— Теперь нам бы догадаться, зачем тебя убивают. — Яснее ясного. «Привал странников». — Это — повод, Саня, а причина? Ну, что тут особенного? Посуществовало недельку кооперативное кафе, оказалось нерентабельным и закрылось. — Рентабельность не неделькой определяется. Но для чего-то оно существовало — вот это я и хочу знать. — Знание — сила, — согласился Казарян. — Страшная сила. Выходит, ты хочешь знать такое, что лучше этого и не знать. — И, значит, такое скверное, что для сокрытия этой скверноты, без колебаний идут на убийство. — Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Не нравится мне эта детская игра, Саня. Ох, не нравится! — Я тебе не успел сказать кое-что, Рома. Я узнал гражданина Советского Союза, которого запустил в космос. Это Андрей Глотов, известный на Москве бомбардир. — И что, от этого тебе легче или тяжелее? — От этого мне все еще непонятней. Глотов, как раз перед моим отъездом в Среднюю Азию, был осужден за избиение, приведшее к смерти, на двенадцать лет. Было это в конце восемьдесят второго года. Как тебе известно, за такие дела срок не костят. Ему бы в лагере строгого режима чалиться, а он с балконов прыгает. — Шуточки у вас, боцман… — Я себя бодрю, Рома. Сдай-ка еще. — Смирнов смотрел, как Казарян разливает. Поразмышлял вслух: — Тот автомобиль, который должен был увезти мой труп, увез труп Глотова. Ни шума, ни криков, ни следов, — ничего не было. Сон, бред, галлюцинация. Только вот дубинка здесь. Почему увезли? Боялись? Чего? Труп ничего не скажет. — Может, живой еще был? — перебил Казарян. — Если и живой, то ненадолго. Оставить его — хороший шанс связать мне руки. Примитивного грабителя я выбрасываю с балкона. Длинное дело о превышении мер необходимой самообороны, гражданин под следствием, оправдывается, некогда ему «Привал» копать, да и веры ему маловато… Почему увезли труп Глотова, увезли быстро и без колебаний? Скорее всего, боялись, что его опознают. — Он же в бегах, Саня. — Ну, и что ж? В данном случае, он не беглый, он — мертвый. Зачем его прятать? — Задачка. — Казарян чокнулся со стоящей на столе смирновской рюмкой и, по забывчивости, не смакуя, выпил. — Чем я могу помочь? — Я буду копать «Привал» дальше, — сказал Смирнов и тоже выпил. — Чем я могу тебе помочь? — повторил Казарян. — Это опасно, Рома. — Я испугался, — зло сказал Казарян. — Но все-таки? — Я пытался расколоть Дениса, бармена из «Космоса», твоего знакомого. И мимо… — Ну, конечно. Куда тебе, с твоими старомодными представлениями о добре и зле, на такую межконтинентальную штучку. Что тебе от него надо? — Какие-нибудь концы. Кто его в «Привал» нанимал, через кого, был ли кто-нибудь из известных ему людей клиентом этого кафе. В общем, на кого можно выйти! — Он мой, Саня. Еще что? Смирнов встал с кресла, взял самшитовую свою палку, подкинул, поймал. — До чего же я умный, Рома! Помогла мне эта палочка! Ой, как помогла! — Пошел к двери выключить верхний свет. Выключил. Уютнее стало, интимнее. Добавил: — А ничего они с электричеством придумали! — Они и с тобой неплохо придумали. Только не предполагали, что старичок еще в такой приличной форме. — Надо завтра узнать, что там с электричеством было. — Смирнов вернулся в кресло и на этот раз разлил сам. Выпили, и Казарян небрежно спросил: — А что это тебе даст? — Ничего. Просто хочется знать, как они работают. — Судя по всему, чисто. Серьезная шайка… — Это не шайка, Рома. И даже не банда. Это — команда. Спецотряд особого назначения. — Чей? — На этот вопрос я и ищу ответ. Казарян отодвинул рюмку и придвинул телефон. Набрал номер и ждал, ждал, ждал. — На кой черт ты ее будишь?! — возмутился Смирнов. — Ничего, пусть жирок растрясет. — И в трубку: — Я здесь у Сани заночую. И все. И бросил трубку. — Зачем ты так с Зоей-то? — А жена! Хочу — казню, хочу — милую. — Я до сих пор не пойму, почему ты на ней женился. — Она мне сына родила. Светлело небо за окном. Не сговариваясь, они вышли на балкон. Долго вглядывались в темно-серую муть асфальта внизу. Ничего, естественно, не увидели. — Спать, — сказал Смирнов. — Завтра как следует посмотрим. — Сегодня, — поправил его Казарян. — И ни хрена не найдем. — Скорее всего, — согласился с ним Смирнов. — Но все-таки посмотрим с утра. Какое там утро! Глаза еле продрали к десяти, кое-как позавтракали и спустились вниз. На асфальте, как раз под Алькиными окнами, дети нарисовали классы (или ранее были нарисованы?) и, расставляя — соединяя ноги, прыгали увлеченно. Два мальчика и девочка. Казарян попрыгал тоже. Дети на это время прервались и снисходительно наблюдали за причудами пожилого дяди. Другой пожилой дядя оглядывал окрестности. Пожалуй, только здесь, в старых переулках, сохранилась истинная Москва. Малолюдство, отлаженный покой, привычное течение жизни. Бабка вешала белье. Суровый пролетарий ковырялся во внутренностях древнего «Москвича». Представители самых разных сословных слоев, знающих друг друга с пеленок, обсуждали, стоя вольным кругом, нечто важное. Скорее всего, игру «Спартака». Жены представителей с детскими колясками сидели в тени. А на солнцепеке в скверике тяжело дремал похмельный. Порядок. Картиночка понятная, приятная на вид. — Пошли, — подойдя, сказал Казарян. — Коли так, то пошли, — откликнулся Смирнов, и они отправились к казаряновскому автомобилю. Автомобиль уехал, и тогда похмельный и ничем не приметный мужичок лет тридцати перестал дремать, поднялся со скамейки и пошел по своим делам. В машине Смирнов спросил: — Ты пьяного в скверике видел? — Видел. Вполне убедителен. — Вполне, вполне, — подтвердил Смирнов. — Только одно смущает: если бы свой, местный, не дремал бы, а трепался со своими, если приблудный, с ночи потерянный, то какого черта на солнцепеке, а не в тени, свободные скамейки и в тени имеются. — Теневые скамейки спинками к подъезду, с них выходящих из дома не понаблюдаешь, — догадался Казарян и огорчился. — Ты начал психовать, Саня, ты ищешь логики в поступках пьяного. — Может быть. Все может быть. Но почему ты думаешь, что после того, что произошло, они меня с поводка спустят? — Короткий поводок — заметен. Если тебя и ведут, то на длинном. Мы куда, Саня? Они катили по бульварам. А сейчас остановились на светофоре у площади Пушкина. — Сначала к тебе, а потом к Альке на дачу. — Дела! Туда же сто верст! — горестно вспомнил Казарян. Спохватился: — А ко мне зачем? — Ты мне не все отдал, Рома. — Глушитель тебе на кой черт?! Ты же защищаешься! — В данном случае защищаться надо, не привлекая ничьего внимания. — Господи, втянешь ты меня в историю! Да и тебя, Саня, вполне могут прикончить. Я к Альке на дачу Галочку приглашу? — предложил Казарян и остановил машину у телефона-автомата. — Валяй, — разрешил Смирнов. — Порядок, — констатировал быстро вернувшийся Казарян, включил мотор.