Часть 11 из 39 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он больше не мог обманывать себя. Они уничтожат её. В ней может и текла кровь демона, но она больше не могла менять форму. Теперь у неё было хрупкое человеческое тело женщины, которое сломается под руками Разрушителей Правды. И у него не будет другого выбора, кроме как отдать её им.
Он смотрел на неё, и его тело оживало, и он презирал её... и себя. Каждая реакция была предательством того, кем он был. Он мог бы сказать себе, что это просто её хитрость, её сила творила с ним это. Но он не грезил, его не накачивали наркотиками.
И он не собирался этого делать. Не сегодня, когда потребность вибрировала в его теле, и он хотел прижать её к стене и взять её. К завтрашнему дню он снова возьмёт себя в руки. К тому времени он уже мог бы уложить её в постель и уйти, не тронутый, не измененный. Он мог разоблачить демона единственным возможным способом, через акт секса. И она больше не смогла бы притворяться, что не знает, кто она такая.
Так бы и было.
— Иди спать, — хрипло сказал он. — Или ты пожалеешь об этом.
Она просто вскинула бровь, глупое создание. Было неразумно недооценивать его. Он мог бы в один миг выжать из неё всю жизнь, сломать ей шею, покончить с ней, и он был близок к этому даже больше, чем мог припомнить. Он мог бы положить конец этому фарсу.
Должно быть, она прочла в его глазах злость. Она встала, откинула волосы с лица и мелодраматично вздохнула. Она подошла к нему, остановившись в дверном проёме.
— Я тебя не боюсь.
— А должна, — сказал он.
"Лишь попробовать на вкус, просто предупредить", — сказал он себе сквозь туман желания. Значит, она знала, что грядет. И прежде чем она поняла, что происходит, он толкнул её к двери и прижался губами к её губам.
Я ЗАСТЫЛА В ШОКЕ, вынужденно. Его руки были на моих руках, заключая меня в плен. Его тело прижало меня к дверному косяку, а рот был жёстким, злым, карающим.
Я бы ударила его коленом по яйцам, но он был слишком близко, зажав меня между своим твёрдым телом и стеной. Я плотно сжала рот, гадая, смогу ли укусить его достаточно сильно, чтобы пустить кровь, и удивляясь, почему моё дыхание участилось, а сердце бешено заколотилось. Это был не страх. Я сказала правду — я больше не боялась его. Я вспомнила его поцелуй на пристани, прилив желания, которое наполнило моё тело.
Такой же, как и сейчас. Мой пульс бешено бился, кожа горела, я была влажной и готовой. Я подумала: "К чёрту всё это!" — и открыла рот, с наслаждением принимая сладкое вторжение его языка, и я знала, что ждала этого, жаждала этого, сама того не зная. Я тосковала по нему, по моему врагу.
Его руки скользнули вниз по моим рукам к подолу свободной футболки, а затем вверх под футболкой, обхватив мою грудь в тонком лифчике, который я носила. Я чувствовала, как мои соски твердеют от его грубого прикосновения, и ненавидела это, ненавидела то, что хотела его, что нуждалась в нём так сильно, что мои ноги и руки задрожали, а он причинял мне боль…
А потом, когда я уже была готова сопротивляться, он смягчился, и поцелуй стал сладким ухаживанием, восхитительным искушением, и его длинные пальцы скользнули под тонкий лифчик, приподнимая его и отводя в сторону, и мне захотелось задохнуться от острого удовольствия от прикосновения этих пальцев к моей плоти.
Он поднял руки, чтобы обхватить мою голову, когда поцелуй стал ещё глубже, и я захотела снять одежду... сейчас же. Я хотела раздеть его догола и почувствовать его внутри себя, пульсирующего и настойчивого. Я чувствовала это, предвкушала это, чувствовала его и я вскрикнула ему в губы, когда небольшая кульминация поразила меня.
А потом меня грубо оттолкнули и я чуть не упала. Мои ноги были слабыми, резиновыми, и я хотела большего, хотела протянуть руку и умолять его, хотела всего плохого, невозможного и великолепного. Впервые на моей памяти, в любом из моих извращённых воспоминаний, я хотела секса, темноты и похоти. Из-за его толчка я чуть не ударилась головой о дверной косяк, но я увернулась. Я посмотрела ему в глаза и увидела в них презрение и ненависть, а желание, потребность исчезли. Мне хотелось съёжиться и умереть.
— Как мило, — сказал он едким голосом. — Если бы мы перешли на новый уровень, ты могла бы попытаться вызвать Полуночников, а я смог бы исчезнуть, но вряд ли они придут. У тебя нет выбора.
Я уставилась на него. Он чертовски хорошо справлялся со своим дыханием, но я чувствовала, как его на своём животе, возбужденного. Я не собиралась смотреть на его промежность, я не собиралась смотреть никуда, кроме его жёсткого, яростного лица, и его холодность проникала в меня так, что мне хотелось дрожать и сжиматься. Я прижалась спиной к деревянному косяку, чтобы не упасть, вздёрнула подбородок и ответила ему холодной улыбкой.
— Нет выбора? — эхом повторила я, принимая характерную фразу из его язвительной атаки. — Нет выбора в чём?
— Ты шлюха, — сказал он. — Ты существуешь, чтобы развращать человечество.
Я даже не вздрогнула. Это была ещё одна его ложь. Моя память может и была повреждена, но моё тело узнало с Рольфом разочарование и пустоту. Секс был необходимостью для мужчин и испытанием для женщин.
— Но ты же сказал, что ты не мужчина, — парировала я, не испугавшись. — Следовательно, ты неподкупен.
— Белох хочет, чтобы я это доказал.
— Доказал, что ты сопротивляешься моим так называемым уловкам? — я засмеялась, только слегка пошатываясь. — Ты уже доказал это, — я проигнорировала воспоминание о его эрекции, упершейся в меня. — Вряд ли это большое достижение. Я не красавица и не соблазнительница. Должно быть, сопротивляться мне довольно легко.
Он не сделал попытки подойти ближе, и моё сердцебиение начало замедляться. Мой рот горел от его поцелуя, и я хотела уйти от него.
— Ты знаешь, что тебе невозможно сопротивляться. Отрицание — это пустая трата времени.
Я не удержалась и снова рассмеялась. Идея была явно абсурдной.
— О, да? Почему это так?
— Ты знаешь это не хуже меня. Ты не просто какой-то обычный демон. Ты — Лилит, первая жена, супруга чудовищ, суккуб, который входит в мужские сны, та, кто душит новорождённых младенцев для удовольствия. Ты чудовище.
Его слова заставили меня похолодеть. Его лед, наконец, накрыл меня, поймал в ловушку, и я не могла говорить, не могла двигаться, не могла кричать, что он лжёт, когда я знала, что под всем этим была правда, где-то среди всей этой великой лжи.
Он не ожидал никакого ответа. Он видел шок в моих глазах, знал, что ему удалось добраться до меня.
— Иди спать, — сказал он. — Или я отведу тебя туда.
Угроза не должна была удивить меня, особенно после того поцелуя. Но это произошло, это потрясло меня до глубины души. Потому что я его презирала. И я охотно пошла бы с ним.
Не говоря больше ни слова, я оставила его смотреть мне вслед. Я ушла и спряталась. От него. И от существа, которым как я боялась, я была.
Глава 8
Я ЕМУ НЕ ПОВЕРИЛА. Конечно же, нет. С таким же успехом он мог бы назвать меня Джеком Потрошителем. Может быть, у меня и слабая память, но я бы знала, если бы была воплощением женского зла.
Ведь как ни странно, я помнила все эти истории. Источниками информации о Лилит были мифы. Лилит, Месопотамский штормовой демон. Ламия, предвестник несчастья, которая пожирала детей и сводила мужчин с ума, королева бесплодия и хищной сексуальности, королева ночи и ветра. Ламия, хищник. А также известная как первая жена Адама, которая была проклята и изгнана, чтобы возлечь с демонами и убивать детей.
Теперь я дрожала, и мне не нужно было этого скрывать. Мне удалось вернуться в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Я прислонилась к двери спиной, с оцепенелым ужасом оглядывая серость вокруг. Это же неправда. Это не могло быть правдой.
Но... я бежала от младенцев, уверенная, что они умрут, если я останусь рядом с ними. Это не имело никакого смысла, но в обрывках моих различных жизней я могла вспомнить, что ввергало меня в бегство. Больной младенец. Или возвращение теней. Или Азазель, который наблюдал и ждал возможности забрать меня. И как долго он преследовал меня? Как долго он ждал, прежде чем забрал меня?
Я соскользнула на пол, жалея, что не могу плакать. Я никогда не плакала — могут ли демоны плакать? Но я же человек! Мне хотелось закричать. Я истекала кровью, я любила, я ненавидела. Я ненавидела Азазеля с такой неистовой страстью, что могла прожечь окружавший его лёд. Но демоны однозначно могут ненавидеть.
Больше во мне не было ничего обычного. У меня не было ни семьи, ни прошлого. Я вообще держалась подальше от мужчин, хотя они имели склонность уделять мне слишком много внимания. Если бы я была некой извечной соблазнительницей, то, конечно же, у меня была бы куда лучше сексуальная жизнь, а не та неудовлетворительная связь, которую обеспечивал мне Рольф.
Но это была ещё одна подсказка, не так ли? Почему я не могу вспомнить больше мифов о первой жене? Почему её изгнали? Она не ела яблоко. Таково было преступление второй жены, узурпатора...
Господи, да что же со мной такое? Хотя как феминистская икона Ева оставляла желать лучшего, моё холодное презрение было... личным. Эта абсурдная история никак не могла быть правдой. Если я правильно помню, то эти истории заканчивались тем, что противоречили сами себе. Некоторые источники видели Лилит как образ богини, зрелой, любящей и могущественной, в то время как другие видели пожирающего демона. Эти источники, вероятно, были разделены по половому признаку — патриархальные историки никогда не любили сильных женщин.
Но почему я так много об этом знаю? Ранние мифы едва ли были общеизвестны. Что заставило меня изучать эти вещи? Если, конечно, это были полученные знания, а не какие-то древние воспоминания.
Нет, он ошибался. И я это знала. Неудивительно, что он ненавидел меня, относился ко мне с таким презрением. Неудивительно, что он считал, что я заслуживаю казни и ничего больше. Но он ошибался. Он перепутал меня с кем-то другим.
Чем больше я боролась с этим, тем сильнее правда наносила ответный удар. Его поцелуй пробудил что-то, какое-то скрытое воспоминание, которое я всё ещё отказывалась воспринять. Я почувствовала это вместе с приливом желания. Правда пришла вместе с ним, ворчливым, ненавистным автостопщиком, которого я всё ещё избегала.
Кровать на противоположном конце комнаты казалась слишком большой, слишком далёкой, слишком высокой, чтобы в неё можно было забраться. Я попыталась встать, но это было уже слишком. Перебор. Я свернулась калачиком на ковре, подложив руку под лицо. Мои глаза были сухими, хотя сейчас было самое время для слёз. Но я не могла вспомнить, чтобы я плакала когда-либо. Я крепко зажмурила глаза, желая, чтобы слёзы потекли, но глаза оставались сухими. А потом я просто закрыла их. Если я не могла заставить себя заплакать, то, по крайней мере, могла заставить себя заснуть, и я уснула, уступив тьме.
АЗАЗЕЛЬ ОПУСТИЛ ВЗГЛЯД на демоницу, свернувшуюся калачиком на твёрдом полу. Она не была похожа на сказочное чудовище. Она была похожа на женщину, на человеческое существо со всеми присущими ей слабостями и удивительной силой. Любовь к человеческой женщине привела его к падению, стала причиной ужасного проклятия. Потеря человеческой женщины поставила его на колени. Женщины были для него не менее опасны, чем демоны, а может быть, и более. Печальная, потерянная женщина могла проникнуть под его броню, прикоснуться к нему, когда он хотел быть неприкасаемым. Он мог бороться с властью силой. Уязвимость была ещё большей опасностью.
Он наклонился и легко поднял её на руки, наложив на неё Благодать сна, когда она пошевелилась. Он понятия не имел, как его способности повлияют на неё. Насколько он знал, благодать могла привести её в состояние гиперактивности. Но она склонилась к нему, глубоко заснув, стоило благодати коснуться её и, отнеся к кровати, он осторожно положил её.
Что бы он сейчас ни сделал, это не разбудит её, по крайней мере, в течение восьми часов. Он использовал её состояние с пользой, снимая с неё одежду и осматривая её слишком человеческое тело в поисках признаков Лилит. Её грудь была маленькой, но совершенной формы, и она идеально подходила его рукам, как он и предполагал. Мягкие завитки между ног были такими же красно-золотыми, как и её волосы, а ноги длинными, бёдра слегка округлыми. У неё было тело молодой женщины, а не искусительницы, и он подумал, а не ошибся ли он.
Он одел её в одну из предоставленных ему ночных рубашек, застегнув ряд крошечных пуговиц до самого подбородка. Её рыжие волосы ярко вспыхнули на фоне неясной серой комнаты, и он смахнул прядь волос с её лица.
Нет. В тот момент, когда он попробовал её на вкус, он понял, что она была его Немезидой, его проклятием, его роком, его искуплением. Если он победит её власть над собой, то докажет, что надежда есть. Что пророчества могут лгать или быть изменены. Он сделает так, как велел ему Белох, потому что у него нет выбора. Он переспит с демоницей и отвернётся потом от неё без малейшего сожаления.
И он будет свободен.
Я ГРЕЗИЛА. Я погрузилась в сон, завернувшись в безопасность и обняв её мягкое богатство, желая зарыться в безмолвный комфорт. Пока я оставалась там, никто не мог причинить мне вреда. Враги отступят назад, жестокие сердца смягчатся. Лёд растает.
Я чувствовала на себе чьи-то руки. Его руки, и я знала, что эти руки никогда прежде не касались меня. Они были твёрдыми и холодными на моей коже, и я хотела потянуться к нему, раскрыть свои объятия и ноги, впустить его в себя, прижать так крепко, как только смогу, чтобы удержать темноту на расстоянии.
А потом я поплыла дальше, глубже в бездну, и почувствовала детей, младенцев в своих руках. Милые новорождённые, спящие малыши, беспомощные младенцы, завернутые в мои нежные, защищающие руки и улыбающиеся мне. Я ворковала над ними, щекотала их под подбородком, целовала их мягкие, сладкие лбы и крошечные носики и вдыхала их сладкий детский запах.
И я несла их так осторожно, к тому же месту на вершине горы, и передавала их в ожидающие руки матери-богини, у которой было множество имён, и в моём сне я плакала по ним слезами, которых я была лишена в жизни.
Я не убивала их, не душила, не крала дыхание. Жестокость природы и недостижимый Бог сделали это. Я была там только для того, чтобы утешать их, петь им песни, приводить их домой к матери-богине, пока они не будут готовы возродиться снова, чтобы в следующий раз прожить полную жизнь.
Облегчение охватило меня, даже в глубоком сне. Я была невиновна в самом страшном из преступлений, в котором меня обвиняли. В этом был проблеск правды.
Я не была искусительницей, соблазнительницей, волшебницей сексуальности и наслаждения. Эта правда тоже была искажена. Я была сущностью желания, которое никогда не могло быть исполнено. Я всегда искала, искала то, что должно было стать моим. То, что будет моим до конца вечности, хотя я понятия не имела, что это такое. Время было бессмысленным. Час шёл за часом, столетие за столетием, и я бродила, ища то, что ускользало от меня. Крылатое существо, которое соединится со мной душой и телом.
Потому что у меня была душа. Что бы ни говорили мои враги, моя душа была сильна и добра, даже когда я совершала вековое покаяние, хотя мои преступления всё ещё терялись в тумане памяти. Я была сильнее проклятий, которые давили на меня. Я останусь сильной перед лицом моих врагов.
Я сдвинулась, пошевелилась во сне и снова почувствовала на себе чьи-то руки. На этот раз они не были настоящими, хотя это были те же самые руки, холодные, твёрдые и безличные, когда они касались моего тела. Затем они замедлились, когда его пальцы ответили на сильный жар моей кожи и скользнули вниз по изгибу моего бока, почти отрешенно, обхватили мою талию, ладони прижались ко мне, обхватив мои бёдра.
И его губы последовали за руками, он лицом прижался к моему животу, поклоняясь мне, и я выгнула спину, принимая его, мои руки обвились вокруг его шеи, мои пальцы зарылись в его длинные чёрные волосы. Я притянула его к себе и поцеловала от всего сердца, а он раздвинул мои ноги, и я была влажной, горячей и готовой, желая его, нуждаясь в нём.
А потом он перевернул меня так, что я оказалась на нём, оседлав его, и я взяла его, опускаясь на твёрдую плотную плоть его наслаждения, издавая тихие звуки скрываемого удовольствия, когда он наполнил меня. Я искала это целую вечность. Это было то, что сделало меня целой. Этот человек. И кульминация потрясла меня, вывела из самых глубоких слоёв сна, и я поняла, что была одна и всегда была одна.