Она идет по высокой траве в направлении Изумрудного озера – очень медленно, никуда не торопясь. Над ней висит огромное теплое солнце, и все бутоны в степи, раскрывшиеся или нет, повернули головки вверх, насколько это возможно. Аня тоже развернула лицо к небу. Она смотрит прямо на солнце, как будто ему в глаза, и ее глазам не больно, не страшно, не горячо. Зажмурившись от удовольствия, она садится тут же на землю и сплетает неожиданно длинные, доходящие до бедра волосы в слабую косу, закрепив концы травинкой. При этом она смотрит вдаль и видит, как недалеко пасется стадо лошадей разных мастей и несколько жеребят. Она машет рукой и оглушительно свистит, и одна из лошадей поворачивает голову и стрижет ушами. Потом срывается с места и несется к ней, подминая копытами цветы. Эта лошадь какой-то необычной серебристой масти. Буквально – словно в сказке, ее тело отливает белым металлом. Впрочем, Аня знает, что это конь, а не лошадь. А вот копыта у него обыкновенные, какие и должны быть у коня. Он преклоняет перед ней одно колено, и она взбирается на его спину – легко, без какой-либо помощи, только цепляясь пальцами за гриву. А потом летит вперед, в сторону все тех же гор, только теперь очень, очень быстро, хотя по-прежнему совсем никуда не торопится. В глазах у Ани бездумная радость и совершенно детский восторг, в ушах свистит ветер, а руки обнимают теплую серебряную шею. А горы впереди – синие-синие и настолько высокие, что верхушки подернуты облаками. * * * – Ида, снимай юбку и сандалии, вот комбинезон. Аня складывает вещи на низенькую садовскую лавочку, на которой ковыряются с колготками и штанами еще несколько пятилеток. – Мам, смотри, что я сегодня нарисовала! Аня берет стопку рисунков, смотрит. – Ух ты. Это Эльза? – Да, только она сейчас горячая. Аня разглядывает раскраску, на которой узнаваемый силуэт покрыт какими-то необыкновенными цветами и фантастическими узорами, напоминающими мексиканский орнамент. Рядом стоит знакомая мамаша, зажав одной рукой сумочку и носки. – Юра, почему все одеваются, а ты суешь в рот штаны? Все дети смеются и повторяют на разные лады: – Юра сует в рот штаны! Юра сует в рот штаны! Мамаша пунцовеет, выхватывает штаны из рук Юры и сама начинает его одевать. По дороге домой Ида сообщает доверительным тоном: – А ты знаешь, что я влюбилась в Юру? – Нет. А он в тебя тоже? – Не знаю. – Ну что ж. – Но он все равно хороший, только дурак иногда. Аня улыбается и поворачивает ключ в замке. – Лиля, ты дома? – Мама, ты знаешь, что сделала эта русичка? Лиля с порога огорошивает подростковой яростью. – Что? – Она поставила мне двойку за дэ-зэ! А я его сдавала! – Так, может, ты написала его на двойку? – Нет! – Хорошо, выясни завтра, в чем дело, я, если что, разберусь. Сольфеджио учишь? – Учу, блин! Лиля громко хлопает дверью в туалет. Щеколда не работает, поэтому Ида может спокойно туда вбежать. Из кухни Аня слышит звуки локальных военных действий. Она открывает ноутбук. Ида поужинала в саду, двенадцатилетняя Лиля поела сама, значит, можно пока поработать. Нужно срочно отрисовать эскиз для нового заказа. – Мам, пришей мне пуговицу на юбку, у нас завтра концерт. – Хорошо. – Мам, наточи мне карандаши. – Лиля, наточи Иде карандаши. – Я учу сольфеджио. Аня вздыхает и закрывает ноутбук. Берет у Иды карандашницу и точилку, начинает точить. Из пластиковой зеленой головы торчит обрубок карандаша и медленно тянется длинная красная стружка. * * * Она стояла в тесном помещении без окон, задумчиво перебирая куски пленок. «Так, надо докупить бежевый… И зеленого много понадобится… Завтра поеду за материалами». Аня нервничала – до срока сдачи заказа оставалась неделя, а Петр как сквозь землю провалился. Маша стояла над столом непривычно тихая. – Ань, че там с заказом? – Ничего… – В смысле? – Не могу до Петра дозвониться. Две недели завтраками кормил, а три дня назад сказал, что все готово и завтра привезет, а потом пропал. На звонки и сообщения не отвечает. – Мне тоже. За последние полчаса Маша совершенно не продвинулась в изготовлении образца. Вот и сейчас она просто стояла и молча водила пальцами по стеклу. – Может, что-то случилось?.. Аня отбросила в сторону кусок розовой пленки и подошла к Маше. – Слушай, детка, а может, витраж сдадим – и ну его на фиг?.. К чему такие страдания? По нему же видно, что он такое… Твои идеальные губы нуждаются в соответствующем оформлении. Маша улыбнулась одним уголком рта. Она опустила голову над столом и запустила пальцы в короткие черные кудри. На стекло упала слеза. – Так… – Аня оторвала немного бумаги от стоявшего на столе рулона и вытерла Маше лицо. – Сморкайся. Маша улыбнулась. – Да не буду я сморкаться, у меня нет соплей. – Сморкайся, я тебе говорю. Тут и без лишней сырости затхлость, а так стены плесенью пойдут. Маша высморкалась, не то смеясь, не то плача. Зазвонил телефон. – Да, здравствуйте! Все в порядке, скоро заказываем стекло… Да, я знаю, что прошло уже больше месяца… К сожалению, задержки иногда случаются… Да, возник небольшой форс-мажор, но мы делаем все возможное. Вдруг Маша резко оторвала руки от образца, приложила их ко рту, наклонилась к урне и скорчилась. – Я так понимаю, задержки у нас не только с витражами?.. – сказала Аня, положив трубку. Маша выпрямилась, вытерла рот рукой и тихо вышла из подвальчика.