— С этим вопросом покончено. Теперь второй. Ты сгоревший «Привал странников» осматривал тщательно? — Я его вообще не осматривал. Зачем мне это нужно было? Я наркотиками занимался. — Ты там у себя какую-нибудь официальную бумажку спроворь, и завтра мы этим «Привалом» займемся. Договорились? — После того, как вы меня умыли, Александр Иванович, я у вас, как бычок на веревочке. — Тогда пиши, что нам нужно сделать. — Пишу, — Махов щелкнул паркеровской шариковой ручкой Алика. — Первое, — диктовал Смирнов, — переопросить свидетелей. Что делал каждый из подбежавших первыми. Что делал он сам, какие действия других ему запомнились. Второе. Еще раз опросить ребят из отделения. Когда они в последний раз видели записную книжку Трындина. Особое внимание обрати на Ночевкина. Он с Трындиным последним общался. Третье. Поищи, через кого была передана Трындину записка. — Ну, уж, вы меня совсем за недоумка держите! — возмутился Махов. — Нашел я этого пацаненка, который за рубль Трындину записку передал. — И кто же на такое крупное вознаграждение расщедрился? — Гражданин лет тридцати. Без особых примет. — И ничего, ничего, никакой зацепочки? — Наколка на правой руке. Спасательный круг с якорем. — Уже ничего. И что ты с этим гражданином думаешь делать? — Я не думаю. Я ищу. — Тоже дело, — Смирнов не выдержал, вырвался из финского кресла, подошел к столу и заглянул в листок, на котором писал Махов. — А теперь у меня к тебе, Леонид, личная просьба, вроде бы и не относящаяся к нашему делу. Справочка мне нужна из ваших архивов. — Если не под тремя крестами, добуду, Александр Иванович. — Узнай, пожалуйста, где находится Андрей Глотов, бомбардир, осужденный в восемьдесят втором году на двенадцать лет. — Будет сделано, — Махов старательно записал фамилию и даты. — А в подмосковном Калининграде у тебя случаем знакомых нет? — Найдутся. — Тогда вот что. Наведи справки у них о деятеле по кличке «Паленый». Личность заметная, они его наверняка знают — у него сильно обожжено лицо. — Все? — с надеждой спросил Махов. — Все. Может, чайку попьем после трудов праведных? — Нет, Александр Иванович, теперь я пойду. Дел у меня теперь — невпроворот. * * * Капитан милиции Махов убыл, и тут же явился кинорежиссер Казарян. — Головка бо-бо? — осведомился Смирнов. — Бо-бо, — признался Казарян. — Опохмелить? — Не похмеляюсь. Чайку покрепче сообрази. Казарян, обильно потея, выдул три чашки и, платочком промокнув взмокшее, с легким багровым отливом свое лицо, сообщил без предисловий: — Денис твой — шестерка у Мини Мосина. — Вот бы не подумал! Так это коренным образом меняет дело! Кстати, а кто такой этот Миня Мосин? — Ты иронию оставь. Ирония — не лучший способ общения с больным человеком. — Я ж тебя хотел полечить, но ты отказался. Так кто такой этот Миня Мосин? — Миня Мосин — юрисконсульт Министерства культуры. И вполне официальный советский миллионер. — Это каким же образом? — Самым простым. Все гениальное — просто. Сразу же после войны он стал собирать живопись начала века и двадцатых годов. За бесценок приобрел. А теперь представляешь, сколько это стоит? Да ты должен его помнить! Он у меня в пятьдесят третьем году очень приличного Лентулова выманил. — Выманил за эскиз Добужинского, который у тебя в коридоре висит. Вспомнил я твоего Миню. — Ну, и память у тебя, начальник! Как помойная яма. — Дело давай, армянин. — Не груби. Договорился я по телефону с Миней. Сегодня вечером встречаемся в Доме кино. Порасспрошаю его по твоему вопроснику, посоветуюсь с ним, как лучше к Денису подойти. — Так он тебе и посоветует! — Посоветует. Он вокруг моего Филонова давно кругами ходит. У него петербуржцев мало. — А ты Филонова отдашь? — Отдам. За услуги и еще за что-нибудь. — Напился? — Смирнов встал из-за стола. — Пойдем в кабинет, там удобнее. Нам с тобой поразмышлять вслух надобно. — Совещание у меня в кабинете! — очень похоже передразнил его Казарян. — Совещание у меня в кабинете! Сколько раз слышал я в МУРе от тебя эту фразу. Но отобрали там у тебя кабинет, и совещания теперь приходится проводить в Алькином. — Нет в тебе, Рома, благородства, — понял все про Казаряна Смирнов, усаживаясь за письменный стол. — И душевной тонкости не хватает. Начнем, благословясь? — Излагай, — томно предложил расползшийся по креслу Казарян. — Сегодня утром меня навестил капитан милиции Махов, с которым мы в довершение всего лазали по крышам. Если меня всерьез рассматривают на просвет, то безусловно и визит Махова, и путешествие по крыше не остались незамеченными. Следовательно, им известно, что я поддерживаю связь с милицией. Заковыка номер один: считают ли они, что я поведал капитану милиции о ночной своей встрече с бомбардиром Андреем Глотовым? Если они так считают, то на ликвидацию мою пойти остерегутся. Если же не считают, то все остается статус-кво. Думай, Рома. — Задачка, — Казарян плавным движением обеих рук массировал себе виски, надо полагать, башка еще болела. Помассировал и поднял глаза на Смирнова. — Не считают, Саша. — Доводы, — распорядился Смирнов. — Уверен, они предполагают, что ты не дурак. Хотя, по моему мнению, они ошибаются. — Серьезно говорить можешь? — перебил его Смирнов. — Не перебивай. Что, кроме рассказа, у тебя имеется? Ничего. Дубинка разве, да и то только мы с Алькой знаем, что она не твоя. Ты пока можешь предложить милиции одну пустоту, но пустоту, если ее официально взять, весьма обременительную. На кой ляд милиции на свою задницу приключений искать? Они понимают этот расклад и знают, что ты его тоже просчитал. Значит, ты будешь искать еще доказательства. Один. В крайнем случае со мной и с Алькой. Статус кво, Саня. — Я ничего не сказал Лене Махову. Ты вместе с ними все правильно просчитал. Одна надежда на то, что они считают меня глупее, чем я есть на самом деле. И думают, будто бы я нахожусь в уверенности, что напугал их милицией. — Возможный вариант. Но не стопроцентный, Саня. — Понимаю, что не стопроцентный. Но все-таки в любом случае они слегка расслабятся. Может, кончик какой по расслабке покажут… — Не надейся особо. — Не надеюсь особо, конечно, но хотелось бы… Неожиданно в дверях кабинета восстал (открыл дверь своими ключами) Алик: — Не квартира у меня теперь, а тайный центр жидомасонов! — констатировал он. — И все заседает центр, заседает! — Ты почему так рано? — недовольно спросил Смирнов. — Ты же к вечеру обещался быть. — Окошко образовалось. Собирайся скорей и поедем к нотариусу, потом машину заберем. Ромка нас подкинет. — Подкинет и уронит, — проворчал Казарян. Они сделали доверенность у нотариуса и поехали на Мичуринский проспект. Там была платная стоянка, на которой Нюшка держала машину.