— Он не остался, — наконец шепчу я, мои слова пусты. Чейз губами касается моего лба и, сжав руки, ближе притягивает меня к себе. Мой голос звучит чуть громче шепота. — Никто никогда не остаётся. Единственная слеза срывается с моего века и капает на его обнаженную грудь. Он вздрагивает, когда чувствует это, как будто пуля попала ему в грудь вместо единственной капли влаги. Как будто эта крошечная слеза причиняет ему физическую боль. Я больше не позволяю ни одной слезинки ускользнуть, а он ничего не говорит. Он просто держит меня в темноте, его руки так крепки, что почти причиняют боль, но дают мне его силу. Только позже, гораздо позже, когда моё дыхание замедлилось, и я почти задремала, я чувствую, как губы касаются раковины моего уха, и слышу эхо тихих хриплых слов, таких далёких, что я не могу сказать, реальны ли они или фрагмент сна. — Я останусь, солнышко. Ради тебя я останусь. ГЛАВА 24 ВОСПЫЛАТЬ Я просыпаюсь утром, а Чейза уже нет. Я замечаю отсутствие его, его тепла, его запаха, успокаивающего стука его сердца, ещё до того, как полностью прихожу в сознание. Разочарование разливается по моим венам, когда я открываю глаза, моргая, и мгновенно фиксируюсь на пустом месте, где он был раньше. Заметив лист бумаги, лежащий на его подушке, покрытый аккуратными линиями элегантного мужского почерка, я вскакиваю и жадно подтягиваю его поближе, чтобы разобрать его слова. Джемма, Ты выглядела слишком умиротворенной, чтобы проснуться, как бы мне ни хотелось поцеловать тебя на прощание. Вместо этого я буду надеяться, что ты мечтаешь обо мне. Сегодня утром у меня деловая встреча в другом конце города, так что меня не будет несколько часов. Чувствуй себя как дома. Эван внизу, в вестибюле, если тебе что-нибудь понадобится, и ты не сможешь со мной связаться, он позаботится о тебе. Я сделал несколько звонков, и пресса согласилась, пока отложить в стол эту историю. Злить Крофтов вредно для бизнеса, и когда я сказал им, как сильно разозлюсь, если они расстроят мою девушку, они отступили. Очень быстро. Знаю, вчера было тяжело. Но сегодняшний день будет лучше, солнышко. Я в этом уверен. В конце концов, ни один день, который начинается с тебя в моих объятиях, не может оказаться чем-то иным, кроме как прекрасным. Скоро увидимся. Твой, Чейз PS: Если тебе станет скучно, загляни в мой кабинет. Моё сердце бешено колотится в груди, а улыбка, расплывающаяся на лице, такая большая, что у меня болят щёки. Как маленький ребёнок с запиской от зубной феи, я прижимаю бумагу к груди, чувствуя себя по-идиотски счастливой, когда его слова тают во мне, согревая меня изнутри. Даже не знаю, что лучше: тот факт, что он сотворил чудо и остановил историю, или тот факт, что он впервые назвал меня своей девушкой в долбаной записке, как будто, он думал, что если случайно упомянет это, у меня не возникнет тахикардии. Боже, он бесючий. Как бы. Вроде. Ладно, ладно, он совсем не бесит. Я сбрасываю одеяло, вскакиваю с кровати и бегу к двери в дальней стене, которая, как я знаю, ведёт в его кабинет. Я едва успеваю открыть дверь, едва осматриваю пространство, как на глаза наворачиваются слёзы. Это элегантная комната с множеством окон, внушительным дубовым столом и великолепным видом на центр города, но я почти не обращаю на неё внимания. Мои остекленевшие глаза прикованы к дальнему углу, где в солнечном уголке у окна установлен потрясающий старинный деревянный мольберт. На нём лежит чистый холст, ожидающий превращения в произведение искусства. Совершенно новый набор масел лежит наготове рядом с большой бутылкой скипидара, контейнером с гессо, несколькими кистями и новой деревянной палитрой. Все материалы, которые мне когда-либо понадобятся, включая те, которые я никогда не могла позволить себе в дорогих художественных магазинах, находятся там, умоляя меня использовать их. Он всё продумал. Это лучший подарок, который я когда-либо получала от кого-либо. Когда-либо. Нет никакого способа отплатить ему, я знаю из многих лет экономии, сколько всё это стоит. Вряд ли бы он позволил мне отплатить, даже если бы я попыталась. Я потрясена, чувствуя, как влага стекает по моему лицу, непрерывный поток слёз. Это ощущение настолько чуждо, что мне требуется мгновение, чтобы понять, что я плачу. Я, Джемма Саммерс. Плачу, как маленькая слабенькая девочка, впервые за всё время, сколько я себя помню. Я вытираю влагу со щёк и иду вперёд, мои руки дрожат, перебирая материалы, которые он оставил мне. Мои тихие слёзы превращаются в громкие всхлипывания, когда я подхожу достаточно близко, чтобы увидеть, аккуратно сложенные у стены, более дюжины чистых холстов разных размеров. Мне понадобятся месяцы, чтобы заполнить их все. Что может означать только… Он хочет, чтобы я была рядом, в его жизни, долгое время. Мои слёзы текут быстрее при этой мысли, пока я практически не плачу. Я не плакала, когда мне пришлось бросить художественную школу, потому что у меня кончились деньги. Не плакала, когда подростком упала с проклятого мотоцикла и сломала ногу. Я даже не заплакала, когда мама рассказала мне истинную историю моего происхождения. Но того, что Чейз сделал для меня, достаточно, чтобы превратить меня в слезливое месиво. Мольберт был установлен в самом солнечном месте в офисе, с самым красивым видом, прямо напротив стола Чейза. На самом деле, теперь он полностью блокирует его собственный вид на окна. Сидя за своим столом и глядя в окно, он не увидит городской пейзаж. Всё, что он увидит, это меня, и как я рисую. Ох. Мне трудно сделать полный вдох, когда мой взгляд перемещается с его стола на мой мольберт. Это должно быть странно — беспорядочное искусство и практический бизнес — делят одно и то же пространство, но каким-то образом они гармонируют. Мольберт отделан тёплым красным деревом, идеально сочетающимся с остальной частью офиса, как будто был разработан для этого. Предназначен для того, чтобы остаться тут. Моё дыхание полностью останавливается при этой мысли, и я решаю, что будет неплохо сначала выпить немного кофе, прежде чем я потеряю сознание от недостатка кислорода. И, возможно, стоит найти какую-нибудь салфетку, прежде чем я превращусь в живую, дышащую лужу эмоций. Повернувшись спиной к офису, я в оцепенении нахожу дорогу на кухню и включаю кофеварку, делая всё, что в моих силах, чтобы не думать о прекрасном мольберте или его месте в этом прекрасном офисе, и особенно о прекрасном мужчине, который поставил его туда. * * * Поднося чашку кофе ко рту одной рукой, другой я роюсь на дне сумочки и морщусь, когда мои пальцы натыкаются на обертки от жевательной резинки и наполовину высохшие ручки. Я только сделала глоток, когда, наконец, почувствовала гладкий пластик своего чехла для телефона. Вытащив телефон из глубины, я нажимаю кнопку, чтобы включить его, и чуть не выплевываю полный рот кофе на барную стойку. У меня семнадцать пропущенных звонков и голосовых сообщений. Семнадцать! Четырнадцать из них от Крисси. Два — от Шелби. Последнее — от моего домовладельца. Я не утруждаю себя их прослушиванием. Я просто прокручиваю до имени Крисси и нажимаю кнопку повторного набора. Он едва зазвонил, прежде чем звонок соединился, и её голос затрещал на линии. — Ты в полной заднице, Джемма Саммерс! — Что я сделала на этот раз? — Если бы ты потрудилась прослушать миллион голосовых сообщений, которые я тебе оставила… — Что заняло бы несколько лет, — замечаю я. — … ты бы знала, что я видела фотографии тебя и Чейза возле твоей квартиры прошлой ночью. Ты вернулась в город! — Да, — я вздыхаю. — Моя мать, предательница, позвонила ему из Роки-Нек. Он приехал и забрал меня пораньше. Она возмущенно фыркает. — И ты даже не потрудилась сказать мне? — Было уже поздно. Я не хотела тебя будить, — уклоняюсь я, избегая ссоры с ней любой ценой. В данный момент в её венах так много гормонов, что большинство наркоманов выглядят спокойными. Я не собираюсь вступать в битву, которую, как я знаю, проиграю. — И давай просто скажем, что всё пошло не так хорошо, когда я добралась до своей квартиры. — Эм, да, я видела фотографии! Какого чёрта там была полиция? — Крысиный ублюдок Ральф отомстил. — Что? Я вздыхаю, делаю ещё один большой глоток кофе и рассказываю ей о своей разрушенной квартире. — Какой придурок! — кричит она в трубку, когда я заканчиваю. — Если бы я не была уже как семнадцать лет беременной, я бы точно нашла его и надрала ему задницу! Хотя я, вероятно, всё ещё могла бы надрать задницу этому маленькому хорьку, даже в таком состоянии. Может, я и размером с дирижабль и прикована к постельному режиму, но он вроде как слабак. Я могу взять его на себя. Я смеюсь, представляя, как Крисси ковыляет по Комм Авеню, её распухшие лодыжки засунуты в мотоциклетные ботинки, кожаная куртка вовсе не закрывает её выпирающий живот. Крисси на охоте за моим бывшим парнем. — Спасибо, но в этом нет необходимости. Чейз всё предусмотрел.