Часть 4 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вот сучьи дети. Чёрта с два, – говорит она.
– Спускайся в комнату, – шепчу я, стоя спиной к дрону, чтобы тот, кто нас снимает, не мог прочитать это по моим губам.
Она кивает, крепко прижимает Зефирную Морду к груди, пытаясь успокоить, торопливо захлопывает дверь. Я задёргиваю штору над раковиной, чтобы закрыть дрону обзор.
Он маневрирует в стороне от дома, жужжит за окном. Понимая, что будет дальше, я вскакиваю на стойку, перебираюсь бедром на другую сторону, таща карту за собой. К счастью, мои блестящие тренировочные штаны не шуршат, и к счастью, после утренней кардиотренировки в помещении на мне по-прежнему кроссовки «Ультрабутс». Всё это мне на руку, когда я в гуще событий. Или, точнее сказать, мы в гуще событий. Твою же мать, как я могла так поступить с Леной?! Я вскакиваю на ноги, несусь к пульту на столике рядом с зелёным диваном, нажимаю кнопку. Электрические дорожки над большими окнами гостиной со скрипом оживают, питают автоматические шнуры, закрывающие шторы.
Вырвавшись из поля зрения дрона, я бегу обратно к кухонному коврику и нажимаю пяткой на скрытый рычаг, спрятанный так, чтобы он выглядел как кусок деревянного пола. Люк, покрытый ковриком, открывается, демонстрируя лестницу, ведущую вниз. Я стою в стороне, жестом показываю Лене, чтобы она спускалась по лестнице, но за те десять секунд, за которые я закрыла шторы, вернулась и пяткой ударила по рычагу люка, она волшебным образом проскользнула мимо меня в какой-то безумной хореографии и подняла с пола карту.
– К чёрту её, спускайся, – говорю я.
– Мы не можем тут её бросить, – отвечает она. – Так они поймут, куда мы направляемся.
Мы направляемся? МЫ? Каким бы ни был новый сценарий, она на десять шагов впереди, а я пока отстаю.
Она проталкивается мимо меня к раковине, хватает с подоконника коробок спичек, поджигает нашу драгоценную и подробную карту и оставляет её гореть в раковине. Мне невыносимо смотреть на результат нашей тяжёлой работы, потому что карта была не только красочным произведением искусства, но и содержала все необходимые коды доступа для двух разных автомобильных парков с большим количеством автомобилей с временными номерами, казалось бы, отключенных для меня, но доступных Лене благодаря запутанной и переплетённой цепи её связей. В ней были указаны и аналоговые направления к дому, зарезервированному подставной компанией без названия, которую я создала месяц назад. Зная Лену, я понимала: она всегда готовится к худшему, она готовится к тому, что тот, кто сюда явился, намерен забрать не только нас, но и наши планы и коды.
Паранойя ли это – думать, что они пойдут на такое? Неа. Паранойя ли думать, что этот дрон направила сюда «КоКо», а не просто какой-нибудь подросток-панк, шпионящий за соседями? Неа. Не паранойя. Мы прямо посреди смертельной битвы, и у меня есть факты, подтверждающие это.
Глава четвёртая
Факты ходатайства должны быть разделены двойными интервалами, не выходить за пределы полей и сводиться к минимуму в соответствии с ограничениями на количество страниц. Судьи хотят увидеть только суть фактов, безо всяких эмоций и цветистых выражений. Прилагательные должны использоваться экономно. Но в данный момент я отклоняюсь от первоначального сухого перечисления фактов, размышляя о том, как мне представить неприкрашенную реальность оставшихся причин, почему я в бегах и почему мне грозит смерть. Если бы это было настоящее ходатайство, к моменту подачи заявления оно уже было бы сильно отредактировано, отмечено красными чертами и проверено несколькими коллегами, каждый из которых внёс бы ряд правок. Продезинфицированным результатом стали бы шесть ничего не раскрывающих абзацев, каждый из которых описывал бы важное хронологическое событие. Тем не менее:
ХОДАТАЙСТВО, ОБЪЯСНЯЮЩЕЕ,
ПОЧЕМУ Я В БЕГАХ,
продолжение…
Изложение события № 1, необработанное: в конце июня 2020 года, спустя две недели после того, как Ханиуэлл, исполняющий обязанности генерального прокурора при президенте Дэвисе, начал работу с компанией «Котон & Коверкот», нынешний её руководитель, Тим Котон, вызвал меня в самый тщательно продуманный конференц-зал, так называемый конференц-зал K, расположенный в башне 8, Королевский этаж. Он не сказал, о чём пойдёт речь. Я проехала одиннадцать этажей от своего офиса до конференц-зала на сомнительного качества лифте компании «Прю», и при этом он двигался донельзя медленно, то и дело подпрыгивая на тросах, которые, казалось, вот-вот порвутся. Эти антикварные лифты были созданы ещё во времена, когда паломники высадились в Массачусетсе, и не соответствуют элегантным интерьерам фирм, арендующих это здание, таких фирм, как «КоКо». На каждом этаже, когда кто-нибудь выходил, ветер в его пятидесятидвухэтажной шахте завывал, как январский норд-ост. Кто-то сделал комплимент моим прогрессивным чёрным очкам «кошачий глаз», которые я надела, потому что не знала, что мне придётся делать – читать, смотреть на большое расстояние или и то и другое. Честно говоря, постоянная смена очков и необходимость принятия решений в те времена была моим самым большим стрессом, и я скучаю по тем беззаботным дням – конечно, долгие часы, сложные дела, сроки подачи документов, требовательные клиенты, драма с Генри, напряжение глаз, напряжение глаз и вновь напряжение глаз. Но по сравнению с тем, что происходит сейчас, это был отпуск.
Я вышла на Королевском этаже, прошла, цокая каблуками, по мраморному коридору, ведущему к запечатанным стеклянным дверям закрытого вестибюля «КоКо», и помахала администраторам, потому что это был «избранный» этаж, где могли появляться лишь те, кого сюда вызвали Коверкот или Котон. Этажом выше по отгороженной веревкой мраморной лестнице располагались кабинеты Мориса Коверкота и Тима Котона.
Администраторы пригласили меня войти, и я вошла в просторный белый вестибюль с высокими потолками, отделанный мрамором и эмалью. Звуки музыки Баха наполняли пустоту нежным ощущением, внушали обманчивую мысль, что в этих залах царит покой.
Пересекая вестибюль, я окинула взглядом внутреннюю лестницу рядом со стойкой администратора, отгороженную бархатной верёвкой, потому что всегда так делала, когда меня вызывали на избранный этаж. Меня всегда озадачивало огромное стёганое полотно размером двенадцать на пятнадцать футов, свисавшее на полдюйма от стены; оно крепилось болтами к эмалевым панелям возле высокого потолка открытой лестничной клетки. Это стёганое полотно было нелепым и всегда казалось мне совершенно здесь неуместным. Все остальные произведения искусства, украшавшие блестящие белые стены «КоКо», представляли собой тёмные картины маслом, изображающие английские поля или натюрморты со стопками книг и пенсне. Коллекция антикварного искусства «КоКо» действительно призвана противоречить минималистскому дизайну блестящих белых поверхностей и современной мебели, высокотехнологичных офисов и конференц-залов. По словам Мориса Коверкота, он хочет, чтобы клиенты чувствовали, что они находятся в руках старых финансовых мастеров, которые сами изобрели все эти технологии. Однако стёганое полотно на лестничной клетке вряд ли соответствует этому эстетическому замыслу.
Полотно представляет собой несколько сотен пятен пастельных голубого, жёлтого и розового цветов, которые складываются в средневековую сцену с принцессами и рыцарями вокруг замка. Оно, как я уже сказала, совершенно нелепо смотрится в «КоКо», и к тому же я никогда не видела стёганых полотен такого размера. Когда я на этот раз проходила мимо него по пути в конференц-зал К, один его угол был загнут, и мне показалось, что я увидела край двери в стене позади. Ближайшая секретарша заметила, что я задержалась, уловила мой скептический взгляд, посмотрела на загнутый уголок и снова на меня.
– Людям нужно перестать прикасаться к этому полотну, когда они поднимаются и спускаются по лестнице, – сказала она. Потом встала со стула, сняла с крючка бархатную веревку, прошла внутрь, убедилась, что закрепила ее обратно, как бы препятствуя мне следовать за ней, чего я и не собиралась делать, а потом поднялась по ступенькам и выровняла угол.
Я улыбнулась секретарше, как будто её манипуляции с веревкой и стёганым одеялом не были странными, и прошла во внешний холл за вестибюлем. В этом зале все окна расположены с одной стороны и выходят на реку Чарльз. Он называется Вентфорт-холл. В Вентфорт-холле находится самый элитный из всех конференц-залов фирмы. Вентфорт – это место, куда политики, генеральные директора и люди, которым нужна информация о безопасности, приезжают на встречи с Морисом Коверкотом или Тимом Котоном. Мои каблуки заскользили по только что покрытому воском мраморному полу за ковром в вестибюле, поэтому я поймала заново равновесие и направилась к букве «Т» в конце, где конференц-зал «К» занимал угол со стеклянными стенами.
Увидев внутри двух мужчин, я внезапно ощутила вспышку ярости, и мне пришлось пересилить её и желание развернуться и уйти. Я сказала себе, что встречусь с ними лицом к лицу, раз уж они устроили мне такую неожиданность.
Я потянула серебряную ручку на стеклянной двери и вошла. Хорошо, что на мне было и моё самое эффектное деловое чёрное платье от Джейсон Ву и убийственные туфли на каблуках. Я выпрямила спину, поправила очки и подошла к столу, на другом конце которого сидел бывший генеральный прокурор Рэймонд Ханиуэлл. У окна спиной ко мне стоял Тим Котон. Тим, долговязый сорокадевятилетний мужчина, повернулся и поприветствовал меня. Меня раздражала его густая копна каштановых волос, разделённая на прямой пробор и дополненная чёлкой, срезанной прямо по линии бровей. Всё это было к тому же взлохмачено, и, таким образом, весь его образ можно было назвать в лучшем случае агрессивно немодным. Отец Тима был первым Котоном из представителей компании «Котон & Коверкот», и её первоначальный офис в Вашингтоне, округ Колумбия, по-прежнему является официальной штаб-квартирой, хотя фирма находятся в Бостоне уже несколько лет, чтобы убедиться, что «КоКо» вводится прямо в вены Новой Англии.
– Грета, – сказал Тим.
– Тим, – я кивнула в ответ, но без улыбки.
– Я хочу, чтобы вы познакомились с Рэймондом. Возможно, вы могли бы на время забыть о ваших личных опасениях. В настоящее время он работает здесь, и у него будет кабинет на вашем этаже.
Я уставилась на Рэймонда Ханиуэлла, который сидел как король, донельзя наглый новый король, в конце блестящего белого стола. Он был похож на мешок, потому что его руки как будто намертво прилипли к бокам, и он был до того высокомерен, что не считал нужным держать спину прямо. Овал человека с почти лысой головой и в проволочных очках – вот как выглядит Рэймонд Ханиуэлл. Во всех телеинтервью, что я видела, его подбородок и щёки покрыты пятнами неряшливой седой щетины, то есть его лицо постоянно нуждается в бритье, что не особенно вяжется с его великолепным костюмом-тройкой. Он посмотрел на меня в ответ. Я выдержала паузу длиной примерно в два удара сердца.
У меня есть один пункт, сильно мешающий карьере. Я искренне верю, что хорошо отточила свои актёрские навыки, и искренне верю, что могу сдерживать свои эмоции в стрессовых ситуациях. Но я не умею лгать, и мне кажется, что ложь разъедает душу. Всякий раз, попадая в ситуацию, где от меня ожидается, что я буду лгать, я чувствую, что мне снова десять лет, и слышу, как моя любимая тётя Вайолет шепчет мне на ухо: терпеть не могу врунов. Так что в тот момент, глядя на Ханиуэлла сверху вниз, я не могла ему улыбнуться. Я хотела, чтобы он понял, что я о нем думаю. Но у меня был отработанный приём, возможно, естественный для судебного процесса: хотя я не могла улыбаться и притворяться, я могла выиграть время, чтобы обдумать лучшую стратегию. Поэтому я решила просто ему кивнуть. Не начинать с обвинений и оскорблений, по крайней мере пока.
– Рэймонд, – начала я, – я Грета Винет Севилл, юрисконсульт фирмы по раскрытию электронных документов. Уверена, что Тим рассказал вам о моей роли.
– Она, – сказал Тим, положив одну руку на живот, а другой жестикулируя, – Грета, занимается разными компьютерными делами, так что нам не нужно с этим возиться.
Я кое-как натянула улыбку. Тим явно чувствовал себя обязанным надавить на меня, преуменьшив мою ценность, но меня это не беспокоило, потому что, демонстрируя такую внешнюю неуверенность (принижая меня, чтобы самому казаться повыше), он дал мне возможность. Я поняла, что смогу ухватиться за следующий ход и вытянуть из него то, что мне нужно. Он знал, что я это сделаю, он поймал свою оплошность и подавил дрожь, потому что по-настоящему сильный человек никогда не чувствует необходимости демонстрировать своё высокое положение. Истинная сила уничтожает вас тихо, под маской и за закрытыми дверями. Тим стал нынешним Котоном, потому что не так давно почивший папа Котон подсунул маленького Тимми Морису Коверкоту. Морис Коверкот отпраздновал девяностолетний юбилей, но всё ещё работал в отдельном кабинете этажом выше. Ну а Тим, избалованный Тим, попавший в фирму по праву рождения, не имел ни малейшего опыта судебных разбирательств. В офисе «КоКо» округа Колумбия он занимался адвокатским лоббированием интересов коммерческих групп с особыми интересами.
Я посмотрела на Тима и увидела слабость. Я посмотрела на Ханиуэлла и увидела высокомерную силу. Глядя на них вместе, я видела, что это самый большой риск в истории компании.
– Приятно познакомиться, Грета, – сказал Ханиуэлл. – Я надеюсь, что мы сможем преодолеть любые ваши опасения, чтобы мы могли вместе работать над вопросами клиентов.
Я сделала глубокий вдох. Прикусила язык. Изо всех сил подавила ярость, бурлившую внутри. Эти люди, эти люди и их махинации. Тот факт, что «КоКо» дала Ханиуэллу шанс начать всё сначала, как и многим другим до него. Я сглотнула. Господи, это было так мерзко. Никто не дал тёте Вайолет шанс искупить свою вину после того, как она сделала то, что сделала. Ее мотив, может быть, и был преступным, но, по крайней мере, он был альтруистическим. В Ханиуэлле не было ни капли альтруизма. В эти секунды у меня в голове один за другим вспыхнули вопросы: почему? Почему он? Почему ему дали этот шанс на перерождение? При чём здесь его связи? Тогда я не знала, как ответить на эти вопросы, но мне нужно было найти способ это выяснить. Так что пока я сосредоточилась на том, что могу получить от Тима Котона в качестве компенсации за то, что он меня в это втянул.
– Конечно, Рэймонд. Я уверена, мы сможем придумать что-то, что устроит нас обоих. Тим? – позвала я, чтобы привлечь его внимание. Он поднёс большой палец к зубам. Скрестил руки.
– Да?
– Итак, Кэл обращался ко мне за помощью со всеми судебными повестками, которые получает фирма, запросами сторонних документов, хранением данных для судебных нужд фирмы … и тому подобное. Все это каким-то образом связано с теми компьютерными делами, которыми я занимаюсь. – Я нарочито медленно произнесла слова «компьютерные дела», чтобы показать, что я заметила его оплошность и сделала определённые выводы. – Раз уж мы здесь, я как член Комитета по информационной безопасности фирмы не могу не поинтересоваться, на каком этапе официального оформления этой роли помощника главного юрисконсульта мы находимся? Это, конечно, уже решённый вопрос?
Он ухмыльнулся. Он понимал, что в данных обстоятельствах он не может мне отказать.
– Конечно, Грета. Я думал, что всё уже решено. Я говорил с Кэлом. Так что считайте это формальностью.
Он ни о чём не говорил с Кэлом. Он просто не хотел дать понять, что ни хрена не знает о том, какими юридическими вопросами и вопросами информационной безопасности я занимаюсь. Ему нужно было возродить между нами иллюзию, что он всемогущ, всезнающ. Ему нужно было показать мне, что власть ещё при нём. Но если ты жалко ходишь пешкой, твоего ферзя перехватит другой. Проблема в том, что король-то был к нему ближе, так что лучше всего было убрать и короля. Я не совсем понимала, какими будут остальные ходы в этом шахматном турнире, но я знала, что приближение к должности главного юрисконсульта фирмы будет иметь значение. Нет, я так медленно произнесла слова «компьютерные дела» совсем не только для того, чтобы упрекнуть Тима Котона; они должны были внушить ему мысль, что моя единственная роль как помощника Кэла состоит в том, чтобы помогать ему делать рутинную работу. Тим забыл, что главный юрисконсульт обязан также обеспечивать выполнение этических обязательств фирмы и соблюдение законов. Тим, неквалифицированный управляющий партнёр крупной фирмы, вообще не думает о соблюдении законов. Он думает об обходе законов. А это две очень и очень разные вещи.
Изложение события № 2, необработанное: примерно месяц спустя, но ещё до встречи с Летним Брэдом, Морис Коверкот попросил меня дать интервью на тему юридических технологий в крошечном внутреннем конференц-зале недалеко от Вентфорт-холла. Журналистка пообщалась со мной об искусственном интеллекте и его влиянии на юридическую практику. Закончив беседу, мы шли мимо телескопа в центре Вентфорта, в который можно было разглядеть крупным планом гребцов на реке Чарльз и покупателей на Ньюбери-стрит. Ну а я, посмотрев туда, могла бы увидеть и свой собственный сад на крыше, венчающий мой пентхаус в Ньюбери на четвёртом этаже.
– Отличный вид, – сказала журналистка, Самера Банерджи. Я сохранила её визитку. Когда она сказала «отличный вид», её проницательные карие глаза смотрели совсем не в окно, а сканировали, как лазер, внешний мир, белые поверхности Вентфорт-холла, а следом – мою реакцию. Меня поразил её острый ум, и я почувствовала, что она хочет от меня чего-то большего, нежели чем мнения о буквальном толковании или вообще искусственном интеллекте.
– Верно, – ответила я, полагая, что она может забрасывать наживку. – С помощью этого телескопа можно определить, где начинается очередь за айфонами, – добавила я, имея в виду почти постоянную толпу на Бойлстоне.
– Ха, это уж точно, – сказала она, кивнула и сцепила руки за спиной, как профессор, терпеливо выслушивающий жалкие шуточки.
Проходя по огороженной верёвкой лестничной клетке к апартаментам Котона и Коверкота и снова мельком увидев странное, огромное, пастельное лоскутное одеяло с принцессами, она замедлила шаги, наморщила лоб, как будто о чём-то задумалась: может, о полотне, может, о лестничной клетке. Но довольно быстро она прошла в вестибюль, и я последовала за ней. Защитные двери из толстого стекла закрылись позади, и нас окружили громкое жужжание и вой восьми лифтовых шахт, создав ощущение, что мы погребены в месте слияния нескольких аэродинамических труб. И этот заглушающий звук, видимо, как раз и требовался Самере, чтобы она сказала то, что сказала.
Она повернулась спиной к секретаршам и, глядя прямо перед собой, на натюрморт с очками, висевший на торцевой стене, наклонилась ко мне боком, и, указывая на натюрморт, тихо сказала:
– Сделайте вид, что мы обсуждаем картину.
– Что, простите?
– Картину, Грета. Мы обсуждаем картину. – Она шагнула ближе к ней, хотя мы по-прежнему торчали в вестибюле у лифтов. Я никогда ещё не была в такой ситуации, но она была журналистом-расследователем, а я читала много книг о расследователях, так что мне стало интересно.
– Да, великолепная картина, – ответила я и подошла ближе, тоже встала к секретаршам спиной и ссутулилась.
– У меня есть источники, – прошептала она. – Правда, мне предстоит разгадать ещё одну загадку, но это не совсем цель моего репортажа. Я-то занимаюсь технологиями. Но так или иначе… – Она помолчала. Казалось, она не уверена, стоит ли задавать мне вопрос. Потом, вновь указав на картину, всё-таки его задала: – Я знаю, вы работаете в «КоКо» всего год. До этого вы восемь лет проработали в «Стоукс & Крейн», фирме, расположенной парой этажей ниже. Верно?
– Да, всё так.
– Я изучила вашу биографию. Судя по всему, вы играете по правилам. Вы жёсткий, ревностный к своим клиентам специалист, но при этом честный. А Стоукс … Стоукс известен своей этикой, да?
– Ну да, – сказала я и нахмурилась. К чему она клонила?
– Мне любопытно, что же это за источник такой? Опять же, я знаю, что вы здесь сравнительно недолго. Но вы когда-нибудь слышали о Теодоре Ханиуэлле?
На тот момент не слышала.
– Нет. Он связан с Рэймондом Ханиуэллом? Теперь он наш партнёр, с тех пор как ушёл с поста генерального прокурора.
– Да, я знаю о Рэймонде Ханиуэлле.
– Так кто такой Теодор Ханиуэлл?
– А, да неважно.