Дум украдкой огляделся. Никаких окон, только старый стены с обшарпанным кафелем. И пол, идущий под уклоном. Может быть ясельный бассейн или недоделанная купель. Звуков тоже не было. — Рад, что вы теперь с нами, мистер… — До пошел… ты… на… х… — Тумблер. И снова глотку рвут адские вопли. Думу казалось, что еще немного и он собственным криком порвет свой же рот или щеки. Но это будет даже хорошо — может от крови он задохнется и избавиться от этой адской боли. И снова все стихло. Но на этот раз он куда дольше приходил в себя. Видел какие-то картины из прошлого. Картины, которые так старательно хотел забыть. — Ну-ну, мистер маг, вы не спешите отбывать на тот свет, — ему в обнаженную грудь прилетело несколько острых осколков керамики. — Открывайте глаза. Алекс подчинился. Он понятия не имел, что произошло, и как этот ублюдок выжил, но… Перед ним, на возвышении, куда не дотягивалась вода, стоял посол Зимнего Двора. Все такой же толстеющий, со спокойным взглядом темно-карих глаз, только костюм другой и лицо чуть более… живое, что ли. Живое. Проклятье. Блядство! И почему Алекс не заметил сразу. Он ведь изучал этот раздел магии в Фоллене! Причем ради того, чтобы лучше понимать, как ему обыграть куклы Раевского. Куклы, на которых их учили отрабатывать проклятья. Куклы, являвшиеся внешне точными копиями учеников Фоллена. Дум, когда-то, со счета сбился, сколько раз он проклинал самого себя — в самом прямом смысле. Раевский тогда говорил, что лучше всего осознать воздействие проклятья можно только тогда, когда видишь, как это проклятье разрушает тебя самого. И еще шутил, что если они будут филонить, то он заставит их в действительности проклинать самих себя, а не големов. Голем. Высококлассный, накачанный магией под завязку, отданный на дистанционное управление. Вот кого они с Адель встретили на дирижабле. И то, что девушка спутала с Письмом Мертвеца на деле являлось амулетом дистанционного контроля. — Вижу вы догадались, — улыбнулся посол. Улыбкой зверя — не человека. — Как же вас. Мистер… Он повернулся к своему громиле — другому орку. Очень похожему на того, что был отправлен Алексом в короткий полет сквозь кипящую кислоту и металл. Брат или отец. Плевать. — Посос… Алекс кричал. Кричал и дергался. Пытался оторвать собственные руки. Вырывать ноги. Лишь бы хоть как-то сбежать из этого кипящего озера. С очередным щелчком тумблера боль ушла. Дум стонал и хрипел. Плевался кровью и дергался, но как бы не старался — два провода, идущих от генератора и вонзенных клемами ему в бедра, не получилось выдернуть. — Вы так грубы, юноша, — фыркнул посол. — а ведь мы спасли ваши жизни. Да-да. Или вы уже забыли? Воспоминания нехотя возвращались к Думу. Он вспомнил, как взорвал стену дирижабля, и разница в давлении вытолкнула их наружу. Помнил, как они летели, уворачиваясь от пылающих обломков. С истощенным запасом магии, Дум не мог полностью контролировать чары на костюме и израсходовал заклинание полета еще до того, как они приземлились. Алекс прижал к себе Адель и почему-то не боялся. Он ощущал только… покой. Покой, нарушенный магом фейри, поймавшим их двоих и опустивших на землю, где по Думу прошелся град ударов жесткими берцами, а затем его закинул в багажник. На земле их уже ждал посол. И теперь он находился где-то в застенках. И только оставалось надеяться, что это не застенки посольства, потому как лучше откусить сейчас свой собственный язык, чем попасться в пыточную к Мэб. О её жертвах ходили легенды. Страшные легенды. — Можно ведь и поблагодарить за спасение, — посол достал белый платок и вытер лицо. — Где… она… Двое — громила орк и сраный зверолюд переглянулись. Они что-то молча, взглядами, обсуждали. — Кто знает, — медленно поворачиваясь к Алексу, произнес посол. — может составляет компанию братьям моих гвардейцев, с которыми вы так жестоко обошлись. А может уже кормит червей. Алекс задергался в цепях. — Но-но, молодой человек, не лишайте моего офицера удовольствия мести убийце своего отца. — Сука! — закричал Алекс. — Я выжгу твою душу! — Как тривиально, — хмыкнул посол, поднялся со стула и, ничего не говоря, ничего не спрашивая и не требуя, направился к двери. — развлекайся, Хык’Ток. Он твой. А Дум все кричал ему в спину. — Ты, блять, будешь страдать! Веками! В самых глубоких уголках бездны! Я тебе обещаю! Я сожру твое сердце! Кричал сквозь боль и агонию. Потому что значит какое-то пламя с мыслями о том, что стало с Адель. Что он смог её защитить. Профессор Раевский всегда предупреждал, что черная магия не умеет защищать. Только уничтожать. Но Алекс не справился даже с этим. А затем огонь затопил все вокруг. Глава 33 Глава 33 Алексу опять снился сон. Они танцевали. Но на этот раз не среди мрамора и золота. Они танцевали в баре “Пьяный Ешуа”. Крепко прижимаясь друг к другу, слушали какую-то медленную, глупую музыку и танцевали. И никто их не волновал. Ни прогнивший Маэрс-сити, ни фейри, ни Синдикат, никто на всем свете. Только они и их медленный танец. А затем все запылало в огне агонии и боли. Алекс не знал, сколько раз орк включал тумблер. Сколько раз он отлучался за тем, чтобы принести новую канистр бензина и залить её в допотопный генератор. Сколько вообще часов, дней, недель или лет прошло в этом заточении. В какой-то момент, в пучинах адской боли и нестерпимой агонии, Дум начал молиться. Что там искры, вспышка проклятье веры, перед бескрайним космосом электрических мук. Все же, в прошлый раз ведь ему явился крылатый с мечом, оставив на груди длинный шрам. И Алекс просил его о скорой смерти. Просил его закончить эти страдания. И, может, перед тем как его душа отправиться на рандеву с Балтаилом, дать возможность еще один раз потанцевать с ней. Так проходило его время. Между молитвами о смерти и океанами жидкого огня, пульсирующего по его разлагающемуся телу. — Мой отец любил охоту, — Алекс даже не знал, кажется ему, что орк разговаривает, или нет. Порой все происходящее вокруг напоминало собой страшный кошмар, от которого невозможно было проснуться. — Он учил меня, как загонять жертву. Как находить добычу. Снова боль. Так много. Так ярко. Дум никогда не знал, что живое существо может испытывать подобное. Может тот, кто придумал дурацкую концепция кругов ада просто попал под удар молнии? Алекс ведь знал, что настоящий ад выглядит иначе. — Когда мама умерла, он заботился обо мне и моей сестре. Заботился один. Работал по три смены. Домой приходил вечно уставшим и разбитым, но находил время, чтобы помочь нам с уроками. Он заботился о нас. А ты убил его. Убил, сраный ты ублюдок! Hack tok varfat alkutak! И снова щелчок рубильника и новый прилив огненного океана. Но еще не ад. Если не думать о ней, то не ад. Потому что, что может значить физическая боль перед болью душевной. Перед страданиями духа, все плотское меркнет, как зажжённая спичка посреди космического вакуума. У тела есть пределы — у духа его нет. Так что все, что требовалось Алексу, это не думать о ней. Не думать и ждать, пока его сердце не выдержит и застынет. — Мы так и не смогли найти его тела, мразь. Нам даже некого сжечь, не развеять праха над камнями, чтобы проводить его к Великому Барсу, повелителю горной охоты! Ты не просто убил его, ты забрал его посмертие! Алекс кипел внутри собственного тела и проклинал себя за все те ритуалы, что сделали его крепче и выносливее любого смертного и… Лицо посла. Его сраная, ублюдочная харя возникла перед внутренним взором Дума. Нет. Не сейчас. Еще рано. Он не может сдохнуть до того, как не выжжет душу этого блядского зверолюда. Он ведь пообещал. Не ему — послу. А ей. Она поверила ему. Единственная, кто решила поверить черному магу. Себе же на беду. Нет, перед тем как его дух окунется в настоящие муки, он заберет туда с собой этого ублюдка. — Воды… — прохрипел Дум в тот момент, когда наступил сезонный отлив огненного моря. — Воды? — он почти уже не видел и не слышал. Все, что мог разобрать, это как орк поднялся с принесенного им деревянного стула и подошел к пленнику, нависнув над ним скалой. — У меня есть для тебя вода, человеческий ублюдок. Кажется, он расстегнул ширинку. Что-то с едким и неприятным запахом полилось на лицо Алекса.