-то оказался в ночи. Глава 4 Я вполне достаточно следил за Зандером, чтобы знать его распорядок. Поскольку был вечер четверга, мне было точно известно, где он будет. По четвергам он каждый вечер проводил в Фонде Всемирной миссии Божественного света, предположительно инспектируя скот. После примерно девяноста минут улыбок присутствующим и прослушивания коротенькой службы ему предстояло выписать чек пастору, громадине-негру, некогда игравшему в НФЛ. Пастору предстояло улыбнуться и поблагодарить его, а Зандеру — тихонько выскользнуть через черный ход к своему скромному внедорожнику и чинно отправиться домой, так и излучая сияние добродетельного чувства, какое приходит только после воистину благого труда. Сегодня вечером, однако, он не поедет в одиночестве. Нынешним вечером Декстер с Темным Пассажиром составят ему компанию и отправят его в новое путешествие. Впрочем, прежде всего надо совершить спокойный и осторожный подход, который являлся результатом скрытных наблюдений в течение многих недель. Припарковав машину в нескольких милях от дома Риты на площадке большого старого торгового центра «Дейдленд», я пошагал к ближайшей станции метро. Поезда редко бывали переполнены даже в час пик, зато вокруг хватало народу, чтобы никто не обращал на меня внимания. Просто приятный мужчина в модной темной одежде со спортивной сумкой. Я вышел на следующей после центра станции и пешком прошел шесть кварталов до миссии, ощущая, как во мне сама собой заостряется грань, вновь доводя меня до нужной готовности. О Коди с Астор мы подумаем позже. А сейчас, на этой улице, я воплотился в одно потаенное сияние. Слепящий оранжево-розовый свет уличных фонарей, специально предназначенных для борьбы с преступностью, не в силах был смыть тьму, в которую я плотно кутался на ходу. Миссия располагалась на углу средне оживленной улицы в переоборудованном помещении на первом этаже. Перед ней собралась небольшая толпа, что, в общем-то, не удивляло. Здесь раздавали продукты и одежду, а чтобы получить их, всего-то и требовалось потратить немного своего пропитанного ромом времени, выслушивая разъяснения доброго пастыря, почему вы катитесь в ад. Сделка, что и говорить, вполне приличная (даже для меня), но я не был голоден. Я прошел мимо и направился на парковку. Хотя там было чуть темнее, но все же достаточно светло, так светло, что и луны видно не было, однако я все время чувствовал ее в небе, с улыбкой взиравшую оттуда на нашу корчащуюся хрупкую жизнь, украшением которой служили монстры, жившие лишь затем, чтобы заглатывать эту жизнь в большие, наполненные болью глотки. Монстры вроде меня и вроде Зандера. Сегодня ночью, увы, одним станет меньше. Я обошел парковку по периметру. Вроде бы все безопасно. Ни души не видно, никто не сидит и не дремлет в машинах. В единственном выходившем наружу маленьком окне, расположенном высоко на задней стене миссии, матовое стекло: туалет. Кругами я подобрался поближе к машине Зандера (голубой «додж-дуранго»), приткнувшейся передом к черному ходу, и тронул дверную ручку: заперто. Рядом был припаркован старенький «крайслер» пастора. Я перебрался за дальнюю сторону «крайслера» и стал ждать. Из спортивной сумки я достал белую шелковую маску и натянул ее на лицо, удобно подправив прорези для глаз. Потом взял петлю из пятидесятифунтовой рыболовной лески — и был готов. Теперь уже совсем скоро начнется он, Темный Танец. Зандер войдет, не ведая ничего, в ночь хищника, ночь острых неожиданностей, в окончательную и дикую тьму, пронизанную яростным свершением. Уже очень скоро он в темпе вальса, легко и неспешно, покинет свою жизнь и войдет в мою. И тогда… Помнит ли Коди, что надо зубы чистить? Он тут забыл недавно, так Рите не хотелось его из постельки вытаскивать, раз он уже лег. Было важно, однако, сразу наставить мальчика на путь полезных привычек, а чистить зубы — дело важное. Я тряхнул петлей, устраивая ее у себя на коленях. Завтра в школе у Астор день фотографирования. Ей лучше надеть пасхальное платье с прошлого года, чтобы выглядеть хорошенькой на снимке. Приготовила ли она его, чтобы не забыть утром? Конечно, улыбку ради фото она не выдавит, так, по крайней мере, будет в приличное платье одета. Неужели и вправду я таился тут в ночи, на корточках, с петлей в руке, в ожидании броска, и пробавлялся такими мыслями? Как оно вышло, что эти мысли вторглись в мое ожидание, потеснив из него острое, как клык, желание спустить Темного Пассажира на достойного партнера? Это что, привкус новой блестящей женатой жизни Декстера? Я осторожно вдыхал воздух, ощущая великую симпатию к такому ненавистнику женщин, детей и собак, как У. К. Филдс. Я тоже не смог бы работать с детьми. Закрыв глаза, я чувствовал, как заполняет легкие темный ночной воздух, и выпускал его обратно, чувствуя, как возвращается холодная готовность. Потихоньку Декстер отступал, и Темный Пассажир вновь оказался за рулем. И как раз вовремя. Задняя дверь с грохотом распахнулась, и мы с Темным Пассажиром услышали жуткое блеяние нечеловеческих голосов — кошмарное исполнение «Just a Closer Walk with Thee». Одного этого вполне хватало, чтобы любого потянуло к бутылке. И более чем хватило, чтобы поторопить Зандера к выходу. В дверях он задержался, обернулся, послал собравшимся ободряющий взмах руки и ухмылку, а потом дверь захлопнулась, и Зандер обошел машину, приблизился к дверце со стороны водителя — и оказался в наших руках. Зандер повозился с ключами, щелкнул открывшийся замок, а мы уже обошли машину и были у него за спиной. Он и понять не успел, что происходит, как в воздухе раздался свист петли и та обвила ему шею, мы дернули так, чтобы сбить его с ног и поставить на колени. Зандеру стало нечем дышать, его лицо все больше темнело… и видеть это было приятно. — Ни звука, — велели мы холодно и веско. — Делай, в точности как мы говорим, ни единого слова, ни звука, и проживешь немного дольше, — сказали, слегка подтянув петлю, дабы убедить его, что он в наших руках и должен поступать так, как мы велели. Реакция Зандера была в высшей степени отрадной и легко читалась на его лице, с которого уже начисто смыло ухмылку. Слюна текла из уголка его рта, а пальцы вцепились в петлю, только мы держали ее куда как крепко, чтобы можно было просунуть палец под леску. Он уже едва сознание не терял, и мы чуть-чуть ослабили хватку, позволив Зандеру сделать болезненный глоток воздуха. — Теперь вставай, — вежливо попросили мы, потянув петлю вверх, чтобы он выполнил то, что ему велено. Медленно, цепляясь за бок машины, Зандер послушно поднялся. — Отлично! — похвалили мы. — Садись в машину. Мы переложили петлю в мою левую руку, открыли дверцу, затем дотянулись до дверной стойки, вновь переложили петлю в мою правую руку и забрались на заднее сиденье. — Поехали, — отдали мы приказ темным ледяным голосом. — Куда? — хриплым шепотом спросил Зандер, так как нам пришлось напомнить о петле.