— Мешаете спать, пацаны, — глухо проворчал с переднего сиденья Казарян. Галочка успокаивающе запела: — Спи, моя радость, усни… Они и заснули. Галочка заблудилась в обильно разветвляющихся солидных военных дорогах и выбралась на Ярославское шоссе аж почти у Загорска. Выбралась и наддала. — Где мы? — хрипло осведомился проснувшийся от перемены скорости Смирнов. — У Загорска, — раздраженно ответила Галочка. — Мы что, в Ярославль помчались? — Да заблудилась я немного, Александр Иванович, — призналась Галочка, — теперь наверстываю. — А, ну, тогда давай, — Смирнов опять пристроился поспать, но уже не спалось. Стал смотреть. Первый по-настоящему европейский бан при Москве, и поэтому Галочка без напряжения держала сто двадцать — сто тридцать. Без напряжения и с острым удовольствием. Мчались назад неразличимые леса, как забор, выстраивались километровые столбы, жалобно-однообразно звенел рассекаемый воздух. Проскочили мост — поворот на Пушкино, и Смирнов попросил: — Сейчас бабы местные с цветами будут. Ты останови, Галина. Бабы были всякие: с огурцами, с помидорами и с цветами, конечно. Галина остановила. — Армянин, дай выйти, — потребовал Смирнов и толкнул Казаряна в спину. — Черти тебя носят! — застонал Казарян и, ничего не соображая, вылез из машины. Вылез и Смирнов. Долго прицеливался, долго приценивался. У интеллигентной старушки купил букет роз и вернулся на свое место. — Все? — ненавистно осведомился тоже усевшийся Казарян. — Не все, — огорчил его Смирнов и протянул букет Галочке. — Тебе, Галина. За храбрость. — Спасибо, — Галочка взяла букет, наклонилась к розово-алым цветам, вдохнула их запах. Еще раз сказала: — Спасибо, Александр Иванович, вы — настоящий рыцарь! — Мы когда-нибудь поедем?! — подал недовольный голос Казарян, и Алик, тоже проснувшийся, подал голос: — И орут, и орут! — Эх вы, представители творческой интеллигенции! — огорчилась за всю творческую интеллигенцию Галочка и сказала уже одному Казаряну: — Раз до рыцаря не доросли, оставайтесь пажом. Будете букет держать. Казарян взял букет и от растерянности понюхал. Поехали. К Москве их снова убаюкало. Не спал один Смирнов. Путепровод у Северянина, ВДНХ, Рижский вокзал. У перекрестка проспекта Мира с Садовым встали вслед за троллейбусом. И, как открылся зеленый, Галочка, привыкшая за долгий день ехать по прямой, рванула вслед за муниципальным транспортом. Прямо на Сретенку, улицу с односторонним встречным движением. Неизвестно от чего, скорее всего от интуитивного ужаса, первым проснулся Казарян и взревел: — Куда, куда?!! Но было поздно — они ехали по Сретенке. — Быстро, Галочка, направо, в переулок, — приказал Смирнов, и они покатились вниз. — Теперь еще раз направо и во двор. Стоп. Ты молодец, Галочка. Казаряновская «восьмерка» стояла с выключенным мотором. Милицейских свистков не было слышно. — Такой уж молодец, что прямо деваться некуда! — уже успокоенный Казарян сказал это всего лишь с легкой укоризной. Смирнов хлопнул его сзади по плечу: — Дурашка, она гениально отрубила хвост! — А был? — быстро спросил Казарян. — На Ярославском ждали. У поворота на Алькину дачу. Оттуда и повели. — Ребята, вы о чем? — спросил окончательно проснувшийся Алик. — О том, дорогой товарищ Спиридонов, — ответил Смирнов, — что игроки той команды знают, где находится твоя дача. Поэтому и хвостом за нами не последовали в безмашинные места. Откуда знают — вот вопрос. — Ничего не понял, — признался Алик. — После поймешь, — прекратил Алькину болтовню Казарян. — Саня, зачем им так пристально за тобой следить? — Контакты контролируют. А у меня сегодня никаких контактов. Галочка, вези нас домой. Осторожно, еще опасаясь милиции, выехали на бульвары. Неторопливо доехали до Алькиного дома. Вылезли все — прощаться. — Мы с Галочкой — в Дом кино, поужинать, — сообщил Казарян. — А часов в одиннадцать я вам позвоню. Так и расстались. Алик и Смирнов пошли домой, а Казарян с Галочкой поехали в Дом кино. Не соврал Казарян, ровно в одиннадцать позвонил. И не просто так — с новостями: — Я, Санек, совместил приятное с полезным. Как говорится, на лавсан и зверь бежит. Бармен твой, Денис, в нашем ресторане гулять изволил. — Ты его щупал? — Зачем же молодому человеку вечер портить. Но главное не в этом, Саня. Главное, в какой компании гулял. Занятная компания… Казарян замолк, в трубке раздались непонятные шорохи и трески, и вдруг игривый Галочкин голос объявил: — Я вас люблю, Александр Иванович! — Сильно пьяная, что ли? — Как зюзя! И все от дневного воздержания… — И снова шумы. Видимо, за трубку боролись. И снова баритон Казаряна: — Саня, если б надо было, я, конечно, этого Дениса за пищик пощупал. Но больно компашка перспективная. Думаю с нее начать. — Завтра утром, — посоветовал Смирнов. — Или днем, или вечером. А, в общем, с тобой надо посоветоваться. — Ты давай домой езжай. Отоспись. А на чем поедешь-то? — На такси. Машину у Дома кино оставлю. — Значит, не совсем пьяный. Кое-что соображаешь. Опять Галочка: — Александр Иванович, я вас жадно целую! И короткие гудки — конец разговору. Творческие работники и пенсионеры спят до упора — пока не выспятся. Так делали и Смирнов с Аликом. Но довести до конца это дело им не дал телефонный звонок. — Ромка, что ли? — догадался криком из кабинета Смирнов. — Сейчас узнаем, — пообещал из спальни Алик и босиком пошлепал к телефону. Помолчал немного, сняв трубку, потом сказал недоуменно: — Саня, тебя. — Здравствуйте, Александр Иванович! — раздался в трубке молодой жизнеутверждающий голос. — Это Леонид Махов беспокоит. Мне бы повидаться с вами надо. — Чудеса! А я сегодня собирался тебе звонить, просить рандеву. — Так я приеду? — Обязательно! Когда будешь? — Через пятьдесят минут. — Прелестно. К завтраку поспеешь. — Смирнов положил трубку. — Ты хочешь поведать милиции о субботнем происшествии? — тихо поинтересовался Алик, почесывая голое толстое пузо. — Нет, Алька. Пока нет. — По-моему, правильно, — успокоился Алик. — Пойду под душик, а потом завтрак готовить. Милиционера кормить.