Сердце Хилари упало. Вся ее радость улетучилась. Неудивительно, что Мэрион попросила эту женщину держать язык за зубами. Если она действительно слышала выстрел в двадцать минут девятого, ее показания означали бы смертный приговор для Джеффа. Она постаралась отогнать от себя образ Мэрион, прекрасной гордой Мэрион, которая на коленях упрашивает эту женщину сохранить тайну и дать Джеффу шанс, один-единственный шанс избежать виселицы. Сжав руки, она спросила: – Миссис Эшли, вы уверены, что часы отставали на десять минут? – На десять минут, мисс. Я много раз предупреждала об этом миссис Мерсер. «Ваши церковные часы ни на что не годятся, – говорила я ей. – Хорошо, если у вас есть наручные часы, но я-то столько раз попадалась на этот обман». Мне сказали, что теперь они идут верно, но сейчас я не хожу той дорогой и не знаю этого наверняка. – Вы слышали еще что-нибудь, кроме выстрела? Хилари ужасно боялась задавать этот вопрос, но она должна была это сделать или признать себя трусихой. Она сразу же поняла, что ее страх вполне обоснован. В глазах миссис Эшли мелькнул ужас, и она снова закрыла рот дрожащей рукой. Хилари тоже стало не по себе. – Что вы слышали? Вы ведь слышали что-то, я это вижу. Вы слышали голоса? Миссис Эшли качнула головой. Хилари решила, что это движение означает: «Да». – Вы слышали голоса? Чьи голоса? Слова с трудом вылетали из полузакрытого рта, но Хилари услышала ответ. – Мистера Эвертона. – Вы слышали голос мистера Эвертона? Вы уверены? В этот раз движение головой было похоже на судорогу. Если миссис Эшли и была в чем-то уверена, так это в том, что она слышала голос мистера Эвертона. – Вы слышали голос того, кто был с ним? Еще один кивок, означающий: «Да». – Чей это был голос? – Не знаю, мисс, клянусь, не знаю. Я и миссис Грей сказала то же самое, когда она приходила и спрашивала меня, бедняжка. Я только могу сказать, что там был еще кто-то и он ругался с мистером Эвертоном. Ругался… Хилари будто нож в сердце вонзили. Ужасное свидетельство против Джеффа, еще одно подтверждение показаний миссис Мерсер. И его не станешь считать купленным или состряпанным, ведь эта женщина не преследует никакой выгоды. И она не проболталась. Она пожалела Мэрион и никому ничего не сказала. Хилари перевела дыхание и заставила себя спросить: – Вы слышали, о чем говорил другой человек? – Нет, мисс. – Но вы узнали голос мистера Эвертона? – Да, мисс. – И вы слышали, что он сказал? – Хилари давила на миссис Эшли. – Да, мисс. Ее голос вновь перешел на рыдания, а из глаз хлынули слезы. Хилари удивляло обилие слез, но при этом она оставалась спокойной в пугающем ожидании ответа на вопрос, что сказал мистер Эвертон. Она услышала собственный шепот: – Что же он сказал? Вы должны сообщить мне, что вы слышали. И тогда миссис Эшли, закрыв лицо руками, простонала: – Он сказал, ах, мисс, он сказал: «Мой родной племянник!» Вот что я слышала, мисс. «Мой родной племянник!» А потом выстрел, и я убежала, спасая свою жизнь, вот и все. Я пообещала бедняжке миссис Грей, я поклялась, что никому не скажу. Хилари ощутила внутри ледяную пустоту. – Теперь это не важно, – ответила она. – Дело закрыто. Глава 10 Хилари плелась по Пинмэнс-лейн, и на душе у нее было тяжелее, чем прежде. Бедная Мэрион, бедная, бедная Мэрион. Она пришла сюда, лелея искру надежды, как и Хилари, но услышала те же ужасные слова, что и она сегодня. Однако для Мэрион это было гораздо мучительнее, невероятно, ужасно мучительно. Ей не нужно знать о поездке Хилари. Она должна и дальше верить, что миссис Эшли никому не рассказала о случившемся, так как ее показания стали бы смертным приговором для Джеффри. Она завернула за угол Пинмэнс-лейн и направилась обратно той же дорогой, которой пришла сюда. Разве лучше сохранить жизнь человеку, на долгие годы засадив его в тюрьму, где его ждет медленное, мучительное умирание? Может быть, смертный приговор стал бы облегчением, облегчением для Джеффа и для Мэрион тоже? Она гнала от себя эту мысль. Смерть не решение проблемы. Она вздрогнула и вернулась к реальности. Должно быть, она свернула не туда. Сейчас она находилась на совершенно незнакомой улице. Конечно, она помнила не все улицы, где ей случалось бывать, но эту она точно никогда не видела. Маленькие, недавно построенные дома с незавершенной отделкой. Соседние дома имели общую стену, но одно здание была выкрашено в бледно-зеленый цвет, а другое – в желто-коричневый. Красные занавески в окне жильцов одного дома контрастировали с ярко-голубой парадной дверью соседей, а черепица на крышах имела разную форму и расцветку. Вся улица состояла из ярких новостроек, похожих на только что распакованные и выставленные в ряд рождественские игрушки. Как раз в тот момент, когда ей в голову пришло это сравнение, она услышала позади себя шаги и поняла: кто-то уже давно преследует ее. Эти шаги появились сразу же после того, как она свернула с Пинмэнс-лейн. Да, вероятно, это началось именно тогда, но она не придала этому значения. Теперь она стала прислушиваться и немного ускорила шаг. Шаги сзади не отставали. Обернувшись, она увидела мужчину в плаще от «Берберри» и коричневой фетровой шляпе. На нем был толстый коричневый шарф, тщательно обмотанный вокруг шеи. Между полями шляпы и шарфом виднелись правильные черты лица, чисто выбритая кожа над верхней губой и светлые глаза. Она быстро отвернулась, но слишком поздно. Он снял шляпу и подошел к ней: – Извините, мисс Кэрью. Звук собственного имени испугал ее настолько, что она сразу же забыла обо всех правилах. Если с вами заговаривают на улице, просто продолжайте двигаться, как если бы ваших собеседников не существовало. Лучше всего сохранять ледяное выражение лица и ни в коем случае не поддаваться испугу или смущению. У Хилари моментально все это вылетело из головы. На щеках вспыхнул яркий румянец, и она ответила: – Что вам нужно? Мы не знакомы. – Нет, мисс, извините, но я хотел бы перемолвиться с вами словечком. Мы ехали вместе в поезде вчера, и я сразу же узнал вас, но вы, разумеется, не обратили на меня внимания, потому что едва ли разглядели. У него были манеры прислуги высшего ранга, воспитанного и почтительного. А его «мисс» звучало обнадеживающе. Хилари переспросила: – В поезде? Вы говорите о вчерашнем дне? – Да, мисс. Мы ехали в поезде вместе с вами, я и моя жена. Вчера, в поезде на Ледлингтон. Не думаю, что вы помните меня, так как я довольно долго отсутствовал в купе, но, возможно, вы запомнили мою жену. – С какой стати? – спросила Хилари, с недоумением взглянув на него. Ее яркие прозрачные глаза казались по-детски наивными. Мужчина посмотрел мимо нее. – Что ж, мисс, две женщины наедине в вагоне поезда; мне показалось, вам удалось побеседовать. Сердце Хилари забилось быстрее. Мерсер, это Мерсер. Он думал, что она разговаривала с миссис Мерсер в поезде и та о чем-то рассказала ей. Она сомневалась, что он узнал ее вчера. Хотя и мог бы ее вспомнить. Миссис Мерсер узнала, и миссис Томпсон тоже, но пока Мерсер находился в купе, она сидела, уставившись в окно, а после его возвращения вышла в коридор и стояла там, пока не сошла в Ледлингтоне. Он посторонился, чтобы дать ей пройти, и в этот момент мог узнать, но она уверена: этого не произошло. Если бы он узнал ее и захотел о чем-нибудь спросить, то, наверное, вышел бы в коридор. Нет, он вытянул ее имя у своей несчастной, забитой жены после их встречи и теперь хотел знать, о чем они говорили. Она могла только догадываться, как ему удалось найти ее. Размышляя об этом по прошествии времени, она предположила, что он, видимо, находился в Солуэй-Лодж по какому-либо делу, касающемуся его самого или Берти Эвертона. Вполне вероятно, он видел, как она заглядывала через ворота, или следил за ней от самого дома. От этих подозрений у нее по спине поползли мурашки. Чтобы избежать паузы, она быстро ответила: – Ах да, мы поговорили немного. – Извините, мисс, надеюсь, жена не причинила вам лишних хлопот. Обычно она довольно молчаливая, иначе я не оставил бы ее наедине с незнакомым человеком. Но, вернувшись в купе, я заметил, что она вышла из равновесия. А увидев сегодня, как вы заворачиваете за угол, я решил взять на себя смелость и извиниться, если она позволила себе сказать или сделать что-то оскорбительное. Обычно она ведет себя тихо, бедняжка, но в тот раз я видел, как она разволновалась. Мне не хочется думать, что она могла обидеть молодую леди, имеющую отношение к дому, где мы служили. Хилари вновь взглянула на него. Весьма уверенный в себе, обходительный мужчина, но ей не понравились его глаза. Неопределенного цвета, они пристально глядели на собеседника без тени эмоций. Она вспомнила, как миссис Мерсер плакала в поезде, и подумала: мужчина с такими глазами может запросто ударить женщину. Наконец она спросила: – Вы служили у мистера Эвертона в Солуэй-Лодж? – Да. Очень печальный случай, мисс. Они шли рядом мимо ярких игрушечных домиков. Хилари подумала: «Я бы предпочла жить в одном из этих домов, чем под сенью тех мокрых деревьев в Солуэй-Лодж». Все вокруг чистое и новое. В этих домах еще не поселились ошибки, безрассудства, преступления, любовные интрижки и ненависть. Крошечные веселые комнатки. Крошечный милый садик, где они с Генри могли бы любоваться своими великолепными бархотками, кентерберийскими колокольчиками и тунбергиями. Но теперь у них с Генри никогда не будет своего дома. Слова Мерсера слабым эхом прозвенели у нее в голове: «Очень печальный случай». Она дважды моргнула и ответила: – Вы правы. – Очень печально. У моей жены не все в порядке с головой, и она никак не может забыть о случившемся, мисс. Мне очень жаль, если она причинила вам беспокойство. – Нет, она не побеспокоила меня. – Ее голос звучал отстраненно, она пыталась вспомнить, как миссис Мерсер произнесла: «Ах, мисс, если бы вы только знали». Эти слова не давали ей покоя. Если бы она только знала – что? Что именно она должна была узнать? Она не заметила, как Мерсер пристально взглянул на нее и быстро отвел взгляд, но его голос пробивался сквозь ее размышления. – У нее плохое здоровье, мисс. Мне неудобно об этом говорить. Это мешает ей здраво рассуждать об этом деле, она выходит из равновесия и сама не понимает, что делает. – Мне жаль, – ответила Хилари. Она пыталась вспомнить, о чем еще говорила миссис Мерсер. «Я хотела встретиться с ней». С ней – это с Мэрион, с бедняжкой Мэрион во время судебного процесса. «Мисс, если раньше во всем, что я говорила, не было ни слова правды, то теперь я не лгу. Я хотела с ней встретиться. Я ускользнула от него и вышла из здания суда». Мерсер продолжал: – Значит, она не сказала ничего из того, о чем не следовало говорить, мисс? – Нет, – ответила Хилари довольно рассеянно. Она не осознавала, что говорит. Она думала о том, почему миссис Мерсер старалась ускользнуть от мужа во время судебного процесса над Джеффом, которого обвиняли в убийстве, а миссис Мерсер выступала в качестве главной свидетельницы обвинения. Миссис Мерсер пыталась встретиться с Мэрион, но безуспешно. «Мисс, если раньше во всем, что я говорила, не было ни слова правды, то теперь я не лгу. Я хотела с ней встретиться». В ее памяти всплыли нотки ужаса, сквозившие в голосе миссис Мерсер, и пристальный взгляд ее прозрачных испуганных глаз, когда она прошептала: «Если бы только она встретилась со мной», – а потом: «Она не встретилась со мной. Отдыхает – вот что мне сказали. А потом он вернулся, и у меня больше не оказалось такой возможности. Он об этом позаботился». Тогда она не обратила внимания на эти слова. Но теперь они приобрели для нее смысл. О чем хотела рассказать миссис Мерсер? Что изменилось бы, если бы бедняжку Мэрион не уговорили немного отдохнуть? Мерсер продолжал что-то говорить, но она не слушала его. Наконец она перестала думать о той встрече в поезде и повернулась к нему с неожиданной решимостью: