— Вот что, Юра. Когда это кафе открылось? — Сейчас точно скажу. Сегодня у нас среда, а открылись они в прошлый понедельник. — И заключил, подсчитав про себя: — Значит, девять дней тому назад. — Да, недолго дрыгалась старушка в злодея опытных руках… — Какая старушка? — испугался Юра. — Да это присловье мое дурацкое, Юра… А когда они вообще здесь появились? — Да самое большое — с месяц тому назад. Я еще удивился, как они быстро все отремонтировали. — Да, шустрые ребята… — Вы уж мне поверьте, Александр Иванович, у них все в порядке было: и патент, и разрешение райисполкома… Главный у них — Шакин Вадим Владимирович, пенсионер… Да у меня его данные записаны, — Трындин вытащил из кармана записную книжку, нашел нужную страницу. — Вот. Шакин В. В., 1927 года рождения, пенсионер, по профессии — инженер-экономист, прописан в городе Калининграде Московской области, Свободный проспект, дом 16 «а», квартира 178. Все точно, я собственноручно с паспорта списывал. — Дела! — сказал Смирнов. — На кой черт Шакину вся эта самодеятельность? Расходы по ремонту колоссальные, а торговал всего девять дней. — А может его… — Трындин пальцем показал на небо, — закрыли? — Тебя бы обязательно известили, Юра. Гласность нынче. — Это уж точно — гласность… — почему-то недовольно подтвердил Юра Трындин. — Достают тебя жильцы в связи с гласностью? — сочувственно догадался Смирнов. — Еще как! — обрадованно признался Трындин и тут же задал вопрос — решился, наконец, о главном: — Подозреваете, Александр Иванович, что могут быть серьезные злоупотребления, нарушения законности, так сказать? — Да ничего я не подозреваю, просто не люблю, когда меня дурачат. Особенно вот так, бессмыслицей. Так, говоришь, у них с бумагами все в порядке? Смирнов встал. Встал и Трындин. — Все в полном ажуре, я и в райисполкоме проверял. — Может, посмотрим, что там внутри? — предложил Смирнов. — Давайте лучше арендаторов подождем. И с ними вместе, по закону. А то мало ли что, обвинят нас с вами в превышении полномочий. — Вон как за вас взялись! — удивился Смирнов. — Демократизация, — констатировал Трындин. — Так что же нам делать, Александр Иванович? — Подождем малость, Юра, — решил Смирнов и пошел в дом — завтракать. Позавтракал, и лег на диван с «Литературкой». Сквозь открытую балконную дверь пришел негромкий и мощный московский гул, сквозь который так хорошо дремать днем. Смирнов позволил «Литературке» упасть на лицо, вдохнул с удовольствием керосиновый типографский запах свежей газеты и задремал. Задремал, а затем уж и заснул. Вместе вернулись (у подъезда встретились) Роман с Аликом и разбудили Смирнова. Убрали с лица усыпляющую газету, из горизонтального положения перевели в вертикальное (усадили) и попросили: — Открой глаза, закрой ротик. Смирнов безобразно зевнул и решил, что они — садисты. — Обедать будем, — объявил программу совместных действий Алик. — Да я только что завтракал! — возмутился Смирнов. — По сравнению с вечностью действительно только что. Четыре часа тому назад. — Это я столько спал? — удивился Смирнов. — Старость — не радость, — посочувствовал ему Казарян, а Алик добавил: — Сон алкоголика чуток и беспокоен. Смирнов столь яростно потянулся, что свело шею. Покрутив головой, он встал и предложил: — Пойдем свежим воздухом подышим. Свежим-то воздухом — в Москве! Они стояли на балконе. Кругом — дымы, пары, клубы пыли, разноцветные облака черте-чего. Они стояли на балконе и смотрели на «Привал странников», которого не было. — Имеются соображения ума? — спросил Смирнов. — Ни хрена не понимаю, — признался Алик. — Внутрь бы заглянуть, — сказал Роман. — Хотел, — сообщил Смирнов. — Но участковый не позволил. Законник. Что-то странное произошло внизу. Бросив трудовую вахту, зарысили вверх и налево дорожные рабочие, копавшие яму посреди мостовой, засеменили туда же предподъездные бабки, твердо убежденные, что бегут, даже от винно-водочной очереди недалекого продмага отделилось несколько нестойких. Всех тащил вверх и налево азарт любопытства. Явно было видно. Оповещая о беде, закричали сирены — милицейская и «Скорой помощи». Торопливо переваливаясь на ремонтных колдобинах, от набережной мчались по переулку белый «Рафик» с красным фонарем на крыше и серая «Волга» с синим. — Спустимся, ребята, — приказал Смирнов. — Вероятнее всего, автомобильная авария, — сказал Алик, не хотелось ему на улицу. — Машина-то наша, оперативная, не гаишная, — ответил ему Смирнов, застегнул расстегнутую до пупа рубашку и двинулся к дверям. В соседнем переулке почти идеальным кругом стояла толпа, замыкая в себе и «Скорую помощь», и милицейскую машину. Люди стояли тихо, не позволяя себе обсуждать случившееся. Значит, смерть. — Разрешите, — скорбно и вежливо попросил у шеренги Смирнов и, повесив палку на локтевой сустав, достал свою книжечку. С книжечкой пропустили. Внутри круга медики уже не суетились, — а суетились три человека в штатском. Один, приседая, а затем вытягиваясь, щелкал фотоаппаратом, второй делал отметки мелом на асфальте, третий — на корточках — осторожно рылся в карманах лежавшего на тротуаре ничком милиционера в форме. Милиционер лежал, противоестественно вывернув руки-ноги. Так живые не лежат. На тротуаре лежал труп милиционера. — Участковый Трындин? — спросил Смирнов у спины четвертого штатского, который в суете не участвовал. Четвертый раздраженно обернулся и вдруг узнал радостно: — Александр Иванович? — Здорово, Леонид, — солидно поприветствовал четвертого Смирнов. Был четвертый — Леонид — хорошего роста, складный, франтоватый, на артиста Абдулова смахивал. — В Москве, а к нам не зайдете, — укорил он Смирнова. — А что мне у вас делать? — Как что? Пообщаться, соскучились мы без вас. — Соскучились? — непонятно спросил Смирнов и повторил вопрос, кивнув на тело: — Участковый Юрий Трындин? — Участковый Юрий Трындин, — соболезнуя голосом, подтвердил Леонид. — Что случилось? — С крыши сорвался. — Прямо-таки и сорвался? — Сейчас здесь закончим и наверх пойдем, пощупаем, что и как. Смирнов глянул вверх, на крышу пятиэтажного доходного дома, каждый этаж которого — полтора нынешнего. Высоко. Очень высоко. — Я с ним утром разговаривал, — сказал Смирнов. На труп он не смотрел, не хотел смотреть. — Что же ты так, Юра Трындин? К Леониду подошел третий в штатском — совсем еще молодой — протянул сложенный вчетверо лист бумаги: — В кармане нашел. Прочти, Леня. Леонид развернул бумагу. Смирнов нахально заглянул в нее через Леонидово плечо. Леонид обернулся на него, но ничего не сказал. Стал читать бумагу. Читал и Смирнов. «Околоточный! Пока ты даром копытами топочешь, малолетки ширяются, как хотят. На твоем участке, козел. Коробейников сдавать не в моих правилах, а склад их сдам. На крыше шестого дома, под правым скатом слухового окна. Целуй меня в тухес за подарок, лох». Печатными корявыми буквами все это было написано. Смирнов спросил: — Что делать собираешься, Леонид? — Тухес целовать. Да вот не знаю, чей, — злобно ответил Леонид. Постоял, добавил: — На крышу полезу.