– Жень, ну ты же разумный человек. Ладно, Влад, наверное, напился уже… Но ты! Ты ведь – понимаешь?.. Женька мотнул головой. Видимо, он чувствовал себя виноватым. – Проводишь меня до станции? – Конечно. Пойдем. – И, повернувшись к Владу, добавил: – Я скоро, ты разожги пока угли. Но Влад был не согласен. – Эй-эй-эй, подождите! Вы тут уже сами все решили, да? Без меня, да? Черт с тобой, Анька, пошли. Он резко крутанулся на месте и пошел в сторону выхода с поляны. Аня вздохнула с облегчением. Женька какое-то время плелся с ними рядом, но Влад, видимо, смирился, и Аня отпустила Женьку. – Дойдем уже, ладно, спасибо… Женька обнял ее, попрощался и ушел. Какое-то время они шли спокойно, но спустя каких-то пять минут Влад будто с цепи сорвался. – Ань, ну вот зачем тебе домой? Давай вернемся, а? Аня продолжала идти вперед. – Ань, чувствуешь запах?.. М-м-м, это Женька, наверное, уже шашлыки поставил! Ты же хотела шашлык? Аня молча продолжала идти. Тогда Влад схватил ее за руки и начал тащить обратно. – Пойдем назад! Тебе понравится! Там… Там… – Отцепись от меня! – закричала Аня. – Ты делаешь мне больно! – Тогда будь умницей, и давай вернемся. Аня застыла, не понимая, как еще можно достучаться до сознания этого человека. Она встала на месте, опустив руки, чувствуя, как живот становится каменным от напряжения, как такими же каменными становятся руки, а ноги, наоборот, – ватными. Ей показалось, что она сейчас упадет, и она присела на какой-то пень, тяжело дыша, посмотрела на Влада и тихо сказала: – Уходи. Сама дойду. – Да пошла ты, – ответил Влад, и вдруг развернулся и пошел назад. Он уходил от нее, ни разу не обернувшись, а она сидела на этом пне, будто срубленная часть ствола, готовящаяся к падению на землю. Но потом она встала и пошла вперед по направлению к станции. Она смутно припоминала дорогу и старалась сохранять спокойствие, только иногда прислоняясь к деревьям, чтобы отдышаться. Через какое-то время она дошла до узкой дороги и остановилась, услышав шум мотора где-то позади. Показался автомобиль, и она подняла руку. Был уже вечер, начинало темнеть и холодать, поэтому Аня надела легкий широкий плащ, удачно скрадывающий живот. Машина остановилась, там сидели мужчина и женщина, они согласились подвезти ее. – А как вы тут вообще оказались? – с недоумением спросила женщина. – Здесь вообще не безопасно, бродячие собаки шастают… Аня закатила глаза. Живот сводило, дышать было тяжело. Она что-то ответила и внезапно осознала, что у нее не было при себе денег – кошелек остался в рюкзаке у Влада. Она опустила глаза и попросила у женщины денег на электричку. – Случилось у тебя чего? – спросила та, протягивая Ане купюру. Аня молча кивнула, поблагодарила и вышла из машины. * * * – Боже, сколько здесь цветов. Воздух был настолько насыщен пыльцой из всевозможных растений, что даже есть в каганате почти никогда не хотелось. Эти ароматы не раздражали и не вызывали аллергии, хотя обычно Аня не любила такой концентрации сладких запахов, особенно после работы в цветочном магазине. Здесь ароматы были иного рода. Они были питательными, будто, просто вдыхая воздух, Аня откусывала большой кусок яблока, когда смотрела на север, или груши, если на юг. Пройдя немного вперед, она увидела небольшое озеро в форме сердца. Озеро было сверкающим под солнцем и безупречно голубым, и со всех сторон на километры вперед оно было окружено цветами. В основном лилиями. На берегу сидел Ян. – Я долго ждал. – Прости. Я засмотрелась на птиц. – То чебе[40]. Ян протянул ей охапку разноцветных лилий. Многих сортов Аня никогда не видела раньше – например, она даже не предполагала, что лилии могут быть шоколадных или брусничных оттенков. Она улыбнулась Яну, приняла цветы и начала сплетать их между собой. Венок получался очень красивым. Когда она закончила, то просто бросила венок в воду. – Правда, он будет плавать здесь всегда? – Так, – ответил Ян. – Здешние цветы никогда не вянут, особенно если погружены в воду. Ты заметила, какой формы это озеро? – Конечно. – Это лучшая валентинка. – Да. Это правда. – 3– Начать делать часы было спонтанной идеей. Первые Аня сделала еще год назад, когда только-только окончился ремонт и ожидался монтаж новой кухни. Она решила, что циферблат будет расположен прямо в фасаде, спроектировала эскиз и попросила Стаса сделать в стекле отверстие. Работать вертикально было не очень удобно. Аня тогда закрепила бумажный шаблон с внутренней стороны стекла и приступила – выбрала пленки, определилась с лентой. Сам часовой механизм крепится в последнюю очередь, когда витраж уже готов. Все получилось: часы действительно работали. Аня тогда села напротив фасада и с замиранием сердца смотрела, как движется красная секундная стрелка, как она достигает двенадцати – и минутная стрелка делает один шажок. Это было сродни чуду – теперь витраж был живым механизмом, сердцем которого являлась обыкновенная батарейка. Такое же чудо она ощущала, когда сквозь витраж проникал свет и окружающие предметы меняли свои очертания и оттенки. А если там был хотя бы один маленький фацетик, особенно круглый, – стена становилась радужной. И эти моменты радости оправдывали собой все: и порезанные пальцы, и финансовую нестабильность, и сложности общения с клиентами. Теперь, когда эти элементы соединились – априорное чудо цвета и механическое движение жизни, – работа обрела свой новый, совершенный смысл. Когда-то Аня пробовала заниматься бижутерией из полимерной глины. Надолго ее не хватило – быстро надоело, но именно тогда она впервые смогла поймать это ощущение чуда. Заготовка для серег выпекалась в духовке, как печенье, а потом Аня ставила ее остывать, и в это время брала шприц без иглы и три емкости. В первой емкости был компонент «А», во второй – «Б», а в третьей компоненты смешивались в строгой пропорции два к одному, образовывая готовый раствор эпоксидной смолы. Тогда она набирала в шприц раствор и капала на заготовку серьги. И вот этот момент, когда капля растекалась по глиняной поверхности – идеально ровно, выпукло и прозрачно, образуя собой подобие стеклянной линзы, – был волшебным. Волшебство сродни этому было, когда в детстве учитель музыки показал Ане, где на клавиатуре фортепиано расположена нота «до». – Смотри. Определить проще всего по черным клавишам. В начале октавы их две, потом промежуток, и после еще три. Там, где две черные клавиши, первая из них – «до-диез», или «ре-бемоль», это одно и то же. А белая клавиша перед «до-диез» – и есть «до». Поняла теперь? Аня не просто поняла, она будто увидела их все. Она могла теперь охватить одним взглядом всю клавиатуру разом, и в каждой октаве видела «до», и слышала ее звучание, и звук перебрасывался через октаву, являясь вновь, но уже иначе. Аня помнит, как задохнулась от восторга, как все фортепиано запело и зазвучало без чьего-либо участия. Она словно поняла все и обо всем, и уже навсегда. Но все-таки это было чудо иного порядка. Волшебство музыки величественно, но – не вещественно, и Аня никогда не могла признать своей причастности к нему до конца. Делая что-то собственными руками, она словно ощущала незыблемость существования. Эти серьги, застывающие стеклянными линзами, и эти часы, которые идут – идут по-настоящему! – их сделала она, Аня. Поэтому, когда знакомый стекольщик предложил ей забрать заготовки под часы с небольшим браком, она, не раздумывая, согласилась. Их было тринадцать. Тринадцать круглых отшлифованных стекляшек с отверстием по центру. Небольшой брак не имел значения для тренировочных образцов. Аня стояла, прорисовывая циферблат на шаблоне в своей новой мастерской, когда вдруг услышала звонок телефона. От неожиданности у Ани дрогнула рука, и красный маркер перечеркнул шаблон. Она чертыхнулась и взяла трубку. Звонил Дима. – Привет, Анютка! Как дела? – Да отлично. Часы решила делать. Вот стою делаю. – Ух ты, здорово. Под заказ? – Нет, пока тренируюсь просто. – Значит, время свободное есть? – Ну, в принципе, есть. А что такое? – Я тут на фестиваль один скоро еду, от вас недалеко, в Подмосковье. Хотел снова гитару у тебя попросить…