— А откуда у нее наркотик? — Как нам сказал ее врач, после операции ей прописывали болеутоляющие. Видимо, она не все их израсходовала. — А уколы после операции она сама себе делала? — Сначала приходила сестра, но потом Лора очень быстро пошла на поправку, и сестра ей уже не понадобилась. — А лекарство осталось. — Да, Жиль говорит, что оно, видимо, так и хранилось в небольшом холодильнике в комнате Лоры. Они этот холодильник специально купили, чтобы она могла держать там свои лекарства и косметику. — А что в записке? — не унималась я. — Да просто список причин, как я понимаю. — Это как? — А вот так, слушайте. «Я устала, мне одиноко, у меня нет ни близких друзей, ни родственников», — начал цитировать инспектор. — Постойте, — снова перебила его я. — Там что, список всех ее проблем? В записке есть слова, что она решила уйти из жизни или что-то в этом роде? — Нет. — Вам не кажется это подозрительным? — Кажется, Дженни, но больше ничего подозрительного не обнаружили. На шприце и на ампуле с лекарством только ее отпечатки пальцев. — Разве на ампуле не должно быть отпечатков аптекаря, например? — Нет, ампулы в коробке, а на коробке несколько отпечатков, возможно, и аптекаря или кто там еще мог их оставить. — Вы сейчас в ее, то есть их с Жилем, квартире? — Да. — Можно я тоже приеду и посмотрю. — Нет, Дженни, это лишнее. Скажите мне лучше, когда Вы в последний раз разговаривали или видели Лору? Она, как я понимаю, была Вашим клиентом. Видимо, они нашли соответствующие бумаги при обыске, поскольку я не помнила, чтобы я говорила инспектору о своем сотрудничестве с Лорой. — Я звонила ей сегодня вечером из того кафе, спрашивала, знакома ли она с Брандтом. — И? — Нет, она про такого никогда не слышала. Настроение у нее, как мне показалось, было не очень, но учитывая обстоятельства… — Дженни, я же просил Вас держаться подальше от этого дела! — взорвался инспектор. — Сначала после Вашего письма убивают Марту Крейн, затем после Вашего звонка Ваш же собственный клиент пытается наложить на себя руки… — Но я же только спросила у нее про Брандта! Больше мы ни о чем и не разговаривали. Я испугалась. Картина, которую нарисовал инспектор, была удручающая, а я во многом виновата. — С кем Вы еще связывались сегодня? — спросил Норман. — Я была у родителей Марты, разговаривала с ее соседкой Сью. — А как Вы на нее вышли? — Просто постучала в соседний дом… — Еще? — С Алазаром, братом Марты. — Что-нибудь выяснили? — Нет, особо ничего. Никто из них не знаком и даже не слышал про Алекса Брандта. Впрочем, я не спрашивала про него у Сью, соседки. — Я сам у нее спрошу, — заверил инспектор. Мне очень хотелось выяснить подробности того, что произошло в квартире Лоры. Если бы не то странное привидение, которое оставило на столе ключи от почтового ящика, а в сам ящик подложило (почему-то на этот счет у меня сомнений не было) ключи от дома Паулы и Креченских, то я бы действовала смелее. Но так получилось, что я скрыла улику от инспектора, по сути, отговорила или не убедила Лору обратиться в полицию. — Инспектор, то есть Норман, не могли бы Вы заехать ко мне. Я напою Вас кофе и кое-что расскажу. Мне кажется очень подозрительной эта история с самоубийством, и у меня есть для этого все основания. — Инспектор чуть помедлил с ответом, сказал, что кофе пить же поздно, а допросить меня он приедет. — Захватите, пожалуйста, записку, — попросила я, но в он уже отключился. Я сползла с кровати осторожно, чтобы не потревожить кота, и пошла одеваться. * * * Инспектор позвонил в лавку минут через десять. Я зачем-то провела его на кухню, и мы сели за стол. — Выкладывайте все и без утайки, — сказал инспектор и достал блокнот. Я начала рассказывать про ночной кошмар Лоры и про то, как она принесла мне ключи, которые обнаружила в почтовом ящике. — Где ключи? — сухо спросил инспектор. Я отдала ему ключи. Он внимательно их рассмотрел и спросил, выяснила ли я, что они открывают. — Да, один от входной двери Паулы, а другой — дома Креченских. — Почему Вы сразу не сообщили в полицию о находке? Я молчала. Во-первых, сказать мне было нечего, а, во-вторых, в моем положении все равно бесполезно было объяснять инспектору, что ключи — улика явно подброшенная. Кто-то, как бы дико это не казалось, пытался обратить именно внимание полиции на то, что Жиль прячет в своем почтовом ящике ключи от домов где он, как предполагалось, совершил два убийства. — Ну что же, прекрасненько, — сказал инспектор. — Выходит, что Вы не только умышленно скрыли улику от следствия, но еще и клиента своего убедили… — Никого я не убеждала! Я просто хотела немного сама разобраться во всем этом… Меня душили слезы, но я никак не могла позволить себе разреветься перед инспектором. — Дженни, это не игрушки, это — закон, а Вы его нарушили, причем, сознательно. Это я и без него знала, но у меня в голове последние дни была такая каша, да и события развивались так стремительно, что я напрочь забыла про эти треклятые ключи, которые все-равно и уликой-то особой не были, я имею в виду, против Жиля. Если Лора не врала и ничего не придумала, это означало только одно, что кто-то обладал ключами и от ее с Жилем квартиры, и вполне вероятно, что этот самый Икс и навестил Лору после моего к ней звонка, попытался ее убить и обставил все как самоубийство. Даже записку написал… — Покажите мне, пожалуйста, записку Лоры, — попросила я инспектора. Он усмехнулся, покачал головой как бы удивляясь моему нахальству, и достал из блокнота лист бумаги. Это копия, — пояснил он. Я взяла лист, который очевидно был вырван из блокнота, и стала читать: «Я устала. Мне одиноко. У меня нет сил сопротивляться обстоятельствам. Я боюсь завтрашнего дня. Я боюсь будущего. Даже работа перестала приносить мне удовольствие. Я никому не нужна. Я совершенно одна.»