Мы опять подтянули леску потуже, чтобы объяснить: не надо говорить без разрешения. Убедившись, что он воспринял намек, вновь ослабили петлю. — На запад, — велели мы. — Больше никаких разговоров. Поехали. Зандер включил передачу, а я несколькими рывками петли вывел его на запад и дальше на скоростное шоссе Дельфин. Какое-то время Зандер проделывал все, в точности как мы велели. Время от времени он поглядывал на нас в зеркало заднего вида, но самое слабенькое дерганье петли делало его исключительно послушным, пока мы не направили его к шоссе Палметто — и на север. — Слушайте, — вдруг произнес он, когда мы ехали мимо аэропорта, — я типа реально богатый. Могу дать вам все, чего пожелаете. — Да, можешь, — сказали мы, — и отдашь. А он и не понимал, что у нас на уме, вот и отлегло у него малость. — О’кей, — произнес голосом, все еще хрипящим от петли, — так сколько вы хотите? Мы уставились на него в зеркало заднего вида и медленно, очень медленно, так, чтобы стал постигать, затянули леску на его шее. Когда он едва дохнуть мог, подержали секунду-другую и заявили: — Все. Мы заберем все. — Немного ослабили петлю и бросили: — Поехали. Зандер вел машину. Остаток пути он сидел очень тихо, вот только, похоже, не был так напуган, как полагалось бы. Должно быть, он не верил, что это происходит с ним, никак не могло такое случиться, только не с ним, ведь он жил в непробиваемом коконе из денег. У всего есть цена, и он всегда мог себе ее позволить. Скоро он сторгуется. А потом ва-аще откупится. А ведь так тому и быть. В конечном счете он откупится. Только не деньгами. И никак не выбравшись из петли. Поездка была не слишком долгой, и мы молчали до самого заранее выбранного съезда на Хайалиа. Когда Зандер притормозил на съезде, то глянул на меня в зеркало заднего вида, и в его взгляде был страх, нарастающий ужас попавшего в капкан монстра, готового лапу себе отгрызть, лишь бы вырваться, и ощутимый укус его паники зажег теплое свечение в Темном Пассажире, и мы сделались весьма довольными и сильными. — Вы же не… туда, там же нет… куда мы едем? — сбивчиво забормотал Зандер, слабый и жалкий, с каждым разом все больше говоривший по-человечески. Это нас рассердило, мы потянули слишком сильно, и его голова разом свесилась на плечо, так что пришлось даровать ему кое-какую слабину в петле. Зандер вывернул обратно на дорогу внизу съезда. — Вправо поверни, — велели мы. И он повернул. Неприятно было видеть, как хрипло хватал он воздух слюнявыми губами и так же хрипло выпускал его. Однако проделывал все, как мы ему велели. Проехав по улице, он свернул к небольшому темному ряду старых складов. Он остановил машину, где ему было велено, около покрытой ржавчиной двери темного неиспользуемого строения. На прогнившей вывеске со сломанным концом все еще значилось: «ДЖОН ПЛАСТИ». — Паркуйся! — велели мы. Пока он возился с рычагом переключения передач, мы вылезли из машины, рванули его за собой на землю, натянув потуже и наблюдая, как он дергается, а затем рывком подняли его на ноги. Вокруг рта у него запеклась слюна, а в глазах появились признаки того, что он начинает понимать свое положение. Он стоял, мерзкий и отвратительный, в дивном свете луны и весь дрожал, не понимая, почему я отказываюсь от его денег, и считая это жуткой ошибкой, а еще до него стало доходить, что он, наверное, ничем не отличается от тех, с кем сам поступил точно так же. И он сник. Мы позволили ему немного постоять и подышать, а потом подтолкнули к двери. Он вытянул руку и оперся ладонью о бетонную стену. — Послушайте, — начал он, и теперь в его голосе слышалась чисто человеческая дрожь. — Я вам тонну денег достану. Все, чего захотите. — Мы ничего не ответили; Зандер облизнул губы и произнес голосом, ставшим сухим, прерывистым и отчаянным: — Ну так что вам от меня нужно? — Исключительно то же, что ты у других забирал, — ответили мы, крепко затянув петлю. — Кроме обувки. Зандер вытаращился, рот у него обвис, раскрывшись, и он обмочился прямо в штаны. — Это не я, — выговорил он. — Это не… — Ты, ты сделал, — сообщили мы. — Как раз это. Сильно натянув леску, мы втащили его через дверь в старательно подготовленное помещение. Там по сторонам валялись рваные куски пластиковой трубы и, что было существеннее для Зандера, стояли две пятидесятигаллонные бочки с соляной кислотой, брошенные «Джон Пласти», когда фирма вышла из бизнеса. Нам не составило труда доставить Зандера на расчищенное для него рабочее место, и очень скоро он был обмотан изолентой и привязан к месту, а мы горели от нетерпения начать. Перерезали петлю, и Зандер затаил дыхание, когда нож чиркнул ему по горлу. — Господи! — выдохнул он. — Слушайте, вы совершаете большую ошибку. Мы промолчали, поскольку надо было заниматься делом, и мы готовились к нему, потихоньку срезая с Зандера одежду и осторожно бросая ее в одну из бочек с кислотой. — Черт! — выпалил он. — Все не так, как вы думаете… Вы не понимаете, что творите. Мы были готовы и даже нож ему к носу поднесли, чтобы уразумел: мы очень хорошо понимаем, что творим, и что вот-вот это и сотворим. — Чел, я прошу! — хрипел он. Страх превозмогал в нем все, что ему мыслилось возможным, заставив забыть о том унижении, которое он испытал, помочившись в штаны. Ничего подобного он и представить себе не мог даже в самых страшных кошмарах. А потом Зандер вдруг поразительно затих. Глядя мне прямо в глаза, он с совершенно неуместной ясностью и голосом, какого я от него прежде не слышал, произнес: — Он вас найдет. На миг мы застыли, соображая, что это значит, и пришли к выводу: он блефует, надеется нас остановить. И это бессмысленное действие притупляло восхитительный вкус его ужаса, что рассердило нас, и мы, прежде чем взяться за дело, залепили ему рот изолентой. А когда мы закончили, то от него не осталось ничего, кроме одной туфли. Мы подумывали выставить ее, только это не вязалось с нашим представлением об опрятности, вот и полетела туфля в бочку с кислотой вслед за останками Зандера. «Нехорошо это, — подумал Наблюдатель. — Уж слишком долго они находятся в заброшенном складе. Тут и сомнений нет, что их занятия не имеют отношения к светскому мероприятию». Как и встреча, которую он запланировал с Зандером. Их встречи всегда были строго деловыми, хотя очевидно, что Зандер расценивал их по-иному. Благоговение на лице во время их редких пересечений лучше тысячи слов говорило, что этот юный остолоп думал и чувствовал. Как же гордился он своим мелким вложением, как истово рвался быть возле холодной огромной силы! Наблюдателя не волновала судьба Зандера: заменить его было легко. По-настоящему беспокоило, почему это происходило нынешним вечером и что это могло означать. И сейчас он был доволен, что не вмешался, а просто сел на хвост. Наблюдатель мог бы вмешаться и без труда стереть в порошок дерзкого молодого человека, захватившего Зандера. Даже сейчас он чувствовал, как играет в нем немыслимая сила, способная, взревев, смести все, что окажется на ее пути… но — нет. Помимо силы, Наблюдатель обладал и терпением, которое тоже признак могущества. Если тот, другой, и вправду являл угрозу, то лучше выждать и понаблюдать, а когда знаний наберется достаточно, он ударит. Стремительно, сокрушительно и окончательно. Вот он и следил. Несколько часов прошло, прежде чем тот, другой, вышел и сел в машину Зандера. Наблюдатель, держась на приличном расстоянии, поначалу с выключенными фарами, легко следовал по ночным улицам за голубым «доджем-дуранго». А когда тот, другой, оставил машину на парковке у станции подземки и сел в поезд, Наблюдатель тоже вошел в вагон, когда двери уже закрывались, устроился в дальнем его конце и стал разглядывать лицо человека, отражавшееся в стекле окна. Поразительно молодой и даже красивый. Налет невинного обаяния. Не из тех лиц, какие ожидаешь встретить в данных обстоятельствах, но они все выглядят не так, как предполагаешь. Наблюдатель последовал за тем, другим, когда тот вышел у «Дейдленда» и направился к одной из множества припаркованных машин. Время позднее, и на парковке было безлюдно. Наблюдатель знал, что может с легкостью устроить все здесь и сейчас. Надо просто подойти к тому, другому, сзади и позволить всей своей мощи перелиться в руки, а затем обрушить на того, другого, и отправить его в темноту. По мере приближения к незнакомцу Наблюдатель ощущал внутри неспешный, величественный прилив силы, едва ли не вкус великого и молчаливого рева убий… А потом он вдруг замер и медленно двинулся в соседний ряд припаркованных машин. Потому что на приборной панели автомобиля того, другого, лежала хорошо заметная карточка. Полицейское разрешение на парковку. Наблюдателя весьма порадовало, что он оказался терпеливым. Если тот, другой, связан с полицией… тогда проблема может оказаться намного более серьезной, чем он ожидал. Это плохо. Понадобится тщательно все продумать. И конечно, значительно больше понаблюдать. Наблюдатель тихо скользнул в ночь, чтобы готовиться и наблюдать. Глава 5 Кто-то однажды сказал, что нечестивцы отдыха не ведают. Почти наверняка речь шла обо мне, ведь в течение нескольких дней, после того как милый Зандер получил праведное воздаяние, бедняга Декстер Усердный был поистине очень занят. Даже притом что неистовые планы Риты перешли на повышенные обороты, моя работа закрутилась не меньше. Мы, похоже, попали под те самые чары, в какие неизменно время от времени попадает Майами и под действием которых смертоубийство представляется чем-то вроде отличной мысли, а у меня целых три дня кровавые брызги стояли не то что в глазах, а до самого глазного дна. Впрочем, на четвертый день стало чуточку хуже. По дороге на службу я купил пончики. Я частенько это делаю, особенно после ночных игр. Почему-то в течение нескольких дней после наших с Пассажиром ночных схваток я чувствую себя не только более расслабленным, но и довольно голодным. Уверен, что данный факт имеет глубокую психологическую значимость, но мне куда важнее успеть съесть один-два пончика, прежде чем дикие хищники из отдела криминалистики набросятся на них. Психологическая значимость может обождать, когда на кону пончики. Увы, нынче утром я едва сумел отхватить один пончик с клубникой… и счастье, что при этом мне палец не оторвали. Все кругом гудело от подготовки к выезду на место преступления, и по гудению голосов я понял, что преступление было особенно ужасным. Меня такая перспектива не радовала, так как это означало, что времени уйдет больше и что мы застрянем где-нибудь подальше от цивилизации и кубинских сэндвичей. Кто скажет, что я буду есть на ланч? Если учесть, что меня обделили пончиками, ланч мог сыграть весьма существенную роль в плане приема пищи, а теперь, судя по всему, мне придется заменить его работой. Подхватив свой набор для анализа брызг крови, я направился к выходу вместе с Винсом Масукой, который, несмотря на малый рост, ухитрился отхватить два весьма драгоценных пончика с начинкой: с баварским кремом и шоколадной крошкой. — А ты весьма знатно потрудился, Могучий Охотник, — сказал я, кивая на его разбойную добычу. — Боги леса были добры, — ответил Винс и откусил от пончика. — В этом сезоне мой народ не будет знать голода. — Твой нет. Зато я еще как буду! — отозвался я. Он наделил меня жуткой притворной улыбочкой, которую, похоже, разучил, штудируя правительственное руководство по мимике, и сказал: — Пути джунглей тяжки, Кузнечик. — Да, знаю, — кольнул я. — Прежде обязательно нужно выучиться думать, как пончик. — Ха! — изобразил смешок Винс; смех у него был еще притворнее улыбочки и звучал так, будто Винс считывал буквы, изображавшие на письме смех. — Аа-ха-ха-ха! Похоже, бедолага, как и я, извращал все присущее человеческому существу. Увы, получалось у него не так здорово, как у меня. Неудивительно, что мне было удобно с ним. Добавьте к этому, что Винс частенько вызывался сбегать за пончиками. — Тебе нужна маскировка получше, — говорил он, кивая на мою зелено-розовую гавайскую рубаху с принтом девушек, танцующих хулу. — Или, по крайней мере, вкус получше. — Это на распродаже, — сообщил я. — Ха! — Винс вновь издал смешок. — Смотри, скоро Рита станет выбирать тебе одежду. — А потом, резко отбросив жутко наигранное веселье, произнес: — Слушай, по-моему, я отыскал идеального организатора банкетов.