— Да тут осталось-то… — вопрос был задан из вежливости, оба это знали. — Догребу! Поправив под собой сырой брезент чехла, капитан милиции Владимир Александрович Виноградов навалился на весла. К костру они вышли минут через десять, чуть ли не самыми последними. — Ну наконец! — с упреком протянул непомерно тучный, из-за черных «запорожских» усов похожий на добродушного моряка, мужчина. Он только что закончил нарезать хлеб и теперь, пыхтя, раскладывал его на заменявшем скатерть куске брезента. — Здорово, мужики! — Привет! — Виноградов пожал протянутую руку. Ехали они сюда на разных машинах, в озеро ушли, не дожидаясь дуг друга, поэтому даже поздороваться толком не успели. — Как сам? — Жив пока… Владимир Александрович помнил подполковника Смирнова еще стройным, подтянутым офицером — до Афганистана, тяжелого ранения, многомесячного кочевания по госпиталям, завершившегося неудачной «гормональной атакой». Рискованный эксперимент с не разрешенным еще к применению медицинским препаратом сохранил Герою Советского Союза капитану Смирнову жизнь, но… кителя и брюки теперь шились ему в ателье, каждый раз пробивая огромную брешь расходом материала в небогатом бюджете ХОЗУ. Впрочем, Юрий Михайлович не комплексовал, форму надевал только по крайней надобности, благо должность заместителя начальника службы по работе с личным составом Главка позволяла. — Ну-ка, подвинься! Виноградов шагнул в сторону, пропуская пятящегося Фомина, — вместе с молчаливым Толиком Польских из регионалки, регионального бюро по борьбе с организованной преступностью, они, аккуратно держась за концы струганой жердины, снимали с огня котелок с картошкой. — Готово! Тушенка у тебя? — Здесь… — выгреб откуда-то из-под коряги десантный ранец Смирнов. — Пусть капитан открывает, ему по сроку службы положено! — Ладно! Развели, понимаешь, годковщину… — уже орудуя охотничьим ножом, проворчал Владимир Александрович. — А эти где? — зная, что его поймут, спросил Фомин. — К машинам пошли. Добычу прятать… — хмыкнул Смирнов. — Да что ж ты творишь, нехристь! Разве ж так делают! Он вырвал у Фомина большую деревянную ложку, придвинул к себе котелок и принялся энергично перемешивать консервированное мясо и картошку. — Вот как надо! А еще — ОМОН… Совсем, что ли, сил нет? — Много взяли? — поинтересовался Виноградов у Польских. Толя пожал плечами. — Не то чтобы… Я двух, Герой одну. И у них четыре, кажется. — А мы — пять! Да еще двух, самое меньшее, не нашли. Там камыши, черт, не продерешься… — О! Потихоньку, я вижу, собираемся… Пора, пора! — из зарослей в очерченный огнем круг вступили двое. Тот, что постарше, седой, в армейском камуфлированном ватнике, нес две бутылки коньяка и пакет яблок. Виноградов встречался с ним пару раз в Управлении налоговых расследований, а вот со вторым познакомился лишь сегодня, знал только, что из Москвы, зовут Виктор. — Ну-ка, похвастайтесь! — Смотрите… — Фомин мотнул головой в сторону, где живописно были выложены добытые им и Виноградовым утки. — Неплохо, неплохо! Надо признать, что в командном зачете… — В личном тоже. — Владимир Александрович справедливости ради поступился славой. — Моя тут одна только. Остальные — доблестный ОМОН. Плюс еще двух не достали. — Не достали! Чуть-чуть — не считается. Мы, может, тоже не нашли в камышах, еще побольше вашего! — с профессиональным нахрапом встряли в разговор подошедшие последними Саша и Андрюша, молодые и румяные сыщики из Управления уголовного розыска — один из «убойного» отдела, другой — по квартирным кражам. — Все, время! Прошу, наконец, к столу, — пробасил Смирнов. — Нет, так на конец — или к столу, я не понял? — не удержался Фомин. — Да садись ты. Водка греется! — пихнул приятеля Виноградов. Последний раз зачерпнув треснутой деревянной ложкой, Владимир Александрович передал котелок с варевом примостившемуся рядом Польских: — Не могу больше. Не лезет. — Да ну… Слабак! Смотри, как надо! — Анатолий плеснул себе на донышко «Пшеничной», благо пили уже давно без тостов, по самочувствию, и азартно принялся за еду. — Еще пару полешков подкинь, кто там ближе! — привычно скомандовал взявший на себя роль распорядителя застолья Герой. — Щас нарисуем! — не без труда оторвался от земли Фролов. — Нет, я вот что имею в виду… — голос Саши-«убивца», как его здесь называли, зазвучал неожиданно громко. Он, не закончив, смущенно закашлялся. — Простите! — За что! Вы на охоте сегодня в первый раз, восприятие свежее, — ободрил его москвич. — Я имел в виду, что вот утки летают и чайки. Над одним озером. Уток бьют изо всех дыр, из-под каждого камыша, чуть зевнешь — и приветик. А чайки на хрен никому не нужны, тут же от берега к берегу болтаются, орут, галдят. Плевать им на все! — Ну и что? — Да ничего… Просто, вот как они между собой, нет, точнее, как утки к этим сукам относятся? Или никак? — Эка ты да-ал! — хохотнул далекий от отвлеченных материй Фомин. — Силен! Птицу сукой назвать, а? — Мораль сей басни такова: воняй больше и ори громче, тогда не тронут! — вставил Виноградов. Расхохотались все, даже чопорный гость из Москвы. — Ладно, товарищи офицеры. Давайте-ка к делу. — Михаил Анатольевич, тот самый седой из «налоговой», самый старший из присутствующих, произнес это хотя и не громко, но выделив голосом обращение. Легкомысленное настроение разом испарилось. — Прошу. Виктор Евгеньевич представляет координационный совет движения… — …Таким образом, работа ведется по всей стране. Никого из присутствующих не надо убеждать в том, что времени остается крайне мало. Однако и рисковать, торопиться мы не имеем права — история вряд ли предоставит нам возможность второй попытки. Да, и особо хочу подчеркнуть: мы не стремимся к свержению существующего конституционного строя, речь не идет о вооруженном перевороте, хотя на определенном этапе, вероятно, и придется использовать имеющийся потенциал… — Москвич говорил уже минут десять, ни разу не сбившись, грамотно, аргументированно, однако, как показалось Виноградову, с внутренней скукой. Так умные замполиты застойных времен справляли свои обряды в воинских частях и милицейских подразделениях. И как бы в подтверждение мыслей Виноградова прозвучало: — Пользуясь известным постулатом, скажу: налицо революционная ситуация. Очевидно, что «низам» все до смерти надоело, не менее очевидно, что и «верхи» уже не могут контролировать ситуацию… Вот Михаил Анатольевич описал мне в целом ситуацию в вашем городе, вы ее знаете не хуже! Нахал, подумал Виноградов, вот твое писарское высокомерие и проявилось. Что значит — «не хуже»? Мы ее на своей шкуре чувствуем… Это на наших глазах начальники сначала пестуют разветвленную преступную инфраструктуру города, а затем с бухты-барахты, к очередной политической кампании сажают тех, на ком держалось хоть какое-то подобие стабильности — Тамарина, Старышева… Кидают братьев-омоновцев против черных — а потом отдают их со всеми потрохами, с кепками-дубинками, прокуратуре. Из органов вышибают лучшие кадры, а замполиты как протирали штаны — так и продолжают… Фашисты, сионисты, коммунисты, националисты и прочие патриоты — кого сажать, кого не сажать? Тут не только у сержантов голова кругом идет! Устроили, понимаешь, единый фронт против злополучных торговцев с Кавказа, лишь бы люди опять на Смольный и Таврический не пошли. — На кого же опираться? Где та сила, которая способна вытащить страну из кризиса? Армия? Нет, не те времена, да и армия не та, даже если захватит власть… Что там говорить, и так ясно. Рабочий класс, крестьяне, интеллигенция? Ну, это мы уже проходили, комментариев не нужно. Госбезопасность? Сами понимаете — нет… — Виктор Евгеньевич сделал уместную и строго дозированную паузу. — Только органы внутренних дел, милиция способны взять и с честью выполнить эту миссию! Мы есть везде, нас достаточно много… Техническое оснащение, каналы связи, структура управления, вооружение, наконец — по каждому из этих показателей в отдельности мы, разумеется, уступаем чекистам и армии, но в целом… Обширная сеть источников информации, даже вся пресса, что тоже немаловажно! А кадры? Кто, скажите, лучше оперативника ОБХСС знает бреши в экономике на своем обслуживаемом участке? Кто лучше знает взяточников, расхитителей, просто хреновых руководителей? А уголовный розыск? Этим бы ребятам чуть бы больше правовой свободы — и улицы наших городов превратятся в места не только красивые, но и безопасные… Вы извините меня за прописные истины, если бы они были вам не знакомы — мы сейчас не сидели бы здесь. Именно такие, как вы, образуют сейчас становой хребет Движения, координационный совет которого я представляю, а в недалеком будущем возглавят командные структуры обновленной Державы! — Знаешь, что мне все это напоминает? — шепнул Виноградов соседу. — Ну? — «Союз меча и орала»… Ильф и Петров… «Я дам вам парабеллум»… Вы в каком полку служили? — Ты что, Саныч, дурак? — вскинулся недоуменно Анатолий. — Ага, — бесхитростно подтвердил Владимир Александрович. При такой постановке вопроса он никогда не спорил. На утренней зорьке все отстрелялись одинаково плохо. — Как тебе?.. Я не про охоту. — Фомин утрамбовывал в багажнике рюкзаки, и Виноградов даже не сразу понял, что приятель обращается к нему. — Я понял… А никак. Игры со спичками в детском саду. — Ну да-а, — вздохнул омоновец. — Но что-то делать надо? — Надо… Да-да, иду! — Владимир Александрович подхватил закопченный котелок, кружки, несколько ложек и заторопился к берегу, повинуясь приглашающему жесту Михаила Анатольевича. Через несколько минут посуда была вымыта, но ни тот, ни другой не торопились вернуться к машинам. — Что решили, Владимир Александрович? — Согласен. — Все взвесили? — Мы ж не дети, товарищ полковник… Авось пронесет. — Не пронесет. — Да это я так, сам понимаю… На вас не рассчитывать, так? — Не рассчитывать. Шансы на то, что после этого вас оставят в органах, — почти нулевые. При большом везении придете в себя участковым где-нибудь в области. — Да-а… Ладно, давайте! — Держи, капитан. Из-под ватника появился бело-голубой полиэтиленовый пакет, небольшой, но, судя по всему, довольно тяжелый. Виноградов аккуратно принял его, отогнул край. Взглядом выхватил плотную белизну упаковок, строчки типографского шрифта…