Она деликатно откашливается. — Мне не хотелось бы тебя огорчать, дорогая, но никто вообще-то толком не знает о нём. В молодости он был немного плейбоем, но какой наследник многомиллиардного состояния не был бы им? Много девушек, много вечеринок, насколько я помню. Он постоянно ввязывался в драки с папарацци, его арестовывали за вождение в нетрезвом виде и тому подобное, — она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. — Но последние пять лет о нём ничего не слышно. Никто вообще не знает, куда он пропал и почему. Был какой-то скандал с его семьей, но я сомневаюсь, что подробности когда-либо были обнародованы. Хмм. — Насколько известно, его не было в стране. Сегодня вечером на игре было одно из его первых публичных появлений с тех пор, как он пропал, когда ему было двадцать пять. — Ему всего тридцать? — удивленно спрашиваю я. — Думаю, да. — Да, — соглашается Марк, пристально глядя на экран своего смартфона. — По крайней мере, согласно Википедии. — О, дорогой, дай мне посмотреть! — просит Крисси, протягивая руку к его телефону. Вместо того чтобы просто передать его ей, он встает, обходит кофейный столик и втискивается прямо рядом с ней, так что они делят одну подушку. Через несколько секунд он прижимает её спиной к своей груди и обнимает, чтобы она могла видеть экран. Она нежно кладёт руки на округлый живот и прижимается к мужу. Я фыркаю. — Боже, вы двое отвратительно милые. Они улыбаются в унисон, и это так восхитительно, что меня едва не тошнит на месте. — Ты так и не рассказала нам, как оказалась мокрой, да ещё и на нашем пороге, — многозначительно говорит Крисси. — Или что случилось после того, как он поцеловал тебя. Я морщусь. — Ральф случился. Мрачный взгляд приходит на смену обычно невозмутимого лица Марка. — Держу пари, что этот мешок с дерьмом был… — Марк! — Крисси ахает. — Что? — парирует он. — Он — мешок с дерьмом. Без обид, Джемма. — Я и не обижаюсь, — повторяю я во второй раз за сегодняшний вечер. — И что? — подсказывает Крисси, жестом приглашая меня продолжать. Я продолжаю, рассказывая им о напряжённом моменте между Зеленоглазым-Чейзом, и Ральфом, за которым следует мой побег в стиле Золушки в дождливую ночь. Когда я дохожу до той части, где рядом со мной на обочине останавливается лимузин, глаза Крисси становятся огромными, как блюдца, и она откидывается на грудь мужа. — Он привёз тебя сюда? — спрашивает она. Я киваю. — Ты села в машину с незнакомцем? — выражение лица Марка мрачнеет ещё больше. — Он снова поцеловал тебя? — требует Крисси, прежде чем я успеваю ответить. Переводя взгляд с мужа на жену, я ещё раз нерешительно киваю. Марк бормочет: — Не умно. И в то же мгновение изо рта Крисси вырывается громкое: — О, БОЖЕМОЙ! Ей требуется несколько минут, чтобы успокоиться, но когда она это делает, я рассказываю им остальное. Как он окликнул меня. Как я остановилась на лестнице. Как он подошёл ко мне. Как он убрал волосы с моего лица. Как он целовал меня до тех пор, пока я не перестала чувствовать даже дождь. Пока всё, что я чувствовала, это он, его губы на моих, его руки в моих волосах. Пропитанные водой, наполненные огнём, мы одновременно промокли насквозь и сгорели. — О, Боже. О, Боже, Боже, Боже, Боже, — повторяет Крисси ошеломленно, как мантру, её глаза расфокусированы. Если она так расстроена из-за одного поцелуя, я рада, что не рассказала ей о пари, которое заключила… и о том, как моя ночь чуть не закончилась без одежды в квартире Чейза Крофта. — Полагаю, моя жена хочет сказать: "что случилось потом, Джемма?" — предлагает Марк, закатывая глаза. Я слегка смеюсь. — Потом он ушёл. — Что? — восклицает Крисси, её глаза возвращаются ко мне. — Что ты имеешь в виду, он ушёл? — То, что ушёл. Короткий миг он пристально смотрел мне в глаза, а затем отошёл и сел обратно в свой лимузин. — Он ничего не сказал? — Нет, — вру я. — Но в любом случае это не имеет значения, потому что я отказываюсь от мужчин. Всех мужчин. Включая миллиардеров. Брови Марка взлетают вверх. — Что? — визжит Крисси. — Больше никаких мужчин. Все мои женские части официально закрыты для взаимодействия, — решительно говорю я, закидывая ногу на ногу, чтобы подчеркнуть свои слова. — Ох, — говорит Крисси с облегчением. — Я думала, ты серьёзно! — Я серьёзно, — мои глаза сужаются. — Мужчины — крысиные ублюдки. Любви не существует, во всяком случае, для меня. И я больше не буду пытаться. Я собираюсь купить дюжину или около того кошек, несколько высококачественных вибраторов, достаточно батареек, чтобы хватило на следующее десятилетие, а затем покончить с этим. Крисси и Марк смотрят друг на друга, встречаются взглядами и через несколько секунд в унисон разражаются громким смехом. — Я серьёзно, — ворчу я. Это не имеет значения. Ни один из них не слушает. * * * Только позже, спустя много времени после того, как Крисси и Марк укрыли меня на своём диване кучей одеял и удалились в свою спальню, я позволяю себе отбросить свой мужененавистнический фасад и воспроизвести последние моменты, которые я разделила с Чейзом под дождём, задерживаясь на всех деталях, которыми я пренебрегла и не поделилась со своими друзьями, когда они спрашивали об этом, по причинам, которые я не была уверена, что смогу объяснить. Его губы на моих, поглощают меня, и я чувствую себя распутной, безрассудной, стоя и целуя совершенно незнакомого человека. Впрочем, это не имеет ни малейшего значения. Я не могла перестать целовать его в этот момент, даже если бы кто-то приставил пистолет к моей голове и приказал мне уйти. Мои руки находят его плечи, скользят по мокрой ткани его футболки, и как только он чувствует лёгкое прикосновение моих пальцев к себе, его тщательный контроль, кажется, ускользает. Звук вырывается из его груди, как будто его сдержанность подвергается жестокому испытанию, и его руки сжимаются вокруг меня, так что я прижимаюсь к нему. Его хватка такая яростная, что почти болезненна, но в лучшем виде. На несколько мгновений мы теряемся. В этом миге, под дождём, друг в друге. Я смутно улавливаю звук открывающейся поблизости двери, но меня так мало интересует мир за пределами его губ, что Бостон может утонуть в чёртовом океане, а я и глазом не моргну. Очевидно, он не чувствует того же, потому что внезапно отрывает свой рот от моего и отступает назад, создавая осторожную дистанцию между нами. — Джемма, — повторяет он так настойчиво, что одно моё имя имеет больший вес, чем тысяча бессмысленных слов из небрежных уст. Я просто смотрю на него, затаив дыхание. Жду, когда он заговорит. На долгое мгновение воцаряется тишина. И когда он, наконец, разрушает это, его голос прерывается. — Прости. Я в замешательстве приподнимаю брови. — За что ты извиняешься?