«Большой кот, – вспомнил участковый слова Анны Вениаминовны. – К Валентине Александровне ходил большой кот, даже ночевать оставался. Интересно, какого он был цвета?» С другой стороны – какая разница? Мартынов отодвинул кружку и поднялся: – Поеду, пожалуй. – Хорошего вечера, – машинально отозвался бармен. Бай помолчал, но дал понять, что «Скатертью дорога» – вполне уместная форма прощания. – Криденс у себя или курит? Хочу попрощаться. – Кри уже ушла. Сказала, что не очень хорошо себя чувствует. – Ну, тогда пока. – Спокойной ночи. * * * Но было неспокойно. Фонари почему-то горели только на той стороне улицы. И горели через один. Как в девяностых годах прошлого столетия: тускло, редко и мрачно, а не ярко. Сама Криденс в те времена была ещё совсем маленькой, но хорошо запомнила рассказы отца о тёмных и грязных улицах – даже центральных, на которых женщины продавали себя, а в подворотнях валялись пустые шприцы и те, кто эти шприцы использовал. В этих же подворотнях могли ограбить, изнасиловать, избить до полусмерти и даже убить, и никто бы не рискнул прийти на помощь, даже милиция. В этих же подворотнях можно было купить наркоту, угодить в бандитскую разборку или попросту исчезнуть – навсегда. Возможно было всё. В подворотнях центральной улицы главного города страны, появившейся после распада сверхдержавы. И сейчас, оказавшись в сгустившемся мраке летней ночи, Криденс вспомнила рассказы отца, и ей стало жутко. Знакомая улица, по которой она ходила бессчётное множество раз, и зимой, и летом, и днём, и ночью, неожиданно стала абсолютно тёмной. Но не отсутствием света, а из-за разлившейся тьмы. Именно разлившейся, а не опустившейся, потому что тьма имела плотность липкого тумана, неохотно расступающегося перед девушкой, и каждый шаг давался ей с усилием. И нарастает поднимающаяся из глубины души дрожь. Когда девушка только почувствовала тьму, у неё слегка задрожали пальцы, теперь же Криденс трясло, как от холода, и приходилось закусывать губу, чтобы не закричать. До крови закусывать. В ожидании плохого. Тьма превращала знакомую улицу в отражение потустороннего кошмара, реальной в котором оставалась только вывеска «Грязных небес», дверь в которые она как раз закрыла. И постояла, раздумывая, не остаться ли в баре на ночь? Мысль показалась не такой уж глупой: в подсобке стоял диван, который девушка несколько раз использовала по прямому назначению – до знакомства с Вербиным, разумеется. «Но почему так темно? Ведь ещё не слишком поздно, а уже темно… Может, пришли низкие тучи?» Может, и пришли, однако приближение дождя никак не ощущалось: ни духотой, ни холодными порывами свежего ветра. Если тучи и пришли, то они принесли с собой лишь тьму. А жаль, потому что дождь с удовольствием смывает накопившуюся грязь. Хоть чуть-чуть, но смывает. Однако эти тучи сделали Город темнее. «Нет, оставаться не буду, дойду. Тут же совсем рядом». Идти категорически не хотелось, но Криденс приказала себе собраться, закончила запирать бар, пару раз дёрнула ручку двери, сделала несколько шагов вниз по улице, почувствовала, что что-то не так, остановилась, посмотрела на ноги и с изумлением увидела, что обута не в привычные кроссовки, а в туфли на высоких каблуках. «Когда я успела переобуться?» Кри умела ходить на шпильках, но не любила. Эти туфли стояли в шкафу в её кабинете, но девушка не смогла вспомнить, когда, а главное – зачем? – она переобулась. Однако возвращаться и вновь надевать кроссовки было лень, Криденс продолжила путь и через несколько цокающих шагов увидела прижавшийся к тротуару «Chery Tiggo» в раскраске известной каршеринговой фирмы. Дверь багажника была открыта, и когда девушка поравнялась с машиной, стоящий около неё мужчина дружелюбно поинтересовался: – Подвезти? – С чего вы решили, что мне это нужно? – С того, что слишком темно. – Мужчина кивнул на открытый багажник. – Забирайтесь. – Нет, спасибо. – Подвезу бесплатно. – Обойдусь. – Уверены? – Мне близко, и меня встречает муж. Криденс прошла мимо «Chery», но через пару шагов поняла, что абсолютно не запомнила водителя – ни лицо, ни одежду. При этом ей показалось важным запомнить, как он выглядит, поэтому девушка резко обернулась и увидела, что «Chery» медленно сворачивает в переулок. «А почему нет прохожих?» Да, время позднее, но на дворе лето, и никогда раньше Криденс не оказывалась на улице в полном одиночестве. Даже машины не показывались, только «Chery» и его водитель, но они исчезли, и улица окончательно замерла. «Ну и ладно… – Криденс прибавила шаг и рассмеялась: коротко и нервно. – Наверное, день сегодня такой…» Быстро прошла вдоль следующего дома и… и остановилась, услышав позади громкий собачий лай. «Что?» Криденс медленно повернулась и негромко вскрикнула, увидев бегущую по мостовой собаку. Большую чёрную собаку. Абсолютно чёрную. Она бежала так, словно преследовала медленно едущий автомобиль, зло на него смотрела и яростно облаивала. Только вот никакой машины на улице не было. Лай грохотал в абсолютной тишине погружённой во тьму улицы. И бил прямо в сердце девушки. Машина медленно «проехала» мимо застывшей Криденс, увидев которую, собака резко остановилась. И посмотрела девушке в глаза. Не оценивающе посмотрела – большая чёрная собака видела Криденс насквозь. Посмотрела как на жертву. Как охотник смотрит на добычу. Как адский пёс – на свою собственность. Чёрные глаза горели чёрным огнём, сгорая в котором, Кри прошептала: «Нет… – Чувствуя, что силы оставляют её. – Нет, только не это». Собака бросила взгляд вслед «уезжающей» машине, помялась и сделала маленький шаг к девушке. Она ещё не решила, какая игрушка интереснее. – Уйди, – через силу попросила Криденс, чувствуя, что вот-вот разрыдается. – Пожалуйста, уйди. Собака сделала ещё один шаг. У Криденс зашевелились волосы. Маленький шаг. И Кри не выдержала – развернулась и бросилась прочь. Выбивая каблуками лихорадочную дробь панической атаки. Пытаясь кричать о помощи, но задыхаясь. Кри знала, что бежать нельзя ни в коем случае – это признание поражения и путь к гибели. Знала. Но не могла оставаться на месте, под тяжеленным взглядом чёрных глаз чёрной собаки. Бросилась прочь, зная, что маленькие шаги закончились и сейчас ужасная собака молча мчится следом. А когда собака молчит, она точно знает, что будет делать. И вот тогда Криденс закричала. Закричала громко. Отчаянно громко, стараясь привлечь внимание всех, кого не было на улице. Закричала так… Что проснулась. И долго лежала на спине, невидяще глядя в тёмный потолок и не желая признаваться себе в том, что этот сон не случайно приснился ей именно сейчас. двадцать лет назад В тот год им исполнилось по шестнадцать. И чем старше они становились, тем реже вспоминали детские страхи. Подступающий к забору ельник – мрачный, тёмный – теперь казался досконально знакомым, ведь уже с двенадцати лет они стали ходить в него за грибами и просто гулять. Сначала – рядом с калиткой, вдоль ограды посёлка, затем – в смешанный лес, который начинался с той стороны ельника, то есть метрах в трёхстах от посёлка, а в то лето, когда им было по тринадцать, впервые добрались до старого шоссе, проложив к нему «свою» тропинку длиной больше километра. Они, конечно, помнили рассказанные родителями истории – «жуткие и страшные», но теперь те сказки вызывали у друзей улыбки. Все те сказки, кроме одной – про ведьму. Потому что каждый год на одном и том же месте мрачного ельника появлялся абсолютно ровный круг из ядовитых поганок, и они точно знали, почему это происходит.