— Гляди ты, «Нива»! — удивился Смирнов. — У тебя же «семерка» была. — Сменил. Нюшка с мужем тоже строятся, им по калужским колдобинам на «Ниве» удобнее. — Им удобнее, а мне? — ворчал Смирнов, прикидывая, как он с кривой ногой в высокую «Ниву» залезать будет. — Ключи давай. Алик кинул ключи. Смирнов поймал их, открыл дверцу и влез в прокаленный солнцем автомобиль. Влез довольно уверенно и быстро, для проветривания распахнул дверцу на другой стороне, включил мотор. Мотор работал, как часы. — Поехали! — подобно Гагарину, заорал Смирнов, захлопнул дверцы и мигом рванул с места. Алик и Казарян попадали в «восьмерку» и понеслись следом. На перекрестке у площади Индиры Ганди они на красном свете прихватили его. Стали рядом. — Ты куда, дурак старый?! — плачущим криком вопросил Алик. — Куда надо! Следуй за мной и делай как я! — громогласно объявил Смирнов и дал газу на зеленый. Водил он жестко и решительно: стартовал так, что бешено рычал мотор, тормозил так, что визжали тормоза. — Ничто его изменить не может, — любовно сказал Алик. — Столько лет прошло, столько машин поменял, а водит как «джип» по дорогам войны. — Зря ты ему машину дал. Он теперь от нас убегать будет. А нам с тобой его сейчас оставлять одного… Пришьют нашего дедка, что делать будем? — Типун тебе на язык. Пересекли Ленинский, миновали Профсоюзную. — Куда он? — раздраженно спросил Алик. — Вероятнее всего, на Каширку. И точно — на Каширку. Миновав Окружную, «Нива» прокатила километра два и замигала правым задним. Притормаживала, притормаживала и стала на обочине. Злобный Казарян воткнулся за ней чуть ли не впритык. Смирнов вылез из «Нивы» и оповестил всех: — Хорошо! — Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, — Алик открыл дверцу и укоризненно посмотрел на Смирнова: — Мне ровно через час пятьдесят минут нужно быть на телевидении. — Успеем, — легкомысленно заверил его Смирнов, а Казаряну сказал: — Рома, провериться не мешает. Ты меня на километр отпусти и посмотри. А я тоже погляжу. Поедем по Каширке. Я вас жду километрах в трех от развилки на Домодедово. — Куда мы едем? — опять заблажил Алик, но поздно — «Нива» понеслась. Подождав минуту, погнал и Казарян. Он гнал и внимательно осматривал машины, которые он обгонял и которые обгоняли его. Минут через десять миновали развилку и вскоре увидели криво приткнувшуюся к обочине «Ниву». — Ну, как? — спросил стоявший рядом с «Нивой» Смирнов. — Никак. А у тебя? — осведомился Казарян. — И у меня никак. Я думаю, что их сильно смутило появление второй машины. Знают, что на двух машинах проверить хвост — раз плюнуть. Скорее всего на время обсуждения новой раскладки сил нас отпустили. — Так куда мы едем? — опять заныл Алик. — Ребятки, я тут недалеко местечко глухое знаю, я там постреляю чуток, а? — жалобно попросил ребяток Смирнов. Ребятки переглянулись, и один из них — Казарян — повертел указательным пальцем у виска, показывая другому — Алику, что старичок слегка спятил. Спятивший старичок засмеялся и полез в машину. Проехали еще километров пяток и за деревней свернули на узкое шоссе, а с шоссе еще километров через пять — на грунтовую дорогу — полутропу, по которой проехали совсем недолго. Лесок кончился, и открылось безлюдное поле. Смирнов затормозил. Глухо, как в танке, будто и нет совсем рядом Москвы. Смирнов, хромая, погулял по полянке, сбивая пыль с ботинок высокой травой. Погулял, осмотрелся и попросил у залегших уже на теплую землю своих дружков: — Ребята, какой-нибудь ненужный хлам у вас в багажниках валяется? Стаканы, кружки, поболе что? В деревья стрелять не хочу. Алик и Казарян нехотя встали и пошли рыться в багажниках. Казарян принес два граненых стакана и эмалированную кружку в лишаях ржавчины. Алик притащил мятую канистру и прокомментировал свою щедрость: — Вроде бы канистра мне эта ни к чему, а выбросить жалко. Смирнов осмотрел дары и резюмировал: — Ну и барахольщики вы, братцы! Плюшкины, ей-Богу! И стал расставлять предметы. Два стакана и кружку поставил на предпольный бугорок — чтобы труднее было стрелять против солнца, а канистру, отойдя метров на тридцать, — напротив, для оборотки. Оглядел все с удовлетворением и велел Казаряну: — Командуй, Рома. — Лицом ко мне, — тихо сказал Казарян и вдруг залаял по-командирски: — С одной руки по трем предметам! Смирнов мгновенно развернулся и без пауз произвел три выстрела. — Оборотка! — рявкнул Казарян. — Серия из четырех! Под выстрелами канистра прыгала, будто приплясывая. Не стерпел Смирнов, выпустил всю обойму. Хищно оскалился, обнажив искусственную челюсть, достал из кармана снаряженную обойму, перезарядился и, обернувшись к Казаряну и Алику, лихо подмигнул: — Ну, как? — От твоей пальбы у меня опять голова разболелась, — сообщил Казарян и распорядился: — Пойдем посмотрим, что ты натворил. Стаканы — вдребезги, кружка — с дыркой посредине, у канистры — все пули в пупке. — Ну, как? — еще раз осведомился Смирнов горделиво. — Ты в порядке, — заверил его Казарян, а Алик вдруг застрадал: — Сань, дай я постреляю, а? — Ты опаздываешь, — напомнил ему Смирнов. — Да и смываться нам надо отсюда как можно скорее. Мало ли, кто-нибудь услышал выстрелы, сообщил куда надо. — Ну, разок! — Нет, у меня с собой одна обойма. Пусть целой будет на всякий случай. В газету собрали осколки стекла, подобрали кружку, канистру и расселись по машинам. Перед тем, как тронуться, Алик с угрозой напомнил: — В вашем распоряжении час пять минут! Понеслись! За двадцать минут добрались до Окружной, на Окружную затратили полчаса, Ярославское отобрало десять минут. Ровно через час пять минут Смирнов вылез из «Нивы» на стоянке у мрачного, необъятного глазом здания телецентра и, подождав, пока подкатит «восьмерка», объявил подъехавшим, сдержанно торжествуя: — Час пять минут. Тютелька в тютельку. — Ты у нас еще ого-го! — поощрил его Алик, выбираясь из «восьмерки», и спросил у сидящего за рулем задумчивого Казаряна: — Вы куда сейчас? — Мы-то… — Казарян глянул на часы. — Мы-то в Дом кино, не торопясь. Ты туда подъедешь или дома ждать нас будешь? — По обстоятельствам, — Алик сделал ручкой, перебежал стоянку и скрылся в вертушке. В ресторане Дома кино Мини Мосина не было: до назначенного свидания еще полчаса. Зато за столиком у стены мирно ужинали Галочка со своим гениальным физико-математическим мужем. Подсели к ним. — И что вас сюда тянет? — поздоровавшись, спросил физик. — Шумно, накурено, бестолково, есть нечего… — Он у меня сыроед, — тоном врача, сообщающего о болезни подопечного, пояснила Галочка. — И помогает? — полюбопытствовал Смирнов. — Что именно? — удивился гениальный муж. — Сыроедение. — От чего? — физик был в полном недоумении. — Вообще, — безнадежно пояснил Смирнов. — Почему что-то чему-то должно помогать? — великий физик уже возмущался. — Миня пришел, — сказал Казарян. — Я к нему, а ты, Саня, здесь побудь, с умными людьми пообщайся. И глупых вопросов больше не задавай. Он направился к столику возле окна, где привычно расположился Миня. — Как живешь, Миня? — спросил Казарян, усаживаясь напротив. — Твоими молитвами, Рома, — ответил Миня, наблюдая, как от кухни шла официантка, без заказа неся ему обычное: зелень, гурийскую капусту, черную икру в вазончике.