И именно тогда и появилась сама суть порога, дома — его особенной магии, благодаря которой нечисть не могла без приглашения зайти внутрь. Так что, кто бы не сотворил это, он не был из числа нечистых, повязанных с тьмой. И, учитывая, что Алекс не ощущал ни капли покалывания на кончиках пальцев — магия тут тоже не была замешана. Лишь едва заметный, тонкий запах серы, оставленный демоническим присутствием одержимого. Дум выругался и, подойдя к одному из трупов, вытащил из груды плоти, в которую тот превратился, торчащий наружу магазин того же типа, что и у Уилсона Младшего. Дернув затвор, Дум посохом открыл стальную, с закругленными углами дверь, ведущую в подсобной, переоборудованной помещение. Небольших размеров, но достаточное, чтобы там поместилась стойка с одним единственным предметом. Стеклянный купол, эту стойку накрывавший. А еще фигура среднего роста, спрятанная в балахон. — Тот-кого-нельзя-называть? — спросил Дум, припоминая похожую сцену из одного популярного в прошлом кино. Фигура не пошевелилась. Но Алекс стал отчетливее ощущать привкус серы. — Странно слышать это от темного мага. — Стереотипы, — пожал плечами Дум, а затем резко вскинул дуло пистолета, направив его на незнакомца. — а теперь живо назови свое имя и легион, к которому ты принадлежишь, иначе я уничтожу твою оболочку. Фигура засмеялась. Неприятно. Отрывисто. Искусственно… Как смеются социопаты. Демоны не были социопатами… вернее — человеческие эмоции им были так же не понятны, как людям непонятен и чужд сам хаос. — Вижу ты понял, Александр, — “злодейский злодей” специально сделал ударение на имени Дума, давая понять, что все произошедшее имеет личные мотивы. — Я долго ждал этого момента… удивительно, но оказывается — не я один. Мой компаньон предложил свою помощь и я не мог не согласиться. — Долго ждал? — переспросил Дум, а затем выругался. Проклятые еноты видимо успели его покусать… — Слушай, ублюдок, мне плевать кто ты, какую там ты себе обиду на меня придумал — в Маэрс-сити плюнуть не куда, чтобы не попасть в человека или иное существо, которое хочет меня убить. Но, сука, ты мне отпуск испортил. И этого я простить не могу. — Простить… прощение… удивительное слово, Александр. Наполненное таким глубоким смыслом, но столь небрежно разбрасываемое людьми по свету. Простить одно. Простить другое. А откуда берется это прощение — они не думают. Не думают, что каждый раз, кого-то прощая, отнимают частичку своей души. Она восстановиться, как восстановиться после твоего ритуала, но… Это больно, Александр. Прощать. Я не смог. — Блять, ну серьезно? — расстроился Алекс. — Я пришел сюда подраться. Нормально. По-мужски, да простит меня феминизм. А ты стоишь и зачитываешь мне первую страницу брошюры “Злодейский Злодей для начинающих”. Дум отмахнулся пистолетом, а затем опустил его. — Тусуйся тогда один, а я сваливаю. С этими словами он развернулся на пятках, а затем, так же стремительно, из-под локтя, вскинул посох. Несколько десятков печатей слились и сформировали огромную пентаграмму, сияющую магией тьмы, крови и демонов. Молния, вылетев из её центра, расцарапала воздух когтями демонического пламени и взревела пастью волка, попытавшегося дотянуться алыми клыками до фигуры в балахоне. Но та лишь подняла руку и магия Алекса, на которую тот потратил не меньше двух третей совокупного запаса энергии источника и накопителя, попросту втянулась в серую кожу, обтянувшую когтистую ладонь одержимого. — Дешевый трюк, Александр. Я ожидал от тебя большего. Ты в… — В жопу поди, ожидатель. Алекс стукнул посохом о пол и под ногами фигуры вспыхнула вторая печать, которая мгновенно превратила сталь в кипящую кислоту. И фигура, с тем же криком, что когда-то Алекс падал в канализацию, полетела куда-то в черные недра ниже ватер линии. — Попробуй законы физики поглоти, мразь! — выкрикнул Дум, а потом задумался. Он все еще находился по дурманящим эффектом собственного ритуала, так что соображал туго. — Нет, пресно получилось… не чувствует моей к нему глубокой антипатии… нужно жестче. Алекс почесал дулом затылок, выругался от боли, когда задел ссадину, оставленную нагой, а затем нагнулся над чернотой провала и проорал: — Арривидерчи, долбоеб! Кивнув самому себе, Дум развернулся и подошел к стеклянному куполу. Действовать надо было быстро. То, что где-то там, на глубине Локи знает какого масштаба, дуэт из непонятного имбецила и не менее недальновидного демона тонули в воде и сражались с Нагами, означало лишь одно. Поголовье Наг явно измельчает уже в самом ближайшем времени. Алекс встал практически вплотную к грузу. Что появилось раньше — бог или вера в бога? Возможно, ответ на этот вопрос находился прямо напротив Дума. Старые легенды бритов описывали этот меч, как тяжелый бастард, украшенный вязью символов и рун таинственного и магического символа. Японцы, как длинную полоску стали черного цвета, найденного богом в теле убитого чудовища. Кто-то говорил, что Парацельс владел мечом, с заточенным внутрь демоном — таким тяжелым, что десять мужчин не могли его поднять. Меч-кладенец, выточенный для славянских богатырей из стали упавшей на гору звезды. Меч Калад-колг, выкованный феями. Индейцы верили, что этот меч был языком солнца — чистым пламенем, которым мог владеть лишь верховный жрец. У этого меча имелась тысяча имен и еще больше обликов. Он яркой нитью пронизывал историю мира, но люди забыли про него. Забыли про его историю. И они видели его так, как хотели видеть. Как сталь, как огонь, как волшебство, заключенное в грани железного клинка. Но Алекс помнил о правде, пелена лжи спала с его глаз. Он видел правду. Он видел самое первое оружие, которым владел человек, когда делал первые шаги по миру, который едва сам и не погубил. И эта смерть, вся смерть, любая смерть, принесенная болью и отчаяньем, созданная насилием, была рождена в это мече. Алекс смотрел на деревянную палку с заточенными и обугленными краями. Рукоять её была обвязана веревкой, сделанной из волокон лиан и трав. Старый, покрытый никогда не исчезающими пятнами крови, местами потрескавшийся. Люди тоже помнили правду. Они говорили, что человек перестал быть обезьяной, когда взял в руки палку. Что же — они не ошибались. Человек перестал быть животным, когда стал убивать не только ради защиты. И палка это была вовсе не палкой… — Прочь, — процедил Дум, отгоняя наваждение, пытавшееся проникнуть в его разум. — Ты меня не подчинишь, жалкая палка. Артефакт манил его. Обещал силу и власть. Обещал подарить магию столь древнюю и столь могучую, что с её помощью можно было уничтожать и создавать целые миры. Праотец всех убийств. Создатель войн и разрушения. Геноцида. Один из истинных всадников Апокалипсиса в его изначальной, первозданной форме. Вот что сейчас лежало перед Алексом. Война. Её квинтэссенция. И все, что отделяло Дума от того, чтобы его душа была уничтожена этим созданием — тонкая полоска стекла с подведенным к постаменту кабелем. Поэтому что сделал Алекс? Все верно — ударом окутанного лиловым пламенем посоха, он рассек кабель, а затем единственным выстрелом разбил стеклянный купол. Глава 43 Стоило стеклянному куполу упасть, как нежное нашептывание на ухо превратилось в яростную попытку овладеть Алексом, будто молодой и глупой девушкой, забредшей в мини-юбке в самые грязные трущобы Хай-Гардена. Дум рухнул на колени и, единственное, что удерживало его от того, чтобы раствориться сознанием внутри агонии квинтэссенции войны. Он увидел перед собой человека, больше похожего на обезьяну. Слабого и хилого. Со злыми, налитыми кровью глазами. Тот стоял с окровавленной палкой поверх лежащего на земле молодого, здоровенного примата. Бугрящиеся мышцы и жилы канатами, густая яркая шерсть. Все это не помогло. Что может голая физическая сила против оружия. Сцены прошлого сменялись одна за другой. Он видел тысячи подобных картин. Примат становился варваром, затем викингом, он превращался в рыцаря, надевал солдатские формы всех стран этого мира. Он сжигал людей. Он возводил и рушил империи. Первое оружие. Первый меч. Простая палка. — Пойдем, — кричали ему боевые барабаны. — Ты станешь генералом, — ревели воины. Любая власть, любые богатства, все знания этого мира. Женщины и мужчины у его ног. Это все мог дать…