Сандлер легко поднялся со своего кресла и пожал руку Сергею. — Итак, — сказал он, похлопав рукой по лежавшей перед ним папке, — продолжаем операции по делу «пестрых». На время болезни Гаранина старшим опергруппы, занимающейся этим делом, назначаю вас. Предстоит ответственная операция. Для начала хочу обратить ваше внимание вот на что. Он раскрыл папку, перелистал бумаги и вынул билет в цирк, отобранный при обыске у Ложкина. — Что вам говорит этот билет, Коршунов? Сергей не спешил с ответом. Незаметно для самого себя он теперь приобрел привычку спокойно обдумывать свои слова, неторопливо и тщательно взвешивать обстоятельства дела. Былая порывистость и горячность проявлялись теперь лишь в веселом азарте при спорах с товарищами да быстрой реакции и мгновенной ориентировке в трудных и опасных обстоятельствах. И Сандлер еще раз с удовольствием отметил про себя эти перемены. — Я думаю, — сдержанно произнес Сергей, — что Ложкин собирался встретиться вчера с кем-то в цирке. Возможно, с Папашей. Ведь и Пересветов с ним там встречался. — Вот именно. Ну, а еще? — Пока сказать трудно, — ответил, помолчав, Сергей. — Вы когда-нибудь были в цирке? — усмехнулся Сандлер. — Давно. Еще до войны. Но ведь это не относится к делу. — Ошибаетесь, — Сандлер снял очки. — Вот я тоже много лет уже не был в цирке. Но совсем недавно, представьте, собрался. Внук у меня есть, семи лет, в первый класс ходит. Так вот на воскресенье мы с женой обычно забираем его к себе. Возимся с ним, книжки читаем, из «Конструктора» всякую всячину сооружаем. Между прочим, все эти книжки да «Конструктор» я ему домой уносить не разрешаю. А то, знаете, как унесет, потом его в воскресенье не дозовешься. А нам, старикам, скучно без этого шельмеца. На лице у Сандлера появилось мягкое и немного сконфуженное выражение. Но, спохватившись, он сердито засопел и уже деловым тоном продолжал: — Вот и решил я Юрку моего порадовать, купить билеты в цирк. На воскресенье, обратите внимание. А вспомнил я об этом в субботу. Так, поверите, пол-Москвы обзвонил, а билетов достать не смог. Надо было, оказывается, заранее покупать. Ясно? — Так точно, — Сергей кивнул головой. — А что ясно? — У Ложкина билет на воскресенье, а в Москву он прибежал в пятницу. И по городу он, конечно, не шлялся. Значит, сам он билет достать не мог. — Так, так, — довольно отозвался Сандлер. — Дальше, рассуждайте, дальше. — Значит, кто-то снабдил его этим билетом, — не спеша продолжал Сергей, вертя в руках билет. — Но этот кто-то не знал, что Ложкин объявится. Следовательно, билет у него был припасен на всякий случай. И купил он его не в какой-нибудь театральной кассе в городе, а в самом цирке. Здесь нет штампа кассы. — И припомните, — добавил Сандлер, с живым интересом следя за ходом мыслей Сергея. — У Пересветова билеты были тоже куплены в самом цирке. Их ему дал Папаша. Ну, а что еще в этом билете интересного? Сергей внимательно осмотрел билет. На обороте, в углу, бумага еле заметно ворсилась. — А здесь кто-то прошелся резинкой. — Вот именно! Хороший глаз у вас, Коршунов. Я это место только с лупой обнаружил. Итак, делайте выводы. — Выводы? Сейчас сделаем, — Сергей на минуту задумался. — Этот кто-то скорей всего Папаша. Раз. Дальше. Он имеет связь с цирком. Иначе, зачем бы ему каждый раз ездить туда за билетами? Он бы покупал их где-нибудь по дороге, в метро или в районной кассе. Потом это стертое место. Там, наверное, была какая-то пометка карандашом. Их делают иногда, когда оставляют билеты кому-нибудь из своих, например из сотрудников цирка. — Очень хорошо! Мне, пожалуй, нечего добавить. Теперь вам ясно новое направление в работе по делу «пестрых»? — Цирк? — решительно переспросил Сергей. — Цирк, — кивнул головой Сандлер. — Надо проверить всех там. Очень осторожно, не привлекая ничьего внимания, кроме разве начальника отдела кадров. В цирке много сотрудников. Действуйте методом исключения. Исходите из следующих данных. Первое — приметы Папаши, которые нам известны. Второе — местожительство. Мы имеем дело с опытным преступником. Он выберет себе для жилья тихое, далекое от центра место, чтобы в случае чего там можно было спокойно отсидеться, вовремя скрыться. Третье — может быть, кассирша вспомнит, кому из сотрудников она на воскресенье оставляла билеты. Четвертое — имейте в виду имя Ивана Уткина. У нас, кстати, имеется образец его почерка. Вот пока и все. К работе приступайте немедленно. Сейчас у нас, — Сандлер взглянул на часы, — половина двенадцатого. Берите двух помощников и отправляйтесь. К вечеру у меня на столе должны лежать все личные дела, вызвавшие у вас хоть малейшие сомнения. Сергей внимательно слушал. Раньше в таких случаях у него всегда появлялась потребность записать все вопросы, на которые требовалось ответить, и все обстоятельства и детали, от которых следовало отталкиваться в работе. Но Зотов терпеливо отучал его от этой привычки. И теперь Сергей был благодарен ему за это. Он научился легко запоминать все, начиная от длинной беседы вплоть до случайно брошенного кем-то слова. — Вопросы есть? — спросил Сандлер. — Все ясно. Думаю только, что надо выяснить, кто из сотрудников цирка сегодня не вышел на работу. С Папашей это может случиться после провала Ложкина. — Верно. Вы радуете меня, Коршунов, — улыбнулся Сандлер. — Ну, а теперь отправляйтесь. Сергей взял с собой Лобанова и Воронцова. Через двадцать минут все трое были уже около цирка. Здесь они разделились и поодиночке, под разными предлогами прошли через служебный вход на второй этаж, где помещалась администрация цирка. В кабинете начальника отдела кадров их встретила высокая полная женщина. — Я вам сейчас, товарищи, принесу все личные дела, — сказала она вставая. — Можете здесь располагаться как дома. Вот ключ, запритесь, чтобы вам не мешали. — Я вас попрошу еще вот о чем, — обратился к ней Сергей. — Пусть вам дадут список сотрудников, не явившихся сегодня на работу. И второе. Нельзя ли узнать у вашей кассирши, кому из сотрудников она оставляла билеты на вчерашнее представление. Может быть, она помнит. Все это вам удобнее сделать, чем нам. Под каким-нибудь благовидным предлогом, разумеется. Толстую кипу папок с личными делами разделили пополам. Первый отсев производили Воронцов и Лобанов. Отобранные дела они передавали Сергею для окончательного решения. Дело шло быстро и споро. Все трое умели работать. Под потолком наливалось синевой облачко дыма. Тишина прерывалась только редкими замечаниями Сергея или веселыми репликами Лобанова. Постепенно в окно начали заползать сумерки, в углах комнаты тьма сгущалась. Увлеченные работой друзья ничего не замечали. Наконец работа была окончена. Воронцов вызвал машину. Сергей тщательно перевязал пачку отобранных дел. Среди них было одно, изучая которое Сергей вдруг почувствовал, как у него забилось сердце. С фотографии на него смотрел худощавый старик с обвислыми усами и большими, чуть навыкате глазами. Его фамилия значилась в обоих списках, которые передала Сергею заведующая отделом кадров. Было уже около семи часов вечера, когда Сергей вошел для доклада к Сандлеру. — А, Коршунов! Ну, показывайте вашу добычу. Они принялись разбирать дела. Когда очередь дошла до папки с личным делом, на которое обратил внимание Сергей, Сандлер неожиданно нахмурился и, надев очки, стал внимательно разглядывать фотографию. Потом он посмотрел на Сергея. — Почему вы так насторожились, когда я взял в руки это дело? — Сам не знаю, — признался Сергей. — Но что-то здесь подозрительно. Сандлер усмехнулся. — Это называется интуицией. Ну, а что касается этого гражданина… — он поглядел в анкету, — гражданина Григорьева, то… Сандлер принялся снова изучать фотографию. — Нет! Я не ошибаюсь. Это знаменитый Пан. Неужели он переменил кличку? С ворами это случается редко. Да, это Пан! Когда-то он мне стоил многих бессонных ночей. Пан… Опасный и очень опытный преступник… Он родом из Варшавы. Сын акцизного чиновника. Перекочевал к нам в семнадцатом году. А тут революция, буржуи бегут, состояния бросают, новая власть еще не окрепла. Пан в Москве живо освоился, выделился и при нэпе верховодил уже большой бандой. Целые сражения с агентами МУРа закатывал. Много на его совести черных дел, много человеческих жизней. Напал я тогда на его след. Но и он меня узнал, начал ловушки строить. Борьба пошла у нас насмерть. Все-таки однажды перехитрил я его. Схватили мы Пана. К несчастью, я получил тут же другое задание и из Москвы уехал. А этому негодяю попался не очень опытный следователь. Пан прикинулся простачком, в одном преступлении сознался, а главное скрыл. Ну и дали ему всего десять лет. Отсидел, а после этого как в воду канул. А дела-то его и всплыли. Но все эти годы на след его выйти не удавалось. И вот теперь… Сандлер снова задумался, машинально перебирая на столе карандаши, потом сказал: — Нельзя терять времени. Сейчас же свяжитесь с центральным архивом. Пусть немедленно разыщут по картотеке кличек все данные о Пане. Эту фотографию увеличить и передать на экспертизу. Пусть установят ее идентичность с фотографией Пана. Прошло все-таки много лет. Выполняйте, Коршунов, и побыстрее возвращайтесь. Сергей поспешно вышел. Внутри у него все дрожало от радостного нетерпения. Наконец-то они вышли на прямой след этого неуловимого Папаши. Ну, теперь он уже не уйдет. Адрес известен, а Папаша, конечно, ничего не подозревает. Сергей пересек большой двор и поднялся на второй этаж невысокого желтоватого здания, где размещались лаборатории научно-технического отдела. На дверях, выходивших в широкий длинный коридор, виднелись таблички: «Химический сектор», «Биологический», «Физический», «Баллистический», «Дактилоскопический…» Таблички уходили в даль коридора. Когда Сергей вернулся в кабинет Сандлера, тот сидел в глубоком раздумье, машинально перебирая карандаши на столе. Увидев Сергея, он не спеша проговорил: — Я сейчас вспомнил любопытную деталь об этом Пане, то есть Папаше. Он страстный коллекционер, сущий маньяк. И чего бы вы думали? Медальонов. Золотых, серебряных, с драгоценными камнями. Он мне сам однажды признался в этом. Он готов был есть один черный хлеб и все деньги, — а их у него было немало, — вкладывал в свою коллекцию. Он был весь поглощен этой бессмысленной страстью. И разбирался он в медальонах, как редкий специалист, имел связь с продавцами всех антикварных магазинов и не только в Москве. Удивительно? — улыбнулся Сандлер, заметив недоумение на лице Сергея. — Да, редкий экземпляр. — И еще удивительно, что вы запомнили такую мелочь. Ведь сколько лет прошло! — Приходится запоминать. Служба требует. В нашем деле может пригодиться и такая мелочь. Между прочим, от такой страсти, как у этого Пана, не излечиваются… — А когда брать его будем? — нетерпеливо спросил Сергей. — Адрес я выписал. — Возьмите машину и немедленно отправляйтесь по этому адресу, — распорядился Сандлер. — Осторожно выясните, кто там живет и дома ли хозяин. Очень осторожно, вы понимаете меня, Коршунов? — Так точно. …Возвратился Сергей злой и расстроенный. — Там никого нет, — мрачно доложил он Сандлеру. — Дверь на пудовом замке. Соседи говорят, что хозяин со вчерашнего дня не появлялся. — Так я и знал, — хладнокровно произнес Сандлер. — И будьте уверены, он там уже не появится. И на работе тоже. Его встревожило исчезновение Ложкина. Сейчас он забился в какую-то новую нору. Ну, ничего. Мы его возьмем в ближайшие дни и совсем другим способом. Пит был недоволен собой. Шел пятый день его пребывания а Москве, а он еще не приступил к выполнению главной задачи. Правда, ему удалось завербовать неплохую агентуру. Чего стоит, например, один Папаша. Но куда же девался Ложкин? Пит напрасно ждал его вчера в цирке. Неужели что-нибудь случилось? Он не спеша разгуливал вокруг дома по протоптанной в глубоком снегу тропинке. Второй день, не переставая, крупными хлопьями валил снег. Смеркалось. В домах вокруг зажглись огни. Пит поежился от сырости и направился к крыльцу. Это был уже не тот дом, куда привел его в прошлую пятницу Ложкин. Этот дом стоял на другом конце Москвы, в стороне от шумного шоссе, среди недавно воздвигнутых высоких и светлых зданий. И Пит чувствовал себя по вечерам на этом дворике, как будто на дне глубокого, светящегося ущелья. Это было неприятное чувство. Но на старую квартиру ни Пит ни Папаша возвращаться не думали. Пит решил, что больше ждать не будет. Что бы ни случилось с Ложкиным, задание должно быть выполнено. Пит не намерен ставить под удар свою карьеру. План налета на квартиру Шубинского у него уже давно составлен. Не снимая пальто, Пит прошел через темную, запущенную кухню и на ощупь открыл низенькую скрипучую дверь. За выщербленным столом сгорбился Папаша и, уставившись в одну точку, медленно дожевывал ломоть черного хлеба с мелкими кружками какой-то дешевой колбасы. С потолка над его головой, как змея, спускалась тусклая, без абажура лампочка на высохшем, изломанном шнуре. Пит поморщился, раздраженно скинул на кровать пальто и подсел к столу. — Больше ничем угостить не можешь? — недовольно спросил он, принимаясь за еду.