— Прав я или нет, — сказал Зотов, — ответь самому себе. — Вы зачем меня сюда приволокли? — глухо спросил Митя. — Чего вы мне в душу залезаете? Сажайте! — вдруг крикнул он в лицо Зотову и яростно сжал кулаки. — Сажайте — и баста! — Э, нет, парень, — очень спокойно возразил Зотов. — Не выйдет. От этого разговора тебе никуда не уйти. — Я ничего не знаю, все равно ничего не знаю, — упрямо бормотал Митя. — Не в этом дело, — пожал плечами Зотов. — Сейчас главное — чтобы ты сам себе ответил: куда поворачиваешь свою жизнь? И помни, это я тебе точно говорю: за тобой пойдет и Валерка. Пойдет всюду: на честный, славный труд и на преступление, куда поведешь. Ты думаешь, он ничего не видит? Нет, брат, видит. И если покатится за тобой, добра от него не жди ни себе, ни людям. Митя низко опустил голову, чтобы Зотов не видел, как задрожали его губы. Он не мог не чувствовать правоты услышанных слов. Сердце замирало: Валерка ведь действительно пойдет за ним всюду. Он почувствовал, как снова гордость и стыд переплелись в его душе. — Я знаю, ты любил Зою, — продолжал Зотов, — но чем она тебе отплатила? Об этом ты мечтал? И Папаше ты теперь цену узнал. Я понимаю, нелегко тебе выполнить его приказ: ограбить заводскую кассу, отнять деньги у своих же ребят. Митя дико посмотрел на Зотова. Как, и это ему известно? И потому, что все сказанное этим человеком было давно пережито Митей, потому, что все это были и его мысли, его сомнения и муки, Митя почувствовал, как шевелится у него в душе робкая надежда найти в этом большом, спокойном и сильном человеке ту опору, которой так не хватало ему в жизни. Что, если все начистоту рассказать ему? Нет… Это легко сейчас, когда Митя здесь, вдвоем с ним. А что будет потом, когда Митя уйдет, когда останется один, когда придется идти к Папаше? Уж Папаша-то сразу догадается, и тогда… Холодок прошел по спине у Мити, и он невольно поежился. Это не ускользнуло от напряженного внимания Зотова. — Боишься? — сразу понял он. — Папаши боишься? — И, сжав тяжелый жилистый кулак, он властно произнес: — С этим бандитом мы кончаем. Раз и навсегда. Можешь вычеркнуть его из своей жизни. Вычеркни заодно и Софрона и Купцевича, квартиру которого ты недавно обнюхивал. Еще один точно рассчитанный удар пришелся в цель. Митя снова опешил. Он видел, что этот человек все знает. Зачем же его, Митю, привезли сюда? Неужели только для того, чтобы поговорить о нем самом, о его жизни, о Валерке? А Зотов и теперь не давал ему опомниться. — И еще тебе скажу: с папашей заодно мы возьмем и Ивана Уткина. Слыхал о таком? Митя сидел оглушенный, полный смятения, не зная, что сказать, на что решиться. Воля его была парализована. Он не мог уже найти в себе силы сопротивляться, но не было в нем еще и решимости, той крупицы решимости, которая помогла бы ему сделать последний, решающий шаг. И Зотов это почувствовал. — Все, — сурово произнес он. — Вот все, что я хотел тебе сказать. Теперь слово за тобой. — Какое еще слово? — не поднимая головы, еле слышно спросил Митя. — Нет у меня никаких слов. Отговорился. — Врешь! — вдруг крикнул Зотов и грохнул кулаком по столу. От неожиданности Митя поднял голову и с изумлением посмотрел на него. — Врешь, — спокойно и властно повторил Зотов. — Ты просто стал трусом. Трусом! Решил идти на дно? И пальцем не хочешь пошевелить, чтобы выплыть? — Зотов почувствовал, что не может больше говорить спокойно. — Не выйдет! Ты у меня станешь человеком! И Валерку не дам тебе топить! Искупай вину, дуралей. — И он нанес последний удар. — Говори, кто с тобой на последнее дело идет? — Не идет, а едет, — растерянно поправил его Митя, не сводя с Зотова совершенно ошалевших глаз. — Это все равно. Иван Уткин идет? — Да едет, я же вам говорю, едет, — упрямо, с тоской повторил Митя. — Он, Федька, и я. А вот куда, сам не знаю. — На чем едете? — На машине. — Когда? — Завтра. — Кто водитель? — Есть один такой. Чуркин фамилия. — Чуркин?! — Да. — Так… Зотов внезапно улыбнулся, встал, вышел из-за стола и, схватив за плечи вконец растерявшегося Митю, с силой встряхнул его и поставил перед собой. — Эх, парень, дурья твоя голова! Но недаром сказал про тебя Никанор Иванович: косточка в нем рабочая, пролетарская, одумается. — Он положил на Митино плечо тяжелую руку и, пристально глядя ему в глаза, сказал: — Иди. И делай все, как вы там задумали. Чтоб комар носа не подточил. Остальное я беру на себя. Митя почувствовал, как страшная тяжесть упала с его плеч. Впервые за много дней он смело взглянул в глаза другому человеку и облегченно улыбнулся в ответ на его слова. Возвратившись домой, Митя сгреб в охапку удивленного Валерку и, шутливо погрозив ему кулаком, сказал: — Ты у меня будешь человеком. Ночью Митя долго не мог уснуть. С тревогой он думал о завтрашнем дне. Вот когда все решится. Как только закрылась дверь за Митей, Зотов вызвал к себе Коршунова. — Немедленно доставьте сюда шофера Чуркина. Помните такого? — Так точно. — Затевается нешуточное дело. И они втянули его. Надо предупредить. Выполняйте. — Слушаюсь. Оставшись один, Зотов нервно закурил. Обычная сдержанность на минуту изменила ему. Сергей возвратился неожиданно быстро. Голубые глаза его смотрели весело и возбужденно. Зотов недовольно поднял голову. — Почему задержались? — Задание выполнено, товарищ майор. Чуркин здесь. — То есть как здесь? Сергей не выдержал и улыбнулся. — Я его встретил в проходной. Добивался пропуска к нам. — Вот оно что? Ну, тащите его сюда. Через минуту перед Зотовым уже сидел шофер такси Василий Чуркин. Вся его щуплая, подвижная фигурка выражала крайнее волнение. — Значит, пришлось-таки нам встретиться, — добродушно усмехнулся Зотов. — А как же? Я ведь, товарищ Зотов, сдрейфил тогда по глупости, а не от природы. — Верно, верно. Я это сразу понял. — То-то и оно. Второй раз такое дело повториться не может. Это я себе точно сказал. И вот тут такой случай. Вчера, значит, является ко мне домой неизвестный парень. Вызывает на лестницу. Так, мол, и так, говорит. «Ты нам летом одну услугу оказал. Изволь теперь вторую оказать. А то плохо будет». — «Что вам, — говорю, — от меня надо?» А у самого страха нет, ей-богу, одна злость. Я, знаете, от такого нахальства завожусь с полоборота. «Надо, — говорит, — чтобы ты свою машину послезавтра в семь часов вечера подал на площадь Свердлова, к закусочной „Метрополя“. Может быть, придется кое-куда съездить. А нет, так мы тебя тут же завернем и проваливай на все четыре стороны до другого случая. И смотри, — говорит, — если нас продашь, то на другой день хана тебе». И давай, значит, грозить, да так, что у кого другого все бы поджилки затряслись. А у меня, верите, товарищ Зотов, одна злость — и все тут. Хотел было я его турнуть, а потом думаю: «Шалишь, брат, здесь военная хитрость нужна, как на фронте». Делаю, значит, вид, что до смерти испугался и соглашаюсь. Он и ушел. Ну, а я, значит, сегодня прямиком к вам, еле с работы отпросился. Чуркин умолк, беспокойно ерзая на стуле и поминутно откидывая со лба свой непослушный чуб. Видно было, что на душе у него далеко не так спокойно, как он хотел показать. Зотов минуту сидел молча, барабаня пальцами по столу, потом сказал: — Смелый вы человек, Чуркин. Спасибо, что снова помочь нам решили. Значит, точно еще неизвестно, поедут они на дело или нет? Это станет вам ясно только в последний момент, в машине? Ну что ж, теперь составим план действий… Сергей уже складывал в несгораемый шкаф бумаги, собираясь идти домой, когда в его комнату зашел Зотов. Вид у него был утомленный. Он не спеша прикрыл за собой дверь и грузно опустился на диван. Сергей выжидающе молчал. — Домой? — спросил Зотов. — Так точно, домой. Но если требуется… — Требуется только одно: чтобы завтра вы были в полной боевой форме. Но Сергей почувствовал, что Зотов пришел неспроста. — Завтра у вас большой день, — задумчиво продолжал тот. — Вы впервые назначены руководить очень ответственной операцией. — Я это понимаю, Иван Васильевич. — Вы этого заслужили. Вообще скажу прямо, вы сильно изменились за этот год. Как сами-то чувствуете? — Кажется, да. Сергей присел на край стола и вытащил из кармана пиджака сигареты.