Элизабет и Фрэнсис привели Джеффри Чарльза, мальчика трех с половиной лет от роду. Тетушка Агата, которая не покидала Тренвит лет десять, а верхом не ездила уже двадцать шесть, всем своим видом демонстрировала, насколько ей неприятно передвигаться на старой смирной кобылке. Она на протяжении сорока семи лет участвовала в охоте, но никогда не сидела в дамском седле и начинать это теперь считала для себя унизительным. Росс усадил тетушку в удобное кресло и принес ей грелку для ног. А когда он добавил ей в чай немного рому, старушка заметно оживилась и начала искать повсюду признаки знамений. Джордж Уорлегган пришел только потому, что его попросила об этом Элизабет. Миссис Тиг и три ее незамужние дочери приняли приглашение просто для того, чтобы выйти в свет, а четвертая, Пейшенс Тиг, в надежде повстречать здесь Джорджа Уорлеггана. Джон Тренеглос, Рут и старый Хорас Тренеглос оказались тут по разным причинам: первому было интересно посмотреть на Демельзу, вторая надеялась насолить хозяевам, а третий пришел просто как добрый сосед. В числе приглашенных была также и Джоан Паско, дочь банкира. Ее сопровождал серьезный, немногословный, но довольно приятный молодой человек по имени Дуайт Энис. Росс наблюдал за тем, как его молодая жена принимает гостей, и невольно сравнивал ее с Элизабет. Супруге Фрэнсиса уже исполнилось двадцать четыре, и она оставалась такой же прелестной, как и всегда. На Рождество ее немного уязвил успех юной Демельзы, и она решила проверить, получится ли у нее вернуть свою былую власть над Россом. В последнее время это казалось ей важным, как никогда раньше. Элизабет была в украшенном брокатом темно-красном бархатном платье с широкими лентами на талии и кружевами на рукавах. Любой обладающий чувством цвета человек буквально не мог оторвать от нее глаз. Элизабет была не просто красива, в ней чувствовалась порода: она была утонченной, воспитанной в праздности аристократкой и происходила из древнего рода мелкопоместных дворян. Чиноветы жили в этих краях еще до Эдуарда Исповедника, и, похоже, Элизабет, помимо всего прочего, унаследовала от своих предков склонность к усталости, как будто благородная кровь текла в ее жилах тонкой струйкой. На ее фоне Демельза, выросшая в грязной лачуге с отцом-пьяницей, казалась обычной выскочкой, оборванкой, взятой в приличный дом, голодранкой, которая забирается на чужие плечи, чтобы посмотреть на лучшую жизнь. Демельза, здоровая, крепкая и полная сил, не была утонченной и не обладала изысканными манерами. Но зато она была естественной, искренней во всех своих чувствах и поступках. Одним словом, каждая из двух этих женщин обладала достоинствами, которых не хватало другой. Преподобный Кларенс Оджерс, викарий Сола и Грамблера, явился в парике из конского волоса. Миссис Оджерс, миниатюрная пугливая женщина, умудрившаяся выносить десятерых детей и при этом ни на дюйм не растолстеть, смиренно обсуждала проблемы прихода с Дороти Джонс, женой Уильяма-Альфреда. Молодежь в конце стола дружно смеялась над рассказом Фрэнсиса о том, как Джон Тренеглос на прошлой неделе заключил пари, что сможет верхом подняться по лестнице Уэрри-Хауса, и свалился прямо на колени леди Бодруган, распугав всех ее собак. – Это все выдумки! – перекрикивая смех, заявил Джон Тренеглос и взглянул на Демельзу, чтобы проверить, не привлекла ли ее внимание эта история. – Грубая, наглая ложь. Я действительно на секунду потерял равновесие, а Конни Бодруган оказалась рядом и предоставила мне пристанище. Но не прошло и полминуты, как я снова был в седле и спустился вниз еще до того, как она закончила свою тираду. – И, зная ее светлость, могу предположить, что тирада была весьма грубой, – сказал Джордж Уорлегган и поправил галстук, который, несмотря на все свое великолепие, не мог замаскировать его короткую шею. – Не удивлюсь, если вы услышали кое-какие новые словечки. – Мой дорогой. – Пейшенс Тиг притворилась, будто шокирована, и искоса глянула на Джорджа. – Вы не находите, что леди Бодруган – довольно грубый предмет для разговора на таком прекрасном приеме? Все снова рассмеялись, а Рут Тренеглос, которая сидела на противоположном конце стола, пристально посмотрела на сестру. Пейшенс стремилась на волю и мечтала, подобно ей самой, вырваться из-под материнского гнета. Старшие, Фейт и Хоуп, безнадежные старые девы, подпевали миссис Тиг, как греческий хор. Джоан, средняя сестра, готова была пойти по их стопам. Дороти Джонс решила отступить от основной темы разговора. – Вам не кажется, что нынешняя молодежь довольно экстравагантно одевается, – заметила она, понизив голос, и посмотрела на Рут. – Уверена, шелка новоиспеченной миссис Тренеглос недешево обходятся ее супругу. К счастью, он в состоянии удовлетворить все ее запросы. – Да, мэм, я с вами полностью согласна, – обеспокоенно выдохнула миссис Оджерс и потрогала взятое взаймы ожерелье. Миссис Оджерс постоянно со всеми соглашалась, словно это было ее предназначением. – Дома-то она росла не в такой роскоши. Как летит время. Кажется, мой муж еще совсем недавно крестил Рут. Наш первенец появился на свет в ту же пору. – А Демельза заметно располнела, с тех пор как я видела ее в последний раз, – шепнула миссис Тиг, наклонившись к Фейт Тиг, и в этот момент у нее за спиной Пруди грохнула на стол поднос, на котором лежал пирог со смородиной. – И платье ее мне не нравится. А тебе? Неподобающий наряд для той, кто совсем недавно стала… э-э-э… замужней женщиной. Такое надевают специально, чтобы привлечь взгляды мужчин. Это каждому ясно. Фейт наклонилась к своей сестре Хоуп и послушно передала той эстафету: – Всякому понятно, какой тип мужчин она привлекает. Пышный цветок быстро увядает. Хотя, должна признаться, капитан Полдарк меня удивил. Но они, несомненно, подходят друг другу… – Что сказала Фейт? – спросила у Хоуп ожидавшая своей очереди Джоан. – Какая миленькая маленькая обезьянка, – сказала тетушка Агата Демельзе, которая сидела рядом с ней во главе стола. – Дай-ка мне ее подержать, бутончик. Ты же не боишься, что я уроню малышку? Я стольких баюкала и нянчила, многие умерли, когда тебя еще и в планах не было. Гули-гули-гули! Ну вот, она мне улыбается. Если ее не пучит. Только посмотри, девочка настоящая Полдарк. Вся в отца. – Осторожнее, – предупредила Демельза, – она может срыгнуть и испачкать ваше чудесное платье. – Пусть срыгивает, это добрый знак. Ах да, у меня же есть кое-что для тебя, бутончик. Подержи секунду малышку. Я стала такая растяпа, да еще меня сегодня растрясло на этой старой кляче… Вот. Это для Джулии. – Что это? – растерянно спросила Демельза. – Сушеная рябина. Повесь над кроваткой. Защитит от злых духов… – Он у нас еще не переболел корью, – сказала Элизабет Дуайту Энису и ласково потрепала сынишку, который тихо сидел рядом с ней на стуле, по кудрявой голове. – Я часто думаю: стоит ли делать прививку, не вредно ли это для ребенка? – Вреда не будет, если все сделать аккуратно, – ответил Дуайт. Его посадили рядом с Элизабет, и, кроме ее красоты, он почти ничего не замечал. – Только не нанимайте для этого какого-нибудь коновала. Надежнее обратиться к аптекарю. – О, к счастью, у нас в округе есть хороший доктор. Но сегодня его здесь нет, – сказала Элизабет. Наконец с трапезой было покончено, и, поскольку день выдался погожий, все гости дружно вышли из дома и разбрелись по саду, а Демельза, как бы невзначай, оказалась рядом с Джоан Паско. – Мисс Паско, мне показалось, вы говорили, будто вы из Фалмута. Я не ослышалась? – спросила она. – Я выросла там, миссис Полдарк, но сейчас живу в Труро. Мисс Паско сюсюкала с маленькой Джулией, а Демельза украдкой огляделась, желая убедиться, что их никто не слышит, и продолжила: – А вы, случаем, не знакомы с капитаном Эндрю Блейми? – Мы представлены, но встречались лишь пару раз. – Мне любопытно, он еще в Фалмуте? – Думаю, Блейми появляется там время от времени. Он ведь моряк, как вы знаете. – Ах, как бы мне хотелось побывать в этом городе, – мечтательно произнесла Демельза. – Я слышала, в Фалмуте очень красиво. Вот бы полюбоваться всеми этими кораблями… – О, тогда лучшая пора после шторма. В гавани достаточно места, и корабли собираются там, чтобы переждать непогоду. – Да, конечно, но ведь пакетботы курсируют строго по часам. Говорят, пакетбот на Лиссабон выходит в море каждый вторник. – Полагаю, вас неправильно информировали, мэм. Пакетбот на Лиссабон отбывает из бухты Сент-Джаст по пятницам вечером. Но это зимой, а в летние месяцы – каждую субботу утром. Так что самое лучшее время, чтобы полюбоваться кораблями, – это конец недели. – Гули-гули-гули, – подражая тетушке Агате, произнесла Демельза, склонившись над дочкой, и поблагодарила мисс Паско: – Спасибо, что все так хорошо мне разъяснили. – Дорогая, кто это там спускается по долине? – спросила Рут Тренеглос, обращаясь к своей сестре Пейшенс. – Похоже на похоронную процессию. Не сомневаюсь, тетушка Агата посчитает это недобрым знамением. Некоторые из гуляющих по саду тоже обратили внимание на приближение новых гостей. Процессия продвигалась между деревьями на другой стороне ручья, а возглавлял ее средних лет мужчина в черном лоснящемся фраке. – Святые угодники! – воскликнула Пруди, выглянув во второе окно гостиной. – Да это же папаша нашей девочки! Приперся раньше времени. Глист чернявый, ты сказал ему, что приходить надо в среду? Джуд от неожиданности чуть не подавился куском пирога со смородиной и закашлялся. – В среду? – раздраженно переспросил он. – Сказал, конечно. С чего мне было говорить – во вторник, если велено было передать, мол, приходите в среду? Я тут ни при чем. Он, видать, сам так решил. И нечего спускать на меня всех собак! Демельза, как только узнала новых гостей, сразу почувствовала легкую дурноту и буквально потеряла дар речи. Ее будто обухом по голове ударили, она оказалась безоружной перед надвигающейся катастрофой. И мужа, как на грех, не было рядом, он в это время открывал окна для тетушки Агаты, чтобы та могла сидеть в кресле и наблюдать за всем, что происходит в саду. Однако Росс не пропустил появления новых гостей. Они шли строем: первый – Том Карн, крупный и непреклонный в своей новообретенной респектабельности; за ним – его вторая жена Чегвидден Карн (в чепце и с маленьким ротиком, она походила на черную курицу); за ней – четыре долговязых юнца, отобранные из числа братьев Демельзы. Разговоры в саду смолкли, слышались только журчание воды и чириканье овсянки. Процессия подошла к ручью и загремела подбитыми гвоздями башмаками по дощатому мостику. Верити догадалась о том, что за компания явилась в Нампару, и, оставив старого Тренеглоса, поспешила к Демельзе. Помочь ей она ничем не могла, разве что встать рядом и подать знак Фрэнсису и Элизабет. Тут появился Росс и без видимой спешки пошел к мосту навстречу гостям. – Как поживаете, мистер Карн? – поприветствовал он тестя и протянул ему руку. – Рад, что вы смогли прийти. Карн молча смерил его взглядом. Со времени их последней встречи прошло больше четырех лет, и тогда, прежде чем один из них оказался в ручье, они устроили погром в гостиной. Два года назад отец Демельзы приобщился к методистской церкви, и это сильно повлияло на него: взгляд у Тома Карна прояснился, да и одеваться он стал более респектабельно. Росс за этот период тоже изменился. Полдарк перерос постигшее его разочарование, а покой и счастье, которые он обрел с Демельзой, смягчили его нрав и усмирили мятежную душу. Карн не усмотрел в тоне зятя сарказма и подал руку. Чегвидден Карн, ничуть не смутившись, подошла следом за мужем и тоже пожала руку Россу, после чего отправилась поздороваться с Демельзой. Поскольку Карн не удосужился представить четверку долговязых юнцов, Росс коротко им поклонился, а они, по примеру старшего, поклонились в ответ. Ни один из братьев и близко не был похож на Демельзу, и Росс обнаружил, что это обстоятельство почему-то доставляет ему удовольствие. – Девочка моя, мы ждали в церкви, – мрачно произнес Карн Демельзе. – Ты сказала – в четыре, и в четыре мы были там. Ты не должна была начинать без нас. Лучше бы мы остались дома. – Я говорила: завтра в четыре, – сухо поправила отца Демельза, сделав акцент на «завтра». – Да, так и передал твой посыльный. Но у нас есть право присутствовать на крестинах, а твой человек сказал, что крестины состоятся сегодня. В такой день ты прежде всего должна была позвать своих родных, а не всех этих разряженных щеголей. Демельза почувствовала укол в самое сердце. Этот человек, который еще в детстве вечными побоями уничтожил ее дочернюю любовь и которого она в знак прощения пригласила в гости, намеренно заявился на день раньше и собирался испортить им праздник. Все ее старания были напрасны, теперь Росс станет посмешищем для всей округи. Уже прямо сейчас Демельза, не оборачиваясь, отчетливо видела ухмылки на лицах Рут Тренеглос и миссис Тиг. Ей хотелось вырвать клочья из черной густой бороды отца (правда, под носом и под нижней губой у того появилась седина), хотелось разодрать ногтями этот его слишком уж приличный сюртук и залепить землей с клумбы его мясистый, в красных прожилках нос. Стараясь не показать всю степень своего отчаяния, Демельза с приклеенной улыбкой на губах поздоровалась с мачехой, а потом с братьями: Люком, Сэмюэлем, Уильямом и Бобби. Знакомые имена и лица, она любила их когда-то давно, в той далекой кошмарной жизни, с которой ее больше ничего не связывало. А братья немного оторопели, увидев перед собой не прежнюю Демельзу, ишачившую на них в детстве, а хорошо одетую молодую женщину, которая выглядела и говорила совсем не так, как они. Все четверо встали на почтительном расстоянии и что-то невнятно бурчали в ответ на отрывистые вопросы сестры. А Росс тем временем со всем уважением, на которое при желании был способен, сопровождал Тома Карна и тетушку Чегвидден по саду, последовательно представляя их всем приглашенным. Его ледяная вежливость не оставляла шансов гостям, которые не привыкли раскланиваться с простолюдинами. У Тома Карна не вызывала уважения вся эта расфуфыренная публика; наоборот, он был возмущен тем, что эти люди посчитали возможным так легкомысленно нарядиться в столь торжественный день. Огненно-яркое платье Элизабет, узкий, с глубоким декольте лиф Рут Тренеглос, нити жемчуга и завитой парик миссис Тиг произвели такое впечатление на тетушку Чегвидден, что ее рот сжался, став похожим на намертво зашитую петлю для пуговицы. Процедура знакомства подошла к концу, и разговоры возобновились, но теперь уже на пониженных тонах. Легкий ветерок пробежал по саду между гостями, поигрывая то тут, то там атласными лентами и фалдами сюртуков. Росс дал знак Джинни, чтобы она принесла портвейн и бренди. Больше крепких напитков для гостей – больше разговоров, и у хозяев меньше шансов потерпеть фиаско. Карн отмахнулся от подноса. – Нет, я противник спиртного, – заявил он. – Горе тому, кто встает поутру, начинает пить и предается возлияниям до самого вечера, пока вино не выжжет его изнутри! Я покончил с распутством и пьянством и твердо встал на путь благочестия и спасения. Дай-ка мне взглянуть на дитя, дочка. Демельза непослушными от напряжения руками достала Джулию из люльки. – Мой первенец был покрупнее, – заметила миссис Чегвидден Карн, тяжело дыша на ребенка. – Правда, Том? Ему в августе год исполнится. Такой красивый мальчонка, скажу я вам, хоть и не принято своих детей хвалить. – А что это у девочки на лбу? – спросил Карн. – Ты что, ее уронила? – Это от родов, – зло ответила Демельза. Джулия заплакала. Карн почесал подбородок: – Надеюсь, вы выбрали для нее добропорядочных и благочестивых крестных родителей? Я-то надеялся, что сам стану крестным.