— Проверяли? — Сам. Лично. Все чеки — подлинные. Ровно три тысячи пятьсот. — Расписку надо? — Нет. — Тогда все. Как договорились. — Ни пуха! — К черту! Я первым вернусь, не возражаете? — И Виноградов, рывком поднявшись, направился в сторону охотбазы. 2 Едва ступив на перрон, Владимир Александрович оказался в крепких и довольно бесцеремонных объятиях. — Товарищ полковник! Город-герой Приреченск приветствует доблестную питерскую милицию! Черная щетина усов дважды, по местной традиции, ткнулась в щеки Виноградова, и старинный приятель Сергей Кинчев отпустил наконец гостя. Пахнуло вином и хорошим одеколоном. — Вольно! Та-ак… Выглядишь неплохо, толстый, загорелый… Усы на месте, а с этим как? — Владимир Александрович ткнул неожиданно сложенной в горсть ладонью в низ живота встречающего. — Порядок! Никто не жалуется… — самодовольно хохотнул Кинчев. — А салют где? — капризно огляделся Виноградов. — Чего-чего, а этого у нас хватает. Даже слишком, — произнесла приблизившаяся женщина лет пятидесяти, полная, с усталыми умными глазами и тяжелым пучком собранных на затылке седоватых волос. — Римма Ивановна! — представилась она. — Очень приятно. — Наша главная медицинская начальница, — уважительно прокомментировал Кинчев. И хлопнул по плечу стоящего рядом с ней русого, носатого парня: — Штефан — самый лихой водитель системы Министерства внутренних дел… Ну и по другим вопросам тоже не промах, кличка — Осеменитель, ха-ха! Мой ординарец теперь. — Приветствую, — мужчины обменялись рукопожатиями. — А где Василий? — Потом… потом! — ломая возникшую было тяжелую паузу, заторопился Кинчев. — Вещи где? — Все здесь, — показал на небольшую спортивную сумку, висящую на плече, Виноградов. — Командуйте, товарищ майор! — Между прочим, подполковник. Без шуток, уже почти месяц, — назидательно подняв палец, остановился хозяин. — И должность — заместитель министра самых что ни на есть внутренних дел, самой что ни на есть героической Приреченской республики, так что… — Убил… унизил, растоптал! — шутливо схватился за сердце Владимир Александрович и сделал вид, что пытается рухнуть на колени. — Не вели казнить! — Ладно… прощаю! — под общий смех смилостивился Кинчев и вдруг хлопнул себя по лбу: — Ох, забыл! Давай быстро! — скомандовал он Штефану, уже свинчивавшему крышку с пластиковой канистры. — За встречу — по паре капель! Рубиновая жидкость плеснулась в подставленные стаканы. — Вижу, встретили? — Как из-под земли вырос огромного роста широкоплечий офицер в камуфляже с трехцветной российской нашивкой на левом плече. Издали за происходящим наблюдали два солдата; по манере носить кепки, закатанным рукавам и вольно расстегнутым воротникам на загорелых шеях Виноградов безошибочно определил профессионалов. — А как же, Дмитрий Иваныч! Знакомься, Володя: помощник военного коменданта, наш добрый друг и защитник. Мировой мужик! — Да ладно тебе, Сергей… Бубликов! — Виноградов! — здоровяк пожал руку корректно, стараясь не повредить, что Владимир Александрович сразу же оценил. — Как Питер? Я сам оттуда… — Дожди. Но не стреляют. А здесь как? — Увидишь. Не куришь, случайно? — Сам — нет. Но для хороших людей, тем более — земляков… — Виноградов достал приготовленную для такого случая пачку «Беломора», по старому — фабрики Урицкого. — Подарок! — Достойно. Спасибо. Сергей, друзья у тебя… уважаю! — Ну, как! — Кинчев приосанился, он любил, когда ему говорили приятное, и не скрывал этого. — Что у гостя с документами? Решили? — Вот на всякий случай. — Виноградов протянул бордовое, с золотым тиснением удостоверение корреспондента газеты «Невский берег». Этот документ прикрытия нигде не значился, газеты такой в помине не существовало. — А для домашнего использования больничный лист, со вчерашнего числа — до пятницы. Острое респираторное заболевание. Температура. Кашель. — Ох, мальчики… — покачала головой Римма Ивановна. — Мы не об этом, — взглянув на бумаги, вернул их Бубликов. Потом перевел глаза на Кинчева. — Ладно, что ж поделаешь… Выручим. Он достал из кармана сброшюрованную пачку розовых бланков, аккуратно вырвал один из них, что-то пометив для себя на перфорированном корешке. — Сами заполните. Под твою ответственность! — протянул он листок Кинчеву. — Ну спасибо! Саныч, это знаешь что такое? Это пропуск военного коменданта, «вездеход»! Ува-ажил… Чуть-чуть за встречу? Из собственного подвала, а? — Возражений нет… Будем здоровы! — Бубликов со вкусом выпил, закусил грушей. — Двинулись! Уже с сине-желтого милицейского «уазика», прощаясь, офицер чуть придержал ладонь Виноградова: — Не лезь куда не надо без нужды. Понял? — Постараюсь. — Ничего, он завтра утром — назад! — высунулся из окошка Кинчев. — Как-нибудь сбережем… — Уж постарайтесь. Счастливо отдохнуть! Взревев и чуть не встав на дыбы, машина сорвалась с места. — Что наделали, гады! — не удержался Виноградов, когда за очередным поворотом открылась панорама центральной части города. Пышная, еще не тронутая в этих благодатных краях осенней желтизной зелень не могла скрыть страшных разрушений, причиненных недавними бомбежками. Изуродованные витрины универмага, причудливый излом осыпавшейся стены горсовета, на месте здания милиции — закопченный остов. Огромное жаркое солнце в безоблачном небе беспощадно высвечивало самые мелкие детали. — Ты Микрорайон не видел… Помнишь, мы в позапрошлом году с Яковлевым туда ездили? С Генкой еще? — Помню. — Так там уличные бои были… Лучше не смотреть. У больницы останови! — сказал водителю Кинчев. Они сделали традиционный круг по площади, мимо великолепного монумента фельдмаршалу, основателю города и одному из символов Российской державности, проехали еще два квартала. — Сходи осмотрись! Штефан достал прикрытый курткой автомат, повесил его на плечо и, аккуратно прихлопнув за собой дверь, вышел из машины. — Привез? — Да. — Виноградов, чуть повозившись, вытянул из-за пазухи туго спеленутый полиэтиленом и перетянутый аптечной резинкой брусок. Протянул женщине. — Здесь шесть тысяч. Долларов. Проверьте. — Что вы! — Проверьте! — уже тверже сказал Владимир Александрович. — Порядок такой, — пояснил, принимая у Риммы Ивановны валюту, Кинчев. Он аккуратно стянул черное эластичное кольцо, развернул прозрачную пленку, затем газету. Пересчитал купюры. — Шестьдесят на сто. Все верно. — Спасибо вам, Володя! Спасибо, милый… — Женщина вдруг заплакала, неуклюже заталкивая доллары в карман цветастого платья. — Да мое-то дело, Римма Ивановна, голубушка… — Виноградову стало не по себе, защипало глаза. Кинчев молчал, отвернувшись в сторону. — Если бы вы знали… Благослови вас Господи! Идти было довольно приятно, хотя и несколько жарко. В голове шумело от молодого, нежного и терпкого домашнего вина, сытый желудок норовил ввергнуть организм в сонную истому. Виноградов обернулся: сзади, в нескольких километрах, белел в густом кольце деревьев Приреченск, столица одноименной, никем не признанной, но вполне ощутимо существующей республики. Отсюда он казался нетронутым и тихим. — Красота-а! — вздохнул Владимир Александрович.