Он был… был… как этот вертолёт — летел, пока оставался керосин и пока крутились лопасти над башкой. Не больше. Не меньше. — Ты ведь знал, да? — О’Хара, судя по выражению лица, специально затянула бинт по-туже. — Знал, эсперовская задница, что он вытащит тебя? — Полегче, дорогуша, — скривился Грибовский и приложился к фляге, которую так заботливо ему предложил Йоширо. — Эй, эй! Грибовский-сан, ты так не налегай на дармовой нектар! — обеспокоенный голос пилота трещал в наушниках старым радио. — Ты мне еще за прошлую попойку двести кредитов должен! А неплохо Гвардия умеет веселиться. Двести кредитов за попойку вызывает немного, но уважения. — Не боись, потомок самураев, — поляк отсалютовал флягой. — сочтемся. И с этими словами он снова закинулся каким-то пойлом с очень острым и резким амбре. Дум, хоть и пил все, что горело и, под настроение, трахал все, что двигалось и не имело мужских половых признаков — к такому бы даже в самые худшие свои дни не притронулся бы. Грибовский, отвернувшись, смачно срыгнул, после чего втащил свое тело на кресло и накинул на забинтованный торс изрезанный кожаный плащ. В нем прорех было столько, что он скорее походил на сито, чем на предмет верхнего гардероба. — Животное, — прокоментировал О’Хара и села напротив. — Вы оба… может поэтому уже общаетесь без слов. Алекс был слишком занят созерцанием ночного Маэрс-сити с птичьей перспективы, чтобы отвлекаться на пикировку с фейри. Так что эта радость досталась Грибовскому в полной и единоличной мере. Запустив руку в свои красные волосы, он тяжело вздохнул. — Да нет, Дум меня ни о чем не предупреждал. — Тогда… — Просто, видишь ли, дорогуша черный маг строит из себя цундере. — Чего? — отвлекся Алекс. — ты меня сейчас как назвал, мутант светлый? Ты смотри, у меня вроде еще патрон в стволе остался. — Да ладно, — отмахнулся поляк. — ты что, при всей своей любви к кинематографу никогда не видел аниме? — Тебе в рифму ответить? Так я могу. — Ой серость-то какая… пить будешь? — Нахрен иди со своим пойлом. И можешь этого ниндзю с собой прихватить. Вместе с домашним зверьком, — Йоширо, видимо не расслышал, так что никак не отреагировал, а вот глаза О’Хары опять сверкнули, да и её деловой прикид, который, кстати, даже не помялся, почему-то стал напоминать Думу экспонаты исторического музея. Что-то связанное с рыцарской броней. — От вас одни проблемы. Сам бы я справился без шума и пыли. — Ага, — кивнул Грибовский. — совсем, как в тот раз, когда ты гонялся за Маской и расхреначил добрую половину Финансового района. Знаешь сколько Гвардия отвалила потом городу за это? Алекс, вместо ответа, поправил очки. У них, кстати, погнулась дужка, что никак не радовало и без того паршивое настроение. — Кстати, — спохватился Дум. — чтобы знать на будущее — что у вас за история с Тенью? Еще недавно смеющийся глазами Грибовский, вдруг как-то приосанился и немного сник. — Я убил его сестру, — тяжело произнес он. Достаточно тяжело, чтобы было понятно, что за этими словами скрывалась целая история. История, о которой никто не хотел говорить. Дум, конечно, был ублюдком и мудаком, но… иногда и в нем просыпалась совесть. Правда очень быстро собирала манатки и сваливала восвояси. — Профессор, — О’Хара напрямую обратилась к Алексу, что, кстати, выглядело как-то необычно. — мне кажется, ты знаешь, кто ждет нас в Парке Памяти. Может поделишься информацией? — Нет, — коротко ответил Алекс. — Это не ко времени, дорогуша. — Ко времени или нет — даже если бы я хотел вам что-то рассказать, помимо указания маршрута как сходить на х… кхм, то я бы просто не смог этого сделать. Грибовский чуть сощурился и, максимально незаметно для Йоширо, еще немного отпил из фляги. — Ты ведь уже не член клуба Бездны. — И только не говори что-то о солидарности темных существ, — добавила фейри, чья блузка очень заманчиво трепыхалась на сквозном ветру. Разумеется — заманчиво не для Алекса. — Вы все одинаковые и заботитесь только о себе. — Не могу отрицать, — развел руками Дум. — и именно потому, что мне дорога моя шкура, я ничего вам не расскажу. А если вам дороги ваши, то вы останетесь сидеть в вертушке, пока я веду переговоры. Иначе… ну, даже не знаю, я лично просто себе вены вскрою. Это лучше, чем то, что может сделать эта… хрень. Какое-то время О’Хара и Грибовкий молча разглядывали Алекс, но тот плевать хотел на их мнение и, отвернувшись к городу, продолжал наслаждаться его ночными видами. — Резонно, дорогуша, — поляк отсалютовал фляжкой. — Грибовский-сан! Имей совесть! — взъелся Йоширо. — Да ладно тебе… Алекс снял наушники. По барабанным перепонкам тут же ударил шум ветра и гул лопастей с двигателем. Ему не очень хотелось слушать дальнейшие обсуждение чего бы то ни было. Он просто смотрел на огни города, а те отражались в его глазах. Ведь кто знает, может он в последний раз в жизни смотрит на это великолепие электричества, магии и неона. Вот ведь срань… Старик-профессор всегда говорил, что нормальный черный маг никогда не рискует своей жизнью. Не прыгает грудью на амбразуру и не закрывает собой оброненную на пол гранату. Вот только почему-то Алекс в последнее время только и делал, что занимался именно этим. Нет, разумеется, ему приходилось выполнять свою часть сделки для того, чтобы Гвардия, в свою очередь, помогла в его расследовании инцидента с «Фолленом», но… Он-то уже неоднократно свою жопу под вражеский фугас подставлял, а вот ответных любезностей пока не следовало. И, все же, вот он — Алекс Дум, черный маг, в вертолете Гвардии летит туда, куда ни один, даже самый безумный Темный никогда в жизни… да и в посмертии, не полетит. — Парк Памяти! — прокричал Йоширо так, чтобы услышал и Дум. — снижаемся. И они действительно начали спускаться прямо на парковку, которой и начинался самый маленький парк в городе. Единственный мемориал, посвященный темным существам, павшим в битве с победившим Светом. Напускная толерантность просочилась даже на этот уровень. Алекс достал смятую пачку из кармана. Последняя… Кто бы сомневался… Глава 40 — Парк Памяти, да? — Дум глубоко затянулся и выдохнул облако дыма. Едкого, серого, такого, от которого у человека, непривычного к подобному, запершило бы в горле и заслезились бы глаза. Алекс с детства любил крепкие сигареты. Они успокаивали его. В той мере, в которой это было возможно. — А я думал, что это темные — циничные ублюдки, — криво усмехнулся он и направился в сторону ворот в красивой, кованной ограде. Маленькая ремарка — некогда кованной и, примерно в тоже самое время, красивой, но сейчас железные прутья были погнуты. Те изображения, который были, казалось бы, навеки запечатлены в медальонах, закрашены краской, осквернены символами света. Дум даже заметил несколько крестов, звезд Давида, символов Пророка Мухаммеда. Колеса сансары и изображения будды. Даже символы Дао. Религий, что в Старом Мире, что в новом — на любой вкус, цвет, гендер и запись в психиатрической истории болезни. А вот Тьма… она одна на всех. Страхи, которые ночами поднимали маленьких пророков, еще не знавших, что они несут с собой свет Самого-Главного-Ублюдка. То, что краем зрения видишь, когда идешь по темной аллеи. Необоснованный страх остаться один на один в помещении, где не зажечь даже фонарика. Это липкое, холодное чувство, цепляющееся за твою душу щупальцами голодного кальмара из темных глубин океана первобытного страха, порожденного времена, когда ночами хищники забирались в пещеру, чтобы утащить с собой свою двуногую добычу.