*** И взаправду, выход из наркоза был тяжелым, намного тяжелее чем он парню запомнился. Быть может тогда оцепенение сыграло свою роль, а может из-за стресса Нил не обратил должного внимания на свое состояние, но в этот раз юноша очнулся с жутким головокружением, тошнотой и небывалой слабостью. Его встретил оскал мертвецки бледного лица, столь знакомый, сколь и пугающий. Просыпающееся тело юноши все больше ощущало вес мертвецов, наваленных на него кучей. Невыносимая вонь окутала де Голля. Беспрестанно вращающаяся перед глазами картинка выхватывала сплетения скрюченных конечностей и очертания кошмарных лиц. Судя по виду, некоторые тела лежали здесь никак не меньше суток. Духота вместе со смрадом мертвечины — это незабываемый коктейль, обладающий выдающимся свойством выворачивать содержимого желудка. Вкупе с головокружением, вонь едва не вынудила Нила извергнуть остатки своего давнишнего, уже дважды переваренного завтрака. Крепко-накрепко закрыв глаза, дыша через рот, парень попробовал освободить затекшие руки. Неожиданная дрожь и онемение обесценили его жалкие попытки. Под грудой тел юноша попросту не мог понять, как именно расположены его конечности, чтобы высвободить их. Свои члены он практически не чувствовал. Вторая попытка оказалась успешнее — правая рука плетью ударила парня по его же лицу, будучи выдернутой откуда-то снизу. Сотни маленьких иголочек впились в конечность, знаменуя собой возобновившийся приток крови, оживляющий руку. После удара на щеке осталось ощущение чего-то мокрого. Де Голль насильно увел свои спутанные мысли от обдумывания природы вещества что измарало его лицо. При помощи правой руки удалось освободить и левую, вытянув ее из-под чьей-то особенно волосатой ноги. На ощупь выставив перед собой ладони, Нил ухватился за что-то массивное прямо перед ним. Держась за обхваченную опору и активно двигая корпусом он понемногу выскальзывал из объятий мертвецов. Почти освободившись он резко одернул руку, явственно почувствовав чье-то прикосновение. В тот же миг открыв глаза, де Голль недоумевающим взглядом уставился на собственные дрожащие конечности, будто подпрыгивающие на еще мягкой мертвечине. «Наверное, дернувшаяся рука задела кисть трупа», — убеждал себя Нил едва связными мыслями. Словно пытаясь опровергнуть это утверждение, нечто вновь дотронулось до предплечья юноши, заставив его негромко взвыть, отчаянно дернувшись в хитросплетении человеческих останков. Не смотря на свое состояние и крутящуюся картинку перед глазами, де Голль отчетливо разглядел движение — торчащая из людского завала ладонь самостоятельно сжалась, слегка задев юношу. Худшие догадки парня подтвердились: не было никакой ошибки, он был вовсе не единственным еще живым человеческим существом, брошенным в эту яму. Все внутри Нила сжалось, на секунду ему показалось что он падает, падает вглубь нескончаемой бездны, в саму преисподнюю, куда его утаскивают тянущиеся отовсюду руки томящихся грешников. Они обхватывают его, затаскивая в самую глубь водоворота тел. Де Голль с трудом сглотнул комок подобравшийся к горлу, усилием отгоняя навязчивые бредни. Вновь закрыв глаза, он изо всех сил пополз, хватаясь за все что только могло послужить опорой. Его не останавливало ни редкое хлюпанье, ни жуткие звуки, с которыми газы выходили из уже остывших тел. Он сдавливал мягкие ткани и хватался за окоченевшие конечности, проползая через жуткую бездну, что была страшнее любых его кошмаров. Даже ощущение чужих прикосновений более не останавливали его. Стиснув зубы юноша полз в одном направлении, боясь открыть глаза, боясь увидеть во что мягкое и еще теплое влезли его дрожащие пальцы на этот раз. «Это ад, сама преисподняя. Если я открою глаза, если посмотрю на них — они меня утащат, я стану частью этого места…» — невольно пронеслось у него в голове. Навеянные его опьяненным наркотиком разумом образы врывались в охватившую его темноту. Очертания протянутых к нему рук не иначе как чудом прорывались сквозь барьер закрытых век. За всепожирающим ужасом Нил не чувствовал ни усталости, ни боли. Царапаясь о острые ногти и зубы мертвецов он слепо полз, боясь остановится. Кошмар закончился лишь тогда, когда его исцарапанные и измазанные телесными жидкостями руки уперлись во влажный и мягкий грунт края ямы. Боязливо приоткрыв глаза, де Голль обнаружил себя смотрящим на возвышающийся выступ, высотой чуть больше метра. Над ним, подобно очертаниям рая виднелось голубое небо с россыпью длинных перистых облаков. Порыв ветра из-за края ямы принес порцию свежего воздуха, на мгновенье вытеснив собой трупную вонь. Еще один комок подступил к горлу. Одним залпом Нил изверг из себя поток желчи, вмести с ним оставляя в этой яме тянущиеся к нему руки мертвецов-грешников с огненной геенной, дышавшей ему в спину. Пускай юноша и нашел твердую опору, слабость и дрожь в ногах так и не позволили ему встать. Он попытался ухватится за края ямы, но те, в свою очередь, тут же обвалились, оставляя в руках парня комья земли с травой. Нил вцепился в земляную стену, переводя дух и готовясь для еще одной попытки. В этот момент со стороны донеслись звуки ходьбы. Увесистые сапоги гулко отбивали вытоптанную землю у края ямы. Сверху послышался грохот полных канистр. — Вот свиньи. Как мы должны сжечь эту кучу имея на руках так мало горючего? Опять завсклада гос. имущество у нас за спинами втридорога загоняет. Крыса чертова! — донеслось издалека недовольное ворчание солдата. — Сержант, заливаем, или подождать еще следующую партию? — на сей раз громко и четко проговорил служивый. — Давай лей, новых тел сегодня уже не будет. Чем раньше начнем, тем меньше придется дышать этой гадостью, — ответил ему обладатель на редкость низкого тембра. Де Голль прильнул спиной к стенке ямы, старательно отводя взгляд от россыпи мертвых тел и прилагая максимум усилий чтобы не издать ни звука он пополз вдоль грунтовой поверхности, отталкиваясь от нее локтями. Ему страшно было даже подумать, что сделают с ослабевшим беглецом солдаты, если они его поймают. К счастью, притащившая канистры с керосином к яме двоица стояла как раз на выступе, по внутренней стороне которого полз Нил, и не была в состоянии увидеть парня, скрываемого выпирающими вовнутрь краями этой братской могилы. Сильный запах, сопровождаемый звуками расплескивающейся жидкости сопутствовал литрам керосина, выливаемым в яму. Де Голль двигал едва слушающимися конечностями изо всех сил, едва сдерживая отдышку. Яма своей формой напоминала утопленный в землю параллелепипед, к углу которого так спешил Нил. Он чутко внимал каждому звуку, опасаясь услышать раньше времени роковой щелчок зажигалки. Оказавшись наконец у самого угла, де Голль собрал остатки своего мужества в кулак и переведя наконец взгляд на кучу трупов, ухватил одного из них под мышки. Тихо пыхтя, парень подтащил задубевшее тело к краю ямы, расположив его на манер лестницы. Даже вопиющее отвращение не могло сравнится в этот момент с волей к жизни юноши. «Будь что будет, но здесь я не сгорю», — напомнил себе парень, карабкаясь по скользкому телу. Встав коленями на плечи мертвеца, ему удалось ухватится за крепкую зелень папоротника, слегка свисающую из-за края ямы. Напрягшись всем телом, сжав зубы от небывалого усилия, Нил медленно вытаскивал себя из смертельной западни, оперативно хватаясь за все новые, удачно подвернувшиеся побеги растений. Порядка десяти секунд зверских усилий, и дело было сделано. Тяжело дыша, де Голль возлегал в тени широких папоротниковых листьев, безразлично вслушиваясь в окружающий мир. Взглядом он бороздил разверзнувшиеся над ним бескрайние голубые небеса. Адский кошмар остался где-то там, глубоко внизу, пожираемый неуемным пламенем. Треск огня, шипение испаряющейся влаги и шелест скукоживающейся коры на бревнах что лежали глубоко под слоем тел, с лихвой заглушили звуки дерзкого побега. Уставшие солдаты, измученные ранними побудками и обилием роботы так и не соизволили обратить внимание на странное мельтешение у края могильной ямы. Слишком увлеченные спасением от все нарастающего жара, они наспех уносили пустые канистры, не забывая попеременно обливаться водой из быстро пустеющих фляг. Побег удался. Какое-то время спустя Нил смог найти в себе силы чтобы отползти на пару десятков метров на запад, найдя небольшой ручей и временно обосновавшись в тени густых зарослей. Насытившись живительной влагой, парень погрузился в глубокий сон, столь необходимый измученному организму. На удивление, после всех пережитых ужасов ему снился далеко не кошмар. Во сне он стоял на пустой пристани всеми позабытого морского острова. На связанных просоленной веревкой досках красовался оставленный кем-то якорь, в то время как во все стороны простиралась бескрайняя морская ширь, испещренная маленькими, едва заметными волнами. Где-то высоко кричали чайки. Никогда еще во сне юноша не чувствовал себя так легко. Особенно занятным фактом было то, что парень за всю свою жизнь не видел водоема крупнее небольшого озера, — моря и океаны ему доводилось созерцать лишь на картинках, но здесь, в реалиях сна все выглядело таким настоящим. Казалось, протяни только руки, и ты ощутишь морскую прохладу, ритмичные колебания воды, приятный морской бриз. Впоследствии еще не раз де Голль задумывался над тем откуда его сознание могло почерпнуть столь реалистичную картину того, что ему видеть не доводилось, и мог ли быть тот сон как-то связан со спасшими его видениями. Пробудившись юноша с удивлением обнаружил себя полным сил (разумеется по меркам еще недавно увядавшего существа). Он даже смог встать, пускай и придерживаясь за ствол невысокого дерева. Давно де Голль не чувствовал себя столь живым, равно как и столь голодным. В поисках съестного парень все дальше отдалялся от своей тюрьмы, неспешно оглядывая местность в надежде углядеть фруктовое дерево или хотя бы ягодный куст. Несколько часов поисков одарили его лишь сильной головной болью да встреченным, шустро курсирующими между деревьями кольпом, за которым Нил так и не смог угнаться. Почти утратив надежду, он таки набрел на небольшую скрытую в бамбуковых зарослях охотничью хижину. Внутри была обнаружена связка вяленных бычков, что тут же пошла на прокорм изголодавшемуся беглецу. Помимо этого, в хижине удалось найти несколько бадей с уже застывшим каучуком, целую коллекцию охотничьих ножей и простое льняное облачение, пришедшееся очень кстати нагому путнику. Такой подарок судьбы не на шутку взбодрил де Голля. Он решил сделать хижину своим временным убежищем. С тех пор юноша еще не раз отдыхал в ней, запирая дверь изнутри. В моменты бодрствования он изучал окрестности в поисках новых источников провианта. За несколько дней ему удалось обнаружить пару хлебных деревьев, одну крупную саподиллу, прославленную своими восхитительными фруктами, и даже дынное дерево, более известное как папайя. В купе с собираемым подножным кормом все это неслабо разбавило рацион Нила. С трудом веря своим глазам, юноша наблюдал как после каждого долгого сна на его теле остается все меньше грибковой хвори. Силы быстро возвращались к нему, и уже вскоре он мог безо всяких проблем проходить не менее десятка километров тропических зарослей в день. Увы, качество сна эти позитивные изменения не затрагивали. Парень нередко пробуждался от собственного вопля — кошмары стали его частыми спутниками. Не раз и не два ему снилось как руки бесчисленных мертвецов утаскивают его в глубины огненной геенны. Просыпаясь в холодном поту юноша до дрожи боялся вновь оказаться в ужасном мире сновидений. К великому сожалению, сладкие сны о бескрайнем море более его не посещали. За все время своего пребывания в новообретенном убежище де Голль так и не встретил гостей крупнее небольших кольпов. Хозяева хижины также не наведывались к своему пристанищу. Может их и вовсе уже не было в живых. По какой-то причине разведотряды и патрули обминали бамбуковую рощу стороной, что было довольно странно, так как она находилась лишь в нескольких часах пути от военного лагеря. Перед сном Нил тщательно осматривал мягкий грунт и нежные листки бамбука вокруг хижины, но не находил никаких следов пребывания здесь других людей. Истощив в течении недели все доступные источники пропитания, юноша пришел к выводу что оставаться в роще и дальше не имеет смысла. Собрав свои нехитрые пожитки он решил наконец покинуть ставшую ему столь ненавистной республику, взяв за ориентир единственное место, путь к которому он знал — военный лагерь. Нил понимал, что здравой мыслью будет держатся от своей недавней тюрьмы на безопасном расстоянии. Он намеривался подобраться к ней только чтобы выйти на дорогу к ближайшей деревушке. Вновь приближаться к месту что принесло ему столько страха и боли было по крайней мере волнительно. Всю дорогу де Голль нервно оглядывался, будто опасаясь слежки. Чем ближе он подбирался, тем больше пота ему приходилось смахивать с лица, размазывая вездесущую тропическую грязь, что всегда умудрялась оказываться на руках. Встреча со столь значимым для него местом повергла юношу в шок, разверзнув для него целую пропасть вопросов. Военный объект, или же то, что еще недавно им было, стоял полностью заброшенный. Покошенный частокол с настежь открытыми воротами скрывал за собой изрядно вытоптанную сотнями ног грязь, с небольшой россыпью оставшихся плоских досок, используемых ранее в качестве тропинок. Все палатки, тонны ящиков и тюков исчезли, обнажая изрытую и изувеченную лысую землю. Громадный каменный храм одиноким гигантом возвышался над образовавшейся пустошью, но даже он выглядел пустынным и бесхозным — в его недрах стояла непроглядная тьма, а у входа ровным счетом ничего не располагалось. В грязевых завихрениях, бороздя образованные из влажного грунта траншеи и колеи, рыскал десяток местных, облаченных в вещи, самым точным описанием которых стало бы слово лохмотья. Бродяги искали чем бы поживится, разгребая оставленный на земле мусор. У главных ворот со внутренней стороны, намертво вбитой в землю стояла увесистая деревянная таблица длинной порядка двух метров. Этот кусок древесины был знаком де Голлю, — ранее ее использовали как подложку для агитационных плакатов и разных объявлений. Сейчас же всю ее поверхность занимал один огромный полусорванный лист бумаги, заполненный сотнями имен и приставленных к ним приписок. «Отдавшие жизнь за родину. Вечная память героям!» — гласила жирная надпись сверху этого списка. Заинтересованный Нил углубился в чтение, предполагая, что может встретить здесь имена сослуживцев. Каково же было его удивление, когда примерно в середине списка он обнаружил свое собственное имя! «Нил де Голль — погиб в сражении с превосходящими силами противника», — не мог поверить своим глазам юноша. Запредельный уровень цинизма непроизвольно вызвал у него нервный смешок. Его не просто записали в погибшие, но использовали как очередной элемент пропаганды. Федерация не изменяла себе даже в таких мелочах. — Оно и к лучшему, по крайней мере меня вычеркнули из всех реестров, а значит и спросу с меня никакого. Я не существую… Теперь официально, — едва слышно озвучил Нил свои мысли, позволив легкой улыбке охватить собственные уста. Шорох позади тотчас привлек его внимание. — Эй! Эй ты! Парень, хочешь немного заработать? Мне тут надобно подсобить с погрузкой и перевозкой, сам я не управлюсь, — окликнул юношу неизвестный ему старик, что вез в телеге мусор, по всей видимости представляющий для местных немалую ценность. Телегу незнакомец тащил на своих же плечах. Обернувшись к нему, недолго думая де Голь кивнул. — Чудно! Тебя как зовут то? — расплылся в беззубой улыбке старик. — Ни… — чуть не поперхнулся собственным именем юноша. На мгновенье замерев он поспешно пораскинул мозгами — так ли разумно использовать и дальше свое настоящее имя, учитывая дела в которые он еще недавно был вовлечен? Согласно реестрам Нил де Голль ведь уже мертв. Пускай старик и не вызывает опасений, но не лучше ли перестраховаться? Парень пробежался глазами по содержимому телеги старика в поисках вдохновения. Ему приглянулась пустая банка из-под грибных консервов. Это были те самые жестянки, содержимое которых так расхваливал де Голль еще будучи санитаром. «Вердо Вердер Корпорэйшн», — бросилась ему в глаза тесненная надпись производителя. Про себя юноша усмехнулся иронии, в конце концов эта надпись была частью того немногого что ему нравилось в это месте, быть может даже того единственного. Он слегка поигрался буквами, пока результат не стал удовлетворительным. С легкой улыбкой парень сказал: — Верго, меня зовут Верго Вебер. Глава 7. Его величество — ужас первобытный Многие считают Помонт достаточно красивым местом, речь конечно же идет вовсе не о его культурных артефактах и инфраструктуре, скорее, заявляя подобное подразумевают живописные лесные виды и захватывающие дух горные массивы. Занятно, но подобные комментарии отпускают сугубо приезжие толстосумы, наслаждающиеся пресловутыми видами из дорогущих отелей и бронированных экипажей, что окружены охраной. Местный люд нечасто поднимает взгляд с пыльных дорог и разбитых мостовых, вполне возможно они слишком заняты выживанием чтобы оценить убийственную красоту безжизненных скал и замшелых горных завалов. Как бы там ни было, каждое людское поколение княжества стабильно снабжало гостеприимную федерацию подрастающими убийцами, мародерами и ворами, в то время как с художниками, скульпторами и музыкантами было слегка туговато. Добропорядочным гражданам Равии хотелось верить, что власть имущие терпели потоки недружелюбных мигрантов сугубо по причине шедшим с ними в придачу совершенно необъятным количествам каменного угля, железной слюды и алмазов. Было все же что-то фундаментально неправильное в том, что богатейший природными ресурсами член федерации был по совместительству наибеднейшим в финансовом плане. Сложно было сказать, что именно власти княжества делали не так, ведь судя по скорости обогащения их родственников и размерам циклопических имений несложно было заметить, что предпринимательская жилка у этих ребят имелась. Можно было бы указать на их вопиющую непорядочность, но у кого поднимется язык чтобы упрекнуть двенадцатикратного победителя конкурса «Лучший Предприниматель Помонта» в нечестности? Наиболее сознательный гражданин княжества, невероятно успешный акционер и просто нечеловечески «принципиальный» предприниматель — Олаф Гедройц, так сильно верил в святые для каждого капиталиста принципы честной рыночной конкуренции и здравого невмешательства, что попросту не посчитал нужным как-либо поддерживать деревушку, выходцем из которой он и был. Ныне же рыбацкая деревенька Поркень, прославившаяся порождением известного магната, ветшала, прозябая в нищете. От нескольких сотен жителей тут осталось в самом лучшем случае пару десятков бедолаг, с трудом удерживающих совместными усилиями дюжину хлипких построек от обрушения. Ни близость к реке, ни удачное расположение на солнечном склоне горы не спасало поселение от скорого забвения. Вполне символично что путники ведомые подуставшим Остином стали последними живыми людьми, посетившими это захолустье. Заприметив остановку своих спутников, вьючный жук резко убавил ход, заставляя карету с и без того расшатанными рессорами резко дернутся. Ощутимый толчок тотчас пробудил мирно дремавшего Верго, раскинувшегося на удобных подушках. Быстро оклемавшись сонный предсказатель потянулся, разминая затекшие плечи. Его уже привыкший к полумраку блуждающий взгляд остановился на скучающем наследнике, высматривающем что-то сквозь небольшой просвет в прикрывающей окно вычурной занавеске. — Уже приехали? Даже обидно как-то. Я бы еще поспал пару часов, — небрежно проронил Вебер отодвигая занавеску чтобы выглянуть в окно. — Я бы тоже не прочь поспать, но с вашим храпом об этом пришлось забыть, — обиженным голосом пробубнил безрадостный Марк. — Приличия ради я не стал вас будить, хоть вы и заснули прямо в разгаре повествования своей истории. — Серьезно? Вот черт, старею! — шутя отозвался предсказатель, не без интереса разглядывая видневшиеся из окна деревянные лачуги. — В разгаре повествования говоришь? А на чем я там остановился, не напомнишь? — Столько жути нагоняли, но остановились вы на рассказах о недурственной консервированной пище. И что-то я не понял, чему именно я должен был внимать и сочувствовать — тому что вы потеряли пару лет в военном лагере на юге? Боюсь вас огорчить, но вы не единственный такой в своем роде. Многим солдатам Помонта приходилось и похуже, — юноша надменно окинул собеседника холодным взглядом, скрестив руки у себя на груди. — Так значит я заснул говоря о консервах? И о том, что со мной произошло после первого полугодия службы рассказать не успел? — туманно вопрошал Верго совершенно не обращая на наследника внимания. Мысли его были крайне далеки от текущего разговора. — Что же, оно и к лучшему. — К чему вообще была вся эта театральщина? Зачем вы всем представляетесь как Верго если вас зовут Нилом? — озвучил давно витавший в воздухе вопрос Марк. — Н-да, если твоя женоподобная внешность может кому из придворных и приглянется, то мозгами ты точно не вышел. Сам подумай, если я ото всех скрываю свое имя, с какой радости мне сообщать его тебе? Нилом звали… — На секунду Вебер умолк, напряженно о чем-то размышляя. — Да почему звали? Зовут! Зовут так одного моего хорошего знакомого. Уж не думаю, что он сильно обидится что я позаимствовал его имя для одной истории. Учись читать между строк, без пяти минут князь. — Не удивляйтесь, если первым же своим указом я запрячу вас за решетку, за такие то слова! — озлобленно выпалил наследник. На его щеках заиграл румянец, брови рассерженно наползли на глаза, а губы выровнялись в тонкую едва изогнутую вверх линию. Слова о внешности определенно задели юношу. С секунду помедлив тот все же грустно добавил: — Хотя, едва ли это когда-нибудь произойдет. Чудо что мы еще живы, и я сильно сомневаюсь, что нам удастся добраться до Ганои. Губ Верго коснулась легкая улыбка. Юнец, впервые показавший ему зачатки того что можно было бы назвать характером, одним своим видом поднял предсказателю настроение. Про себя Вебер отметил что возможно, только возможно, с сопляком не все так и печально. Риганец знатно постарался чтобы сделать из наследника безвольную зашуганную мышку, готовую безропотно выполнить любое приказание, но именно будучи загнанными в угол, мыши подчас и обнажают свои неожиданно острые зубки. Верго это было известно, как никому другому. История, что так и не была рассказана до конца Марку, несла в себе совсем другую цель, никак не связанную с развлечением наследника. Прокрутив давние события в голове Вебер напомнил самому себе, через что ему уже удалось пройти. Ни страшные видения Глари, ни полчища насекомых и рядом не стояли с тем кошмаром что ему пришлось пережить. Он перенес ад, выжив благодаря собственной смекалке и силе воли, не без руки помощи свыше, разумеется. Осознание значимости пройденного, подпитываемое надеждой о том, что это последние серьезные трудности с которыми предсказателю приходится сталкиваться перед досрочной, пускай и заслуженной пенсией, наполнило Верго до краев, насыщая его долгожданной самоуверенностью. — Глупости. Что бы за тобой не пришло, пускай это будут даже демоны из самого ада — живым и по большей части невредимым ты доберешься до Ганои. Ведь с тобой не абы кто, а человек бесчисленное количество раз бросавший вызов смерти, выигрывая раз за разом. Яды, покушения, засады и даже чудовища — ничто из этого не помешает мне выполнить свою работу, — проговорил Вебер с трудом веря, что это он сам так уверенно произносит столь пафосные речи. Появившаяся самоуверенность буквально вскружила предсказателю голову, предавая его словам особую убедительность. Бросив на собеседника не то ободряющий, не то пренебрежительный взгляд, разошедшийся горе-оратор привстал с подушек, отворяя дверцы кареты навстречу яркому солнечному свету. — Справься с внутренними демонами парень, а уж тех что придут за тобой наяву оставь мне. Выскочив из остановившейся кареты предсказатель благоговейно вздохнул полной грудью, позволяя в меру прохладному ветерку окончательно пробудить его. Новое поселение вызывало у Верго смешанные чувства: здесь определенно не воняло так как в Глари, да и гор мусора было не видать, но все же десятки покошенных и развалившихся лачуг создавали тревожное ощущение заброшенности этого места. Жилым считался лишь самый центр поселка, удерживаемый хоть в сколько-нибудь приемлемом состоянии. Посреди немногих уцелевших хижин, на деревянных жердинах, позаимствованных из крыши чьего-то сарая, сушились рыболовные сети от которых неприятно несло несвежей рыбой и тиной. Слегка заросшие тропинки оплетали все видневшиеся здания, сходясь вокруг единственной на всю деревню мельницы, которая по виду уже лет десять как не функционирует. Немногочисленные постройки выглядели мягко говоря ненадежно. Примерно половина из них была подперта крупными бревнами, уберегающими от обвала обветшалые древесно-глиняные стены. За мельницей виднелся старый скотный двор, стоящий впритык к деревянным лавкам рынка. Сказать, что обе эти структуры знавали лучшие времена — это ничего не сказать. Чудом был сам факт того что они еще не сложились карточным домиком под напором суровых помонтских ветров и проливных дождей. Вебер уже был готов признать Поркень очередной деревянной гробницей Помонта, как вдруг заприметил движение к западу от мельницы. Там, неподалеку от крохотной, сбитой из досок церквушки, располагался старый, но довольно крепкий каменный колодец. Стоящий у него мужчина средних лет с немалым упорством зачерпывал из колодца воду ржавым железным ведром. В качестве второй емкости незнакомец использовал крупную канистру со срезанным верхом. Наполнив оба вместилища он нацепил их на древнее как сама деревня коромысло, подняв которое засеменил в направлении одной из лачуг.