Я фыркаю. — Пожалуйста, не уезжай. Этот постельный режим, он мне до слёз надоел. Без твоих визитов я сойду с ума. У меня больше нет никого, кто мог бы составить мне компанию. Способ возложить вину на тебя, Крисси. — Это всего на несколько дней, — уверяю я её. — И ты не одна, у тебя есть Марк и Винни. — Марк весь день на работе, а Уинстону одиннадцать месяцев. Не совсем подходящий собеседник, — она глубоко вздыхает. — И как бы я их ни любила, их не целуют в лифтах красивые, чрезвычайно завидные холостяки. — Вижу, ты разговаривала с Шелби. Её звонкий смех доносится через линию. — Возможно, она посвятила меня в некоторые детали. Но это не одно и то же, вторичное! Что я буду делать без тебя, чтобы всё было интересно? — Отдыхай. Читай книгу. Продолжай растить ребёнка. — Ты говоришь совсем как Марк, — фыркает она. — Предательница. Я закатываю глаза. — Увидимся, когда я вернусь. — Но… Прежде чем она успевает начать новую волну протестов, я протягиваю руку и выключаю сотовый, отключая звонок и гарантируя, что предсказуемо настойчивая Крисси не сможет звонить мне до тошноты, пока я не передумаю уезжать из города. Я не лгала о том, что мне нужна свежая перспектива. Я просто не упомянула о том, что убегаю. От папарацци, разбивших лагерь возле моей квартиры. От бывшего парня-алкоголика, жаждущего мести. От сумасшедшего кузена Крофта, который хочет использовать меня, как пешку в своих играх. Но, в основном, от Чейза. И от неожиданной боли, которая пронзила моё сердце сегодня днём, когда я услышала голос блондинки на его автоответчике. Стоило только Эвану и Ноксу уйти, новый мобильный телефон, который они сунули мне в руки, начал звонить, экран осветился сообщением, которое заставило мой желудок перевернуться. "ЧЕЙЗ ВЫЗЫВАЕТ" Я нажала кнопку "игнорировать", притворяясь, что не слышу ужасающего предупреждения о новом голосовом сообщении, которое прозвучало из динамиков двадцать секунд спустя. Я не прослушала его сообщение… Или любое другое, которое он оставлял мне, с двухчасовыми интервалами до конца дня. Но когда я застегнула сумку и пересекла квартиру, готовая уехать на выходные, я остановилась в последнюю минуту, вернулась к кофейному столику и схватила телефон, прежде чем смогла отговорить себя от этого. Я не собиралась анализировать, зачем я взяла его с собой. Потому что мысль о том, что я держусь за единственный кусочек Чейза, который я когда-либо смогу назвать своим… Ну, это было слишком грустно, чтобы даже думать об этом. ГЛАВА 20 ЦВЕТ Сетчатая дверь распахивается на скрипучих петлях, и на крыльцо выходит женщина лет пятидесяти. В тусклом свете патио видно, что её платье перепачкано глиной и помято. — Джемма! Уже так поздно. Что ты здесь делаешь? — Я тоже рада тебя видеть, мам, — фыркаю я. Мягкой рукой она игриво хлопает меня по плечу. — О, тише, ты же знаешь, я рада тебя видеть. Просто было бы неплохо получить хоть какое-то предупреждение, прежде чем ураган "Джемма" обрушится на землю. Немного времени, чтобы привести себя в порядок, заколотить окна, задраить люки… Я закатываю глаза, сколько себя помню, она всегда называла меня Ураганом Джеммой. Не самое моё любимое прозвище, даже если оно вполне заслуженно. Я провела большую часть своих подростковых лет, вызывая бурю драмы в тихом прибрежном сообществе, где я выросла. В крошечной художественной колонии на берегу гавани в Роки-Нек, в часе езды к северу от Бостона, не было места для неприятностей, но, то немногое, что я смогла найти, я превратила в бурю. — Очень смешно, мама. Она радостно улыбается, и это преображает её лицо, всё ещё ошеломляющее, несмотря на множество морщиной смеха, из просто красивого в по-настоящему великолепное. Всю свою жизнь я хотела выглядеть как мать, завидуя её густым светлым волосам, в которых теперь было больше пепла, чем мёда, с прядями седины, пробегающими по ним здесь и там, и её высокой, гибкой фигуре. Вместо этого я получила гены отца, что было в значительной степени его единственным вкладом в мою жизнь. — Прошло слишком много времени, малышка, — обнимая меня, мама крепко сжимает меня в объятиях почти минуту. Я вдыхаю её запах — лимон, лаванда и свежевысохшая глина, и мне снова пять лет, все ободранные колени и крокодиловы слёзы, и нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить с помощью объятий и поцелуев. Когда она, наконец, отстраняется, она держит руки на моих плечах и изучает моё лицо проницательным материнским взглядом. — Проблемы с мужчинами? — Что? — восклицаю я, моё сердце бешено колотится. У мамы нет ни телевизора, ни компьютера, она никак не могла видеть кадры новостей о нас с Чейзом. — С чего ты решила? Боже, неужели моя боль настолько очевидна, что даже моя мать может прочитать её на моём лице? — Ты бледная. Слишком худая. И у тебя мешки под глазами, — её взгляд скользит по моим чертам. — По моему опыту, это чувство "не могу есть — не могу спать" обычно вызывается мужчиной. У меня чуть не отвисает челюсть. В молодые годы у Петры Аннабеллы Саммерс было лицо, которое преподносило тысячи предложений, но, ни одно из них она не приняла, даже после моего рождения. Когда я была ребёнком, её скульптуры продавались достаточно хорошо, чтобы содержать нас, поэтому не было необходимости в мужчине, и даже после того, как я переехала в город в восемнадцать лет, она никогда не выражала желания выйти замуж. Насколько мне известно, она не ходила на свидания, как минимум, двадцать шесть лет. И вот она здесь, пытается исправить мои проблемы с мужчиной. — Может быть, я просто хотела тебя увидеть, — защищаюсь я, недовольная тем, что так прозрачна. — Может быть, — тихо соглашается она. — Но я так не думаю. Я замолкаю. — Джемма, дорогая, что случилось? — спрашивает она. — Тебя бы здесь не было, если бы тебе не нужно было что-то придумать. Я вздыхаю. — Это долгая история, мам. Она обнимает меня одной рукой за плечо, открывает сетчатую дверь и ведёт меня внутрь. — Как насчёт того, чтобы я приготовила тебе чашку чая, и ты мне всё расскажешь? Я бросаю сумку на пол, расстёгиваю молнию и достаю бутылку "Пино Нуар". — Если под чаем, ты имеешь в виду вино, то я полностью согласна. Она смеётся. — Ещё лучше. Я улыбаюсь. Хорошо быть дома. * * * К тому времени, как я заканчиваю рассказывать ей всю историю, уже далеко за полночь, свечи догорели, а бутылка вина, стоящая на столе между нами, почти опустела. Мама смотрит на меня с мудростью в глазах, но у меня такое чувство, что мне может не понравиться то, что она собирается сказать. — Тебе нужно его выслушать, — объявляет она, подтверждая мои предсказания. Я вздыхаю.