Я смотрю в эти самые зелёные глаза и вздёргиваю подбородок немного выше, не потрудившись ответить. Он читает гнев на моём лице в течение долгого, неподвижного момента, пока моя кожа не начинает покалывать под тяжестью его взгляда, и воздух не начинает давить вокруг меня. Пока я не смогу больше этого выносить. — Я не собираюсь разговаривать с прессой, — наконец говорю я, мой голос наполнен силой, которой я не чувствую. Его брови приподнимаются, и его голос немного теряет свою смертельную остроту, когда он снова заговаривает. — Что? Я сглатываю. — Если ты вызвал меня сюда, чтобы расплатиться со мной или отговорить от распространения этой истории в средствах массовой информации, не беспокойся, — я выпрямляю спину и захлопываю портфолио. — Я бы не стала с ними разговаривать, даже если бы они мне заплатили. — Джемма, это не… — И откровенно говоря, — продолжаю я, глядя на него во все глаза. — Это грубо и оскорбительно предполагать, что я продам свою историю только для того, чтобы быстро заработать. Может, я и не миллиардер, как некоторые, но я не хочу им быть. Я не хочу внимания. Я не могу дождаться, когда всё это закончится, и я смогу вернуть свою жизнь. — Джемма… — Сегодня утром около моей квартиры было около миллиона репортёров. Ты знал об этом? — спрашиваю я немного истеричным тоном. Он открывает рот, но я слишком раздражена, чтобы остановиться. — Конечно, ты это знаешь, ты знаешь моё имя, ты знаешь, где я работаю. Чёрт, ты, наверное, знаешь, что я ела на завтрак сегодня утром. Его губы подергиваются. — Я имею в виду, серьёзно, это было всего лишь долбаное печенье! Причём не очень хорошее… это не было фирменное печенье от Торговца Джо с полезной альтернативной глазурью и нежной начинкой без сахара внутри. Совсем не то же самое. И, честно говоря, мне бы совсем не помешала эта чёртова сахарная лихорадка, потому что мне пришлось улизнуть из своего дома, как это делали мои последние два крысеныша-парня после свидания, ещё до того, как я проснулась… Его глаза становятся немного пугающими, когда я говорю это, но я так взвинчена, что не замечаю. — … И не так просто, как кажется, ориентироваться в этом глухом переулке на этих чёртовых каблуках, которые Эстель заставляет меня надевать на работу. Я знаю, что Бостон историчен и всё такое, но можем ли мы уже покончить с этим долбаными булыжниками? Это уже не 1800-е годы, люди! Наконец у меня заканчивается дыхание и слова, и я понимаю, что в течение последних пяти минут я довольно много кричала о некачественных завтраках и городской инфраструктуре мужчине, который фактически незнакомец, несмотря на то, что он запускал свой язык в мой рот. Дважды. Меня заливает румянец, и я делаю глубокий, сдавленный глоток воздуха через нос. — Ты закончила? — спрашивает он после минутного молчания, пристально глядя на меня. Я не могу не заметить, что его рот искривлен, как будто он борется с очередной улыбкой. Я киваю. Он отталкивается от стола, пересекает комнату и останавливается всего в нескольких сантиметрах от меня. Его язык тела агрессивен, он претендует на весь воздух, как будто моё личное пространство принадлежит ему, а не мне. Он смотрит мне в лицо, наклоняясь вперёд, чтобы я не могла пропустить его слова. — Я вызвал тебя сюда не для того, чтобы расплатиться с тобой, — говорит он, и его голос мягкий, не совсем обычный мягкий, хотя и мягкий, как гром кажется тихим, когда большой шторм надвигается на берег, отдаваясь эхом над океаном. Безопасно, но только на расстоянии. Я смотрю на его подбородок, не в силах встретиться с ним взглядом. — Так зачем ты меня вызвал? — спрашиваю я, мой голос дрожит от нервов. Он ждёт, пока мои глаза снова встретятся с его, а затем делает что-то, от чего у меня перехватывает дыхание. Одной рукой он протягивает руку и заправляет за ухо прядь волос, выбившуюся из моего пучка в стиле Эстель, его пальцы задерживаются в пространстве рядом с моим лицом, но не касаются моей кожи. Я застыла как статуя, уставившись на него, ожидая, что он нарушит тишину, потому что я, конечно, не могу — моё горло застряло в эмоциях, которые я не хочу анализировать. Дыши, Джемма. — Чейз, — шепчу я, не отрывая от него взгляда. — Почему я здесь? Как только его имя слетает с моих губ, весь лёд тает в его взгляде, и он внезапно смотрит на меня с чем-то очень похожим на тоску. — Я хотел узнать, всё ли с тобой в порядке, — наконец говорит он, кладя руку на мою щёку. Я чувствую, как мозоли его ладони и кончики пальцев касаются моей кожи, прикосновение легче, чем вы когда-либо думали, что такой большой человек способен на это. Я борюсь с желанием закрыть глаза и наклониться, уткнуться лицом в его ладонь и впитать его тепло, как будто у него под кожей солнце. Его голос становится хриплым. — Мне жаль, что я принёс хаос в твою жизнь. Это не входило в мои намерения. — Всё в порядке, — выдыхаю я, замерев, наблюдая, как он наклоняется чуть ближе. Он смотрит на мои губы, я смотрю в его глаза, и мы едва касаемся друг друга, но каким-то образом я чувствую его повсюду, на каждом сантиметре своей кожи, как будто этот незнакомец, которого я не знаю от Адама, каким-то образом более настроен на странную волну Джеммы, на которой я работаю, чем кто-либо другой. А потом он открывает рот и говорит: — Чертовски жаль, что я больше не могу тебя видеть. Подождите. Что? Какого чёрта? — Прости? — спрашиваю я, задыхаясь. Он всё ещё смотрит на мой рот, но после моих слов его глаза возвращаются ко мне. Он читает замешательство на моём лице, опускает руку. — Я больше не могу тебя видеть, — говорит он, и я думаю, что в его тоне слышится сожаление, но я немного зла, чтобы переварить это. На самом деле, я слишком зла, чтобы переварить это. — Итак, ты вызвал меня сюда… Зачем? — в моём голосе звучит недоверие. — Чтобы я почувствовала себя идиоткой… прости, ещё большей идиоткой? Его лицо мгновенно становится безучастным, глаза превращаются в бесстрастные диски. Я отворачиваюсь от него так быстро, что у меня кружится голова. Мои глаза останавливаются на двери, и я мчусь в её направлении, подпитываемая гневом и большим смущением, чем мне хотелось бы признать. Отвергнута. Снова. Опять! Это было бы смешно, если бы не было так унизительно. — Джемма, подожди… — его голос разносится по комнате, раздражающе спокойный. — Я ухожу отсюда, — я выплёвываю слова изо рта, как яд. — Пожалуйста, что бы это ни было, давай не будем делать этого снова. Я тянусь к дверной ручке, но он рукой сжимает мою руку, хватка достаточно сильная, чтобы полностью остановить моё продвижение. Я резко останавливаюсь, оглядываясь на него через плечо прищуренными глазами. — Отпусти меня, — шиплю я, бросая на него самый холодный взгляд. Он рефлекторно сжимает руку. — Нет, пока ты не позволишь мне объяснить. Мои брови взлетают вверх, а лицо искажается в нетерпеливом, высокомерном выражении, которое говорит: поторопись, придурок, у меня нет на это времени. Он взглядом изучает мое лицо, и его губы снова дёргаются, он думает, что я забавная. Забавная! Я начинаю дёргать свою руку, пытаясь вырваться из его хватки, но она только крепче сжимается от моих усилий. — Джемма. Я замираю от своего имени. Не нарочно, конечно, — это просто непроизвольная реакция на то, как эти губы формируют слоги, когда они так близко от моих. — Мне жаль, — его голос снова хриплый. Я вздёргиваю подбородок, без слов отвергая его недостаточные извинения. Его глаза вспыхивают, и мой живот сжимается, когда он смотрит на меня. — Я думал, что если я сделаю это касательно бизнеса, это будет проще, — он резко выдыхает. — Это не так. Всё ещё молча, я жду, что он объяснит. Я, например, закончила говорить. — Я только что вернулся в город. У меня есть… — его взгляд резко отрывается от моего, но я вижу, как работают мысли. — …определённые обязательства, если хочешь, на которых я должен сосредоточиться прямо сейчас. Я не могу позволить себе отвлекаться. Мои глаза расширяются, и мой голос падает до рычания негодования.