Горюнов помолчал, потом еле слышно сказал: — Это — ваше дело. Я друга не выдам. — Не друг он тебе, — спокойно возразил Сергей. — Настоящие друзья тебе — Володя Соколов, Махлин, Сиротин, Владимиров и… Клава. Забыл их? Горюнов молчал. — Значит, забыл. А они тебя не забыли. Вот послушай, что про тебя нам написали. Горюнов слушал молча, низко опустив голову, и только вздувшиеся на скулах желваки говорили о напряжении, с которым он ловил каждое слово. Сергей кончил читать. — Верно написано или врут? — Верно, — сквозь зубы процедил Горюнов. — Так пишут только друзья, Коля. Настоящие друзья. — Сергей помолчал и вдруг неожиданно спросил: — Хочешь увидеть их? Горюнов ошеломленно посмотрел на него, потом на лице его проступили красные пятна, и он грубо, мешая слова с бранью, закричал: — Не хочу!.. Ничего не хочу!.. Чего в душу лезешь? — Тяжело дыша, он наконец смолк. — Да-а, — протянул Сергей. — Однако устали мы с тобой порядком. На сегодня хватит, Коля. А о друзьях все-таки подумай. Не поднимая головы, Горюнов враждебно спросил: — Завтра кто меня потрошить станет? — А с кем бы ты сам хотел говорить? Горюнов помолчал, потом еле слышно сказал: — С вами. В ту ночь Сергей долго не мог уснуть: будет или не будет говорить Горюнов, признается или не признается «для протокола»? Но Горюнов не признался. Не назвал он и своего сообщника. Единственно, чего добился от него Сергей, — это косвенного подтверждения, что человек тот — шофер и москвич. В сочетании с имевшимися уже приметами это были очень важные сведения. Работа Лобанова и Козина приобретала теперь первостепенное значение. Итак, три машины — дело, казалось бы, несложное. Но круг теперь сузился, и вероятность, что преступник находится внутри его, так возросла, что Саша Лобанов, несмотря на свою кажущуюся беззаботность, решил никому не перепоручать проверку водителей. Одна из машин принадлежала частному лицу, композитору Зернину; у него работал один водитель. Вторая машина была такси, а третья обслуживала строительный трест; на каждой из них работало по два водителя, посменно. Лобанов решил собрать обо всех пяти водителях сначала самые общие сведения, чтобы сразу, по каким-нибудь очевидным обстоятельствам сделать первый отсев. Так оно и получилось. Шофер композитора оказался пожилым, многосемейным человеком с больным сердцем и явно не требовал дальнейшей проверки. Сразу же отпал и один из водителей в тресте — тоже пожилой человек, старый член партии. С обоими водителями такси следовало бы, пожалуй, разобраться повнимательнее, если бы не одно обстоятельство, которое сразу же насторожило Лобанова. Дело в том, что когда он пришел в отдел кадров треста за личными делами водителей, ему выложили только одну папку. — А второй водитель? — спросил Саша. — А второго нет, — ответили ему. — Спирин недели две как уволился. По собственному желанию. Часа через два-три после расспросов и бесед Лобанову стало ясно, что это внезапное увольнение ничем объяснить нельзя. Заведующий гаражом сказал о Спирине так: — Водитель классный. Правда, зашибает сильно, пьет то есть. Однако за рулем всегда, как стеклышко. — А приятели у него здесь имеются? — Таких нет. Сильно замкнут был. Но на Доске почета висел. В отделе кадров Лобанов взял фотографию Спирина и выписал его адрес. Но дома у Спирина ждала новая неудача. — Дней десять как уехал, — сообщили соседи. — А куда, не знаем, не говорил. В тот же день перед соседкой Горюнова выложили несколько фотографий. — Нет ли среди них того, кто зашел за Николаем? — спросили ее. Женщина долго рассматривала карточки, потом, вздохнув, ответила: — Не знаю, милые. Я его только один разок видела, да и то мельком, в коридоре. Еще скажу на кого, да зря. Избави бог. Положение осложнилось. Одновременно с проверкой обоих водителей такси начался тщательный сбор сведений о Спирине. Этим занялось все отделение Коршунова. Один за другим были опрошены работники гаража. Но никто не мог сообщить о Спирине что-либо определенное. И только на третий день непрерывной работы неожиданно появилась первая зацепка. Шестнадцатилетний слесарь гаража Паша Глаголев очень сердито сказал Лобанову и Козину: — Я в порядке бдительности давно интересуюсь этим типом. Теперь понятно, почему он исчез: вы его спугнули. А еще МУР называется! Лобанов пришел в восторг от этих слов. — Ха, частный сыскной агент! Гениальный одиночка! Шерлок Холмс! Браво! Так ты нас, дураков, просвети. Паша рассердился еще больше. — Смешно, да? А я, к вашему сведению, давно уже готовлюсь на сыщика. Все книги о них прочел. И тренируюсь целый год. — Как же ты тренируешься? — улыбнувшись, спросил Лобанов. — Если будете смеяться, ничего не скажу, — сухо ответил Паша. — Ну, ладно. Больше не буду, — как можно серьезнее сказал Лобанов. — Давай выкладывай. Сначала насчет Спирина. — Пожалуйста, — солидно начал Паша. — Однажды я пил с ним водку. — Водку? — строго спросил Козин. — Это я в первый раз, — покраснел Паша. — Обстановка потребовала. Я, знаете, самую малость выпил. А Спирин в дым надрызгался. Сам бледный стал, а глаза кровью налились. И тут он мне вдруг сказал, что все думают, будто он Спирин, а он Золотой. Я сразу догадался: кличка. А потом за город пригласил. Я, конечно, согласился. — Ох, парень! — не на шутку встревожился Лобанов. — С огнем ты играл! — Это не игра была, — строго возразил Паша. — Но только на другой день он раздумал. Видно, не очень доверял еще. А потом я одного его приятеля засек. Он однажды к нам в гараж пришел. Спирин назвал его «Колясь». А о чем говорили, узнать не удалось. Маскировка у меня еще хромает, и слух не развит, — вздохнул Паша. — Зато среди тысячи этого Коляся узнаю. Лобанов достал несколько фотографий. — А ну, попробуй узнай! Паша бегло посмотрел на фотографии и, указав на одну из них, уверенно сказал: — Этот. — Ну и молодец же ты, Паша! — восхитился Лобанов. — Хороший у тебя глаз. И чутье хорошее. Только мой тебе совет: в таких делах частной практикой не занимайся. Для этого бригадмил есть. Самая подходящая школа для будущего сыщика. А подрастешь, иди к нам. Паша Глаголев узнал на фотографии Горюнова. Цепь замкнулась. По кличке и фотографии в МУРе вспомнили Спирина. Года два назад он «проходил» по одному крупному групповому делу, но за недостатком улик был оправдан. Дело это «подняли», изучили, и по нему удалось установить прошлые связи Спирина в воровской среде. По ним и начался следующий «тур» розысков. За неделю около десятка людей было вызвано под разными предлогами в МУР и умело допрошено, к другим сотрудники сами явились на дом, о третьих только осторожно собрали сведения. В результате по отрывочным, порой совсем, казалось бы, незначительным данным и отдельным намекам удалось установить, что Спирин скрывается у одного приятеля, на улицу выходит редко, не расстается с пистолетом и настроен чрезвычайно злобно. Вопрос теперь заключался только в одном: как его взять. Этому и было посвящено специальное совещание у Зотова, на котором присутствовал и комиссар Силантьев. — Операцию эту надо продумать во всех деталях, товарищи, — предупредил Силантьев. — Преступник опасный. Вооружен. И, не задумываясь, пустит это оружие в ход. А нам нельзя допустить не только жертв, но и стрельбы, паники. Ведь кругом население. Наблюдение за Спириным ведете? — обернулся он к Гаранину. — Круглосуточно, товарищ комиссар. — Где бывает? — Только поздно вечером заходит в пивную. Оттуда — прямо домой. Правда, рука все время в кармане. На всем пути непрерывно оглядывается. Никого к себе близко на улице не подпустит. Стрельбу готов открыть в любую минуту. — Днем хоть раз выходил?