Оказавшись на улице, Глеб сразу понял, почему их попутчик с усмешкой разглядывал их с Костей, выряженных в дорогие легкие плащи. В Сибири, оказываетси, еще лежал полуметровый снег и ртутный столбик пи холился на отметке минус десять. Шеф, в «Анжелику» подбросишь? — поинтересовался Кожухарь у бомбилы, немолодого, но еще довольно крепкого мужичка, сидящего за рулем подержанного Ниссана». Бомбила внимательно оглядел троицу и обратился к быншему зэку: — Ну, раз в «Анжелику», значит, знаешь и в курсе дорожного прейскуранта? — Само собой. — Кожухарь снова оскалил фиксы. — Последний вопрос. Дополнительные желания будут? Типа, девочки, бухло, дурь. — Ясный-красный, на месте оттянемся. — Бывший урка четко следовал правилам местного этикета. — Мы люди основательные, серьезные, а не голодающие, сдернувшие с чалкиной деревни. — Хозяин—барин. Ладно, садитесь, и поехали. В салоне иномарки было тепло, и Глеб почувствовал, как после ледяного холода его размаривает, возможно, сказалась разница часовых поясов. Он откинулся на спинку сиденья и устало прикрыл глаза, рядом молча сидел Костя Иванов, тоже погруженный в омут тяжких дум. И только Кожухарь, усевшийся впереди, о чем-то оживленно беседовал с водилой. Под плавное покачивание мчавшейся машины и приглушенный треск разговора Кольцов и сам не заметил, как задремал... — Э-э, не спать. — Из дремы сыщика вырвал возглас Кожухаря. Глеб нехотя открыл глаза и посмотрел в окно. «Ниссан» стоял перед небольшим двухэтажным зданием, над которым неоном горела вывеска «Отель «Анжелика». — Все, братва, приехали, — сообщил своим спутникам воровской парламентер. — Идем оформляться. — Он сунул водителю несколько ассигнаций и попрощался. — Будь здоров, братела. За время знакомства с руководителем воровской контрразведки Кольцов отметил природную хватку Виктора Швеца (он же Кожухарь). Он был умен, в меру осторожен и одновременно склонен к риску. Наглость была сплетена в один канат с коммуникабельностью, что давало поразительные результаты. Они еще не перелетели Уральские горы, как Кожухарь сманил симпатичную стюардессу в туалет, откуда выпустил только на подлете к Новосибирску. А разговор с бомбилой чего только стоит, это же почти идеальная вербовка агентуры... — Вот за эти таланты его и ценит Большой Иван, — будто подслушав мысли сыщика, негромко произнес Иванов, когда резво идущий впереди Кожухарь скрылся за дверью центрального входа. Внутри гостиница оказалась намного просторнее, чем могло показаться снаружи. Когда спутники Кожухаря вошли в фойе, тот уже стоял у окошка администратора, над которым висела табличка «Младший менеджер». За стеклом сидела молоденькая девушка в темно-синем форменном костюме. Увидев сияющую рожу Швеца, Глеб решил, что тот на новом месте заводит очередной флирт, и невольно подумал: «У него что, как у собаки Павлова, рефлекс на синюю униформу?» Но сыщик оказался не прав, Кожухарь разрешал сугубо Лениной вопрос. Итак, зайка моя, нам необходимо переночевать. Пока переночевать, а там будет видно. Так что, есть свободные номера? — Он почти влез в окошко. — Конечно, есть. — Девушка широко улыбнулась. — одноместные, двухместные. И даже номер для новобрачных свободен. — При этом в глазах девицы блеснули шутливые искорки, но Кожухарь ее тут же осадил: — Это лишнее, нам три одноместных номера нужно. Мне в красном крыле, этим двум в белом. Взяв паспорта, девушка сама заполнила карточки постояльцев и выложила перед ними три ключа с плоскими металлическими жетонами с обозначением номеров. Откуда-то из-за ширмы незаметно появился молодой человек в короткой малиновюй куртке с блестящими пуговицами в два ряда и такого же цвета круглой малиновой шапочке. — Вас проводят, — сообщила напоследок младший менеджер. Номер, доставшийся Кольцову, оказался небольшим, но довольно уютным. Быстро раздевшись, сыщик первым делом заглянул в ванную комнату, к его большому удивлению, краны оказались исправными. Глеб решил принять горячую ванну, но в последний момент передумал, ограничившись душем. Облившись напоследок холодной водой, сыщик почувствовал себя гораздо лучше, бодрящий душ снял усталость. Развалившись на кровати, Глеб понял, что уже не уснет. «Ну-с, раз не спится, подведем кое-какой итог», — решил детектив. Слишком многое произошло в последнее время, и во всем происходящем при внимательном рассмотрении наблюдаются чудные переплетения, которых в принципе и быть не должно. Ну никак... После обстрела ресторана было решено перенести сходку в соседнее помещение бара. Здесь было не так шикарно, как в банкетном зале ресторана, но, быстро собрав в центре зала все столы, собравшиеся авторитеты без суеты и спешки расселись. Кольцову и Иванову были отведены места в самом конце стола, в темном углу. Возле них уселся Кожухарь, пока авторитеты между собой тихо переговаривались, посмотрел выразительно на «гостей» и молча поднял указательный палец, что означало: пока помолчите и не привлекайте к себе раньше времени внимание. Наконец собравшиеся угомонились, в помещении бара повисла тишина, и тогда заговорил Большой Иван: — Ну что, други мои, собрались все мы, чтобы помянуть одного из нас, первым отправившегося на страшный суд. — Он сидел в торце стола, пожилой, среднего роста. Его отличала благообразная внешность, за которой, как знал Кольцов, скрывался жесткий тиран, в продолжение десяти лет цепко держащий власть в московском воровском сообществе. -4 Хотели помянуть друга, а вышло вон что. И что же нам после этого делать, что скажете, братья? — Да что тут делать, — вскочил молодой, атлетического сложения парень, в прошлом явно спортсмен-тяжеловес. Он уперся могучими кулаками о пластиковую крышку стола, от чего она угрожающе прогнулась, и зло заговорил: — Нужно сибирякам кровь пустить, чтобы рекой лилась, чтоб на триста лет запомнили. — Это кто такой кровожадный? — поинтересовался у Кожухаря Глеб. — Ерема, — пренебрежительно бросил тот. — Из «апельсинов», бывший борец, начинал с банального рэкета, но всегда отстегивал положенную долю в общак, вот и прижился. Теперь корчит из себя крутого пахана. — А может, мы зря на сибиряков наезжаем? — спокойно спросил сидящий напротив Еремы мужчина. Кольцов не стал выяснять, кто это. Личность была достаточно известной, несколько лет назад его часто показывали по Московскому и даже Центральному телевидению в криминальных передачах. Марк Бершитский, казначей московского сообщества по кличке Маркс (видимо, братва уважала его экономический гений). ГУБОП и ОБЭП его арестовывали несколько раз за год, но вынуждены были отпускать. Как-то, по большому секрету, за «рюмкой чаю», Донцов рассказывал Глебу, что все эти аресты имели одну цель — вытащить из казначея информацию о воровской казне. Но времена, когда общаковые деньги прятались в кубышку, которую закапывали на пустыре, давно канули в Лету. Теперь криминальные деньги не лежали мертвым грузом, ветшая и пропитываясь запахом подвальной сырости, они теперь работали, превратившись в акции крупных предприятий, векселя на вклады в зарубежные банки, создание совместных проектов. Все это находилось в руках подставных людей, которых милиции не представлялось никакой возможности обнаружить. После той серии арестов авторитет Маркса поднялся на небывалую высоту, теперь он стоял вровень с самим Большим Иваном. И если что приключится с паханом, то его место займет казначей. Временно, конечно, пока сходка не выберет нового Смотрящего. — А если сибиряки ни при чем? — снова повторил свой вопрос Бершитский. — Да как же ни при чем?! — взревел Ерема, но тут же сбавил тон, сообразив, с кем он говорит. — Последнее время у меня была общая тема с Фартовым, налаживали новую коммерческую тропу в Европу, и тут появляется Кощей с предъявами к Гоге. Я тогда не прислушивался, но краем уха уловил. Кощей что-то трещал о племянниках и, главное, о «бабках». Дескать, у его пацанов была касса, тех зажмурили, а бакинские как в воду канули. Гога пообещал Кощею, что разберется, но не успел. Не прошло и двух недель, как его самого завалили. Так на кого еще думать, если не на этих лесных братьев? Кроме них, собак, не на кого. — Что ты конкретно предлагаешь? — спокойно поинтересовался Большой Иван. — Отправить к ним в гости команду чистильщиков, пусть сделают им большое кровопускание. — Ага, — теперь в спор вступил главный боевик сообщества Александр Багаев по прозвищу Киргиз. Полукровка, по отцу русский, а по матери таджик. Уголовник с богатым криминальным прошлым возглавлял ударные силы сообщества. Тот же Донцов рассказывал, что под командой Киргиза находится несколько охранных агентств в количестве полутыщи активных стволов. И где-то в недрах этих агентств существует «команда чистильщиков», группа высококлассных киллеров. Впрочем, разгорающийся спор между уголовными авторитетами в данный момент мало интересовал Кольцова. Частный детектив неожиданно вспомнил запись на автоответчике, оставленную Кириллом Лялькиным. Авторитет Кощей был смотрящим за законами Сибири, но, кроме этого, вор в законе являлся еще и дядей недавно застреленных в своем дворе братьев Чеглаковых. «Вот все и встало на свои места, — размышлял сыщик. — Прямо по классической схеме: за любым преступлением стоит денежный интерес. Банкиров не убивают за трешку на опохмел, монстров финансов мочат за очень большие деньги». — Наши чистильщики пустят им кровь. — Киргиз вступил в спор с Еремой. — А потом они пришлют своих мокроделов к нам, и начнется большая война. — Ну и пусть начнется, — не сдавался спортсмен, его физиономия насмешливо искривилась, он бросил в лицо Киргизу: — Или, может, кто-то уже со страху хвост поджал перед сибиряками? Киргиз набычился: — Ты думаешь, что начнется палево и ты опять отсидишься в Тель-Авиве, гражданин Конкин, по жене Макель? — Фильтруй базар! — На этот раз Ерема взревел, его лицо налилось кровью, он готов был броситься в драку. Но воровская сходка — это не спортивное татами, где выясняют отношения спортсмены. — Оба фильтруйте базар, — грозно произнес Большой Иван, что было весьма неожиданно для его благообразной внешности. — Если есть что сказать, говорите. А крыситься будете в другом месте. — Мочить надо этих засранцев, — попытался оставить за собой верх Ерема. — Мочить — недолго начать. — Со своего места поднялся Кожухарь и вразвалку двинулся вдоль стола к сидящему в центре пахану. Главный уголовный разведчик был не только хорошим оперативником, аналитиком, но еще и отличным интриганом. Швец прекрасно понимал: для того, чтобы его слова имели вес, необходима поддержка. Поддержка самого Пахана, против которого никто не решится высказаться. — Мы завалим парочку их авторитетов, — продолжал свою речь Кожухарь, — потом, как правильно сказал Киргиз, они пришлют к нам своих мочил. Те подчистят нескольких наших, начнется война, в которую сразу же влезут мусора всякие: РУБОПы, угрозыск, СОБРы, ОМОНы. И кроме пролитой крови и «закрытой» братвы, обе стороны понесут и другие потери. Потери финансового плана. В конце концов обе стороны настолько истощатся, что кому-то третьему значительно легче будет всех оставшихся в живых прихлопнуть одним ударом. Как тараканов башмаком. И все оставшееся от двух сообществ прибрать к рукам. Вот поэтому и возникает совершенно справедливый вопрос: а нет ли где-то в тени третьей, заинтересованной стороны? — Чушь какая-то, — буркнул Ерема. — Если бы нас хотели стравить, то после мочилова Гоги Фартового по закону жанра следовало угробить кого-то с противоположной стороны, ну, хотя бы того же Кощея. А вышло наоборот, эти суки воспользовались похоронами Фартового и одним махом решили нас всех вальнуть. — Спортсмен кивком головы указал на стену, за которой находился расстрелянный зал ресторана. Против такого аргумента ни у кого не возникло возражений. Что было, то было, еще и часа не прошло, как они, короли криминального мира, как какие-то караси, животами полировали пол, пока тяжелые пули дырявили стены ресторана. — Если бы вас хотели уничтожить, поверьте мне, уничтожили бы. — Костя Иванов хотел дернуть за рукав поднимающегося Глеба, но было поздно, тот уже заговорил. Изумленные взоры собравшихся обратились к нему, но детектива эти взгляды нисколько не смутили. — Крупнокалиберный пулемет — серьезное оружие, достаточно было немного сместить прицел, и очередь пришлась бы как раз на уровне груди, — уверенно сказал Глеб. — А не под самым потолком. Вас целенаправленно пугали. — Кто это такой? — громко обратился к присутствующим Ерема. Сидящего рядом с ним широкоплечего гиганта с лицом, обильно побитым ямочками оспин, Глеб хорошо знал. Это был авторитет по прозвищу Расклад, офис Кольцова находился на его «делянке». И в свое время тот потребовал от сыщика отстегивать от своих доходов, пришлось серьезно с ним поговорить. На «стрелу» с Глебом прибыли Донцов, Христофоров и два десятка бойцов спецназа ФСБ, на днях вернувшиеся из продолжительной командировки из Чечни. Одетые в гражданскую одежду, с автоматами, небритые, заросшие, они смотрелись еще более угрожающе, чем если бы были в обычном камуфляже. Спецназовцев проблема разборки нисколько не волновала, их интересовали всего два вопроса «Языка брать?» или «Мочить всех без разбора?». В тот раз обошлось без кровопролития, но Расклад больше не имел никаких претензий к частному детективу. Теперь пришло время посчитаться, авторитет чуть приподнялся и что-то горячо зашептал на ухо Ереме. Спортсмен, слушая Расклада, молча уселся на свое место, но внезапно широко улыбнулся и громко заявил, разведя руки в стороны: — Вот такие дела пошли, мусора уже запросто являются на воровские сходки. — Как — мусора?! — воскликнули сразу несколько присутствующих, уставившись на Глеба. — А вот так, это частный детектив Кольцов, которого оберегают мусора и чекисты, — с самодовольной улыбкой сообщил авторитетам Ерема. — Естественно, они его крышуют не за красивые глаза. — А второй кто? — подал голос кто-то из сидящих возле смотрящего авторитета. — Второй — кузнец наших ангелов-спасителей, господин Иванов. — Ерема сейчас чувствовал себя именинником, получавшим подарки. В этой ситуации «апельсин», ни разу не нюхавший тюремного воздуха, демонстрировал свое превосходство перед бывалыми урками. — Именно его отбойщики проворонили мокродела Фартового. И сейчас, видя их вместе, возникает вполне закономерный вопрос: случайно ли это или как? В тесном помещении бара началось замешательство, послышался тревожный гул, который, как сигнал приближающегося землетрясения, угрожающе нарастал. «Еще пару минут, и поставят нас с Костей на ножи», — промелькнуло в голове Глеба. Конечно, он понимал, что их не зарежут просто так, как баранов, не на тех нарвались, но вырваться вряд ли удастся. Уж слишком неравное соотношение сил. Полтора десятка матерых урок плюс вдвое больше охранной пристяжи — никак не отбиться. «Жаль, Улниса не захватил, все равно он у меня на зарплате», — с запоздалым сожалением подумал сыщик, дальше тянуть становилось смертельно опасно. — Значит, говорите, мусор? — громко, с вызовом спросил Глеб, обращаясь к собравшимся. — Когда нужно было покойному Фартовому посчитаться с оборзевшими ментами, отобравшими у него бриллиантовую кормушку на Урале, я не был мусором. Или когда Фашисту потребовалось выяснить, кто же зажмурил смотрящего в Новоморске и при этом прихватил воровской общак, тогда я тоже не был мусором. Или как? Гул в помещении смолк, один только Ерема упорно не желал успокаиваться, он уж было открыл рот, чтоб еще что-то выдать, но его опередил Кожухарь. — Я их позвал, они проверенные люди, и не один раз. И спецы в своей области. — Отвечаешь за них? — выкрикнул Ерема. — Отвечаю, — ни на секунду не задумываясь, ответил Швец. А теперь уже бросаться на гостей означало автоматически вешать предъявы на Кожухаря. А с учетом того, что тот стоит за спиной пахана, то и самому Большому Ивану. И это уже, как говорится, себе дороже. Сообразив, что больше ему ловить нечего, Ерема демонстративно шумно опустился на стул, сложив руки на уровне груди. — Ну, сыщик, заканчивай свою мысль, — повелительным тоном распорядился смотрящий. — А что тут заканчивать, — пожал плечами Глеб. — Если бы это были действительно сибиряки, то им нужно было всех присутствующих здесь зачистить, после чего можно и Москву под себя подгребать. А если это третья сила, то, уничтожив одних, они тем самым усиливают мощь других. А если хотят подгрести все реально, нужно лишь стравить противоборствующие стороны и, соответственно, дать им возможность вцепиться крепко друг дружке в глотки. А потом уж добить остальных. — Складно ты, парняга, расклады делаешь, — рассудительно произнес Большой Иван. — И что нам делать в этой ситуации? На этот вопрос решил ответить сам главный воровской контрразведчик.