– Допустим, что тогда не подозревали, но почему не отдали платок позже явившимся в дом полицейским? – На меня наставили оружие, заряженное магическими пулями, и страх за свою жизнь как-то заслонил воспоминание о случайно подобранном платке. Потом меня доставили в участок, обыскали с ног до головы, но платок любезно вернули в карман моих джинс, так что я с полным правом сочла его вещью, не имеющей никакого отношения к преступлению. Если бы полицейские сочли его уликой, они бы не оставили платок мне, верно? – Они не знали, что платок не ваш! Если б вы сказали им, что это улика, они бы его не оставили! – заорал побагровевший прокурор. – Простите, но я всего лишь адвокат, и не в моей компетенции определять, какие вещи являются уликами, а какие – нет, – решительно возразила Вэл и заметила, как Кэмпбелл подавил улыбку, не спеша вмешиваться в их перепалку. Господин судья изволил развлекаться. – На вас подадут жалобу в правовую комиссию! Штат Калифорния начнёт против вас дело о сокрытии вещественных доказательств! – рявкнул ей Соммерс. – Не думаю, что мне выдвинут подобные обвинения: полицейские Лос-Анджелеса показались мне неглупыми ребятами, они не ввяжутся в заведомо проигрышное дело. Я – один из свидетелей по делу Харриса, на этом всё. – Далеко не всё! Думаете, я не знаю, чего вы добиваетесь? Сейчас на предварительном слушании вы хотите увязать между собой два похожих убийства и посеять у суда сомнения, что убийца в обоих случаях был один и тот же, причём не ваш подзащитный! – Энсли действительно было бы трудновато дотянуться ножом до инкуба, сидя в тюрьме Атланты, – согласилась Вэл. – Вы видите, ваша честь?! Я ответственно утверждаю, что дело инкуба – это совершенно другое дело, никак не связанное с делом Нелли Энсли! Суду следует запретить адвокату тратить время суда на изучение абсолютно посторонних материалов! – Не совсем понимаю, для чего потребовалось собираться по данному вопросу, – раздражённо ответил Кэмпбелл, которому явно пришлась не по душе попытка указать ему, в чём состоят обязанности судьи. Если прокурор рассчитывал на его неприязнь к Вэл, то сильно просчитался. – Если во время слушания обвинение сочтёт, что адвокат уводит дело в сторону от сути, то пусть заявляет протест в установленном порядке и я его поддержу. Суд никому не намерен позволять запутывать дело излишними свидетельскими показаниями и приобщением к материалам дела не относящихся к нему предметов. Что же касается сокрытия улик, то на данный момент адвокат Мэнс не находится под следствием и я не имею оснований отстранять её от дела по недоказанному факту нарушения профессиональной этики. Если это все ваши претензии, господин прокурор, то они судом к рассмотрению не принимаются и пора продолжать предварительное слушание. – Не понимаю, к чему его продолжать, если мисс Мэнс не сумеет притянуть за уши дело Энсли к делу Харриса. Какие улики и показания она сможет противопоставить тем, что собраны обвинением? – фыркнул окружной прокурор. – Начнём заседание – узнаем, – ещё более раздражённо парировал Кэмпбелл. . Первым свидетелем защиты Вэл выставила старшего сына Энсли и тот показал, что его мать лечилась от депрессии в кризисном центре Лос-Анджелеса. Этот многопрофильный центр считался лучшим в Америке и помогал Иным в решении самых разнообразных психологических, душевных, семейных, даже биофизических и прочих личных затруднений. – Вы сами отвозили её на лечение? – Да. Мне тогда показалось, родителям требуется моя поддержка. – Курс психотерапии помог вашей матери? – Верю, что в итоге помог бы: все мы замечали кардинальные улучшения маминого состояния, но она внезапно, без всяких объяснений вдруг прервала лечение и вернулась домой со словами, что сама решит свои проблемы. Сотрудники центра тщетно пытались её переубедить, лечащий врач даже приезжала к маме в Атланту, но она отказалась от дальнейших консультаций специалистов. Мы все видели, что маме вновь становится всё хуже и хуже, но ведь человека насильно на лечение не положишь, если его душевная болезнь не создаёт угрозы для общества, верно? – Ваша честь, заявляю протест: всё вышесказанное несущественно и не имеет отношения к сути рассматриваемого нами дела, – заявил окружной прокурор. – Всё вышесказанное доказывает, что миссис Энсли перед смертью находилась в сильнейшем нервическом расстройстве, из-за которого люди часто совершают неразумные и несвойственные им поступки, – объяснила Вэл. – Знакомятся с неподходящими людьми... – Ваша честь! – взревел прокурор, не сомневаясь, что сейчас адвокат переведёт разговор на Харриса. Однако Вэл мило улыбнулась, попросила свидетеля вернуться на своё место в зале и вызывала для дачи показаний полицейского, первым прибывшего по вызову на место преступления. – Мистер Остин, вы уже принимали присягу и давали показания, поэтому можете сразу отвечать на мои вопросы. Вам знакомы фотографии с места преступления, фигурирующие в деле в качестве вещественных доказательств с номерами с седьмого по пятнадцатый? – Да, конечно, снимки делались экспертами-криминалистами моего отдела. – Вы сами видели эти капли на полу? – Полицейский дал утвердительный ответ, и Вэл продолжила: – На фото с номерами одиннадцать и двенадцать отчётливо видны мелкие капельки крови в отрезке коридора между кухней и прихожей. Исходя из своего профессионального опыта, вы можете предположить, откуда они взялись? – Брызнули, когда убийца вонзил нож в грудь жертвы, разумеется. – Удар был единичный, и по заключению судмедэксперта рана мало кровоточила. Сомнительно, что капли крови могли просочиться сквозь одежду и отлететь так далеко. Вот если бы убийца нанёс несколько ран, каждый раз замахиваясь окровавленным ножом, то тогда капли крови на полу точно бы имелись. Однако они разлетелись бы по кругу, а мы имеем ровный ряд из трёх капель. Возможно, четырёх – трудно судить по фото. Скажите, как в реальности располагались капли крови? Детектив задумался, припоминая, и медленно кивнул головой. – Вы правы, разлетевшихся вокруг капель не было, только четыре капли в один ряд. – И капля, которая располагалась у самого тела убитой, была самой крупной? – Да, она хороша видна на другом фото. – Я прошу вас вспомнить и сравнить размер капель. – Самая крупная была вблизи тела. – Благодарю вас, и прошу подняться для дачи показаний судебно-медицинского эксперта. – Кэтрин Мирт заняла свидетельское место, заинтересовано поглядывая на сосредоточенного адвоката. Её карие глаза ярко блестели на темнокожем лице, а в курчавых чёрных волосах запутался лучик солнца, падающий из стрельчатого окна. – Вы исследовали тело жертвы и делали заключение по итогам вскрытия. Скажите, могла ли кровь убитой при ударе в сердце фонтанировать тонкой узконаправленной струйкой? – Нет, – отрицательно качнула головой судмедэксперт. – Даже одежда убитой в области удара была очень слабо пропитана кровью, а характер повреждения тканей таков, что никак не предполагает фонтанирование крови, тем более – узконаправленное. – Тогда у меня просьба к следствию пояснить, кому принадлежит кровь на полу, поскольку она никак не могла принадлежать убитой, – обернулась Вэл к столу обвинения. За столом помощник прокурора спешно пролистывал листы тех экспертных заключений, что не были сочтены достаточно важными для представления их суду на предварительном слушании дела. – Вам не удастся доказать, что в квартире был кто-то ещё, – гневно высказался прокурор. – Эти пятна крови могли быть оставлены на полу задолго до преступления, или сама убитая порезала палец, или это вообще клюквенный сок. – Или это куриная кровь, накапавшая с ножа, которым Нелли Энсли разделывала птицу на кухне перед приходом убийцы, – подсказала Вэл. – Я требую установить, кому принадлежала кровь в этих каплях: курице или убитой Нелли Энсли, ведь экспертиза капель крови следствием проводилась? Посовещавшись с помощником, прокурор расплылся в довольной улыбке и протянул судье лист бумаги: – Ваша честь, экспертиза капель на полу действительно производилась, кровь – куриная! – Он с торжеством посмотрел на Вэл и насмешливо высказался: – Не знаю только, чем этот факт поможет защите. – Он поможет восстановить последовательность событий, приведших к преступлению, – любезно пояснила Вэл. – Последовательность очевидна: убийца схватил на кухне нож, испачканный в куриной крови, и капли на полу образовались до рокового удара, – фыркнул прокурор. – Мне всё видится несколько иначе, но сейчас позвольте мне, господин прокурор, продолжить допрос свидетеля. Госпожа судмедэксперт, в своём заключении вы указали, что канал смертельной раны в сердце несколько расширен. Уточните, что вы имели в виду? – Именно это: канал шире, чем должен был бы быть при ударе ножом данной толщины, – ответила Кэтрин Мирт. – Под данной толщиной вы имеете в виду толщину ножа, фигурирующего в деле как орудие убийства? – То, что именно данным ножом убили миссис Энсли, сомнений не вызывает, это доказано множеством самых точных исследований экспертов-криминалистов, – решительно заявила Кэтрин. – Однако небольшое уширение раны имеет место быть, что и указано в моём заключении. – Понимаю: ваша задача – исследовать фактические повреждения, а не строить догадки о причинах их возникновения. – Совершенно верно. – Тогда я сама предложу вам возможные варианты, а вы оцените, насколько они укладываются в выявленную вами клиническую картину. Нож могли чуть-чуть провернуть в ране вправо-влево после того, как нанесли удар? – Резкого поворота ножа в ране не было, но вы имеете в виду, могли ли его покачать туда-сюда? – Кэтрин крепко задумалась, потом её лицо просветлело и она активно закивала: – Действительно, характер уширения как раз такой, словно нож немного покачали в ране! – Покачали через несколько минут после удара или сразу? – Качание через минуту-другую я бы не смогла отличить от мгновенных поворотов при ударе. Так что качания должны были быть совершены практически сразу. – Вижу, вы несколько озадачены. В самом деле, обычно жертву ударяют и сразу со злостью проворачивают нож, а не дёргают его немного туда-сюда. Рана очень необычна для убийства, совершённого одним ударом, которое пытается доказать обвинение, так? – спросила Вэл. – Протестую: от свидетеля просят сделать умозаключение! – очнулся несколько растерявшийся окружной прокурор. – Я прошу ответить на основании профессионального опыта, – возразила Вэл. – Протест принят. Просьба к защите корректнее формулировать вопросы к свидетелю, – постановил судья, неодобрительно посмотрев в сторону адвокатского столика, и прокурор расплылся в удовлетворённой улыбке. – К этому свидетелю у меня больше вопросов нет, ваша честь. Я вызываю для повторной дачи показаний дактилоскописта, снимавшего отпечатки пальцев в квартире убитой, и прошу вывести на экран крупным планом фотографию за номером двадцать один. – Новый свидетель прошёл на своё место, и Вэл уточнила: – Буквой «А» у вас обозначены места нахождения отпечатков пальцев, принадлежащих обвиняемому, буквой «В» – принадлежащих Берти Янгу, буквой «С» – Нелли Энсли. Отпечатков пальцев других лиц здесь нет? – Совершенно верно. Прибывшие на место детективы сами не оставили следов и предотвратили искажение картины случайными любопытствующими. Это фото ручки входной двери. – Если внимательно рассматривать все фотографии отпечатков, то на внутренней ручке входной двери, той, что в прихожей, в одном углу можно заметить, что два отпечатка Берти Янга немного накладываются друг на друга – как вы это объясните? – На экране возник указанный участок фото в увеличенном виде. – Свидетель, заставший убийцу на месте преступления, нервничал и шарил в полутьме по ручке, стараясь её нащупать и посильнее нажать. – Допустим, а как вы объясните тот факт, что на внешней стороне ручки край одного из отпечатков Янга оказалсяподотпечатком Хью Энсли? Остальные следы Янга идут поверх следов моего подзащитного, но вот этот, размытый, у самого края – явно заходит под отпечаток обвиняемого. – Нам неизвестно время появления этого отпечатка, он мог появиться тут несколько дней назад. – Не мог: миссис Янг дала показания, что в четверг вечером её соседка тщательно вытерла ручку, а потом у её мужа не было возможности прикоснуться к ней. Дактилоскопист замялся, неуверенно посматривая в сторону обвинения, и помощник прокурора тут же заявил протест: – От свидетеля требуют сделать умозаключение, выходящее за рамки его профессиональных компетенций! Все остальные отпечатки мистера Янга ложатсяповерхотпечатков Хью Энсли! – Потому что он пришёл в квартиру после него – по крайней мере, такую версию отстаивает обвинение, и поэтому оно предпочитает списать одно исключение на случайность. Конечно, когда велось следствие, эксперты не обратили должного внимания на расположение отпечатков соседа Энсли, ведь тогда они не знали, какие показания даст на суде миссис Янг. Однако в свете всех нынешних свидетельских показаний и доказанных фактов можно выдвинуть лишь одну версию произошедшего, непротиворечиво объясняющую всё. – Согласен с защитой, – усмехнулся окружной прокурор, поднимаясь с места. – Эта версия такова: Хью Энсли раньше запланированного времени вернулся домой, с порога увидел разворошённую любовниками спальню, схватил со стола нож и зарезал неверную супругу. – Тогда откуда на полу прихожей вереница капель крови? Если схватить окровавленный нож и мигом замахнуться им, то капли полетят во все стороны, а не рядком, – возразила Вэл. – Да мало ли как они полетели! – рассердился прокурор. – В жизни всякое бывает. – Бывает всякое, но наиболее логично предположить следующее. Нелли Энсли, находясь в ужаснейшем психическом состоянии и запутавшись в своей жизни больше прежнего, монотонно разделывает сырую курицу на кухне. Она слышит шаги за входной дверью и медленно бредёт из кухни в прихожую, продолжая бездумно сжимать в руке кухонный нож. Капли куриной крови падают с острия ножа, отмечая её путь. Заранее открытая для мужа дверь распахивается, и Нелли замирает на месте при виде вошедшего человека. Между ней и пришедшим происходит разговор, за время которого под остриём ножа на полу успевает скопиться самая крупная капля крови. Затем пришедший выхватывает нож из руки своей жертвы и вонзает его ей в грудь. – Браво, адвокат Мэнс! Вы всё очень живописно и логично изложили, объяснив образование капель на полу. Я полностью согласен с вашей трактовкой событий, – издевательски поклонился Соммерс. – Осталось добавить, что пришедшим был Хью Энсли, которому жена сообщила об измене, – и дело в шляпе.