— У комбинаторов, где же ему быть. — Не любила Клава комбинаторов, что выразила интонацией. В цехе комбинированных съемок шло секретное (у этих волшебников экрана все секретно) совещание, о чем предупреждала бумажка, пришпиленная к двери. Зная цену копеечным этим тайнам, Виктор без колебаний открыл дверь. Дамочка, как бы страж, сидевшая у двери, зашипела на него, но он не обратил на нее ни малейшего внимания, вошел в комнату, и, сделав губы трубочкой, негромко свистнул. Высокое собрание обернулось на свист, и тогда он пальчиком поманил к себе комбинатора своей картины. — Что ж вы так? — сделал выговор комбинатор Виктору после того, как они оказались за дверью. — Так надо, — успокоил его Виктор. — Материал той съемки лаборатория вам выдала? — Только что принесли. Я даже его еще не видел. — Мне он нужен, шеф. На полчаса. Посмотрю и принесу обратно. Слово. — Не имею права, — зафордыбачил комбинатор. — С меня пол-литра, — вкрадчиво пообещал Виктор. — Что с вами поделаешь, — про пол-литра комбинатор вроде бы не услышал, но почему-то вмиг перешел на дружеский тон, — надо поискать этот ролик. — Клавочка, еще раз зальчик на десять минут, а? — весело попросил монтажера Виктор. — О, Господи! — только и сказала Клава, выключая стол. Для пробуждения в ней желания совершить необходимое ему действие, Виктор прихватил Клаву за мягкую талию и слегка приподнял со стула. — А еще солидный человек, известный сценарист, — укорила она его и рассмеялась. Будто бы в большой воде скакал маленький всадник. Рапид, съемка на шестьдесят кадриков в секунду вместо стандартной для адекватного воспроизводства движения в проекторе на двадцать четыре. Снимали с партикабля, находившегося метрах в пятидесяти от основного места действия, и поэтому на экране были и поле, и кустарник опушки. Общий план. …Лениво, как во сне, поднимались вверх огненные взрывы, парил, как бабочка, конь, в галопе не отрывая от земли все четыре копыта… Вот она, ошибка мальчишечки-витязя: он опоздал, зацепленная шнуром конская нога уже пошла на землю, и только тогда он подсек. Лошадь не кувырнулась, она споткнулась и, ударившись лбом о твердый грунт, сломала шею. …Дважды в предсмертной агонии нелепо сводила все четыре своих ноги лошадь, вставал, как бы не торопясь вырастая, мальчишечка… И тут камера сбилась. Видимо, комбинатор, отрываясь от окулярной дырки, сдвинул ее, и она ушла от мертвого коня и растерянно-испуганного мальчишечки. В кадре оказались край поля и жидкий подлесок, сквозь который довольно явственно просматривалось темно-серое тело легкового автомобиля. А к автомобилю, спинами к нему, зрителю, плыли сквозь кусты двое: богатырь в кожаной черной свободной, какая положена процветающему деляге, куртке и лох-интеллигент в светлом, тоже недешевом костюмчике-тропикал. Лох рукой погладил себя по голове, женственно поправляя прическу, и что-то знакомое Виктору было в этом движении. Двое не дошли до автомобиля: съемка прекратилась. Серый автомобиль — «ауди» цвета мокрого асфальта? Нет, этот автомобиль — светлее. Богатырь в кожанке — председатель Удоев? Нет, председатель повыше. Лох, лох! Где он видел этого лоха? В монтажной, сев за второй стол со старомодным ручным прокручиванием, догнал пленку до кадра, где двое были видны наиболее ярко. Остановил кадр и долго изучал картинку через лупу. Ни черта. В статике даже лох перестал казаться знакомым. Благодарно поцеловав Клавочку в затылок, Виктор направился в группу, где заместитель директора по документации в одиночестве копалась в бумажках. — Танечка, разрешишь договор с трюкачами посмотреть? — спросил Виктор. — Трудовое соглашение, — поправила Танечка. — Да Бога ради! Договор был один на всех, и подписывал его только руководитель. Занимательно все получалось: представлял конную контору гражданин, который в ней не работал. Видимо, был с липовой бумажонкой Семен Афанасьевич под соответствующей органам, в которых он трудился много лет, фамилией Голубев. А где же домашний адресок? Туточки, туточки… Несвижский переулок… Ага, это от сада Мандельштама к улице Толстого. Башенки такие милые для начальства. В порядке был полковник Голубев, раз такую квартиру получил. Квартиру номер двадцать семь. Виктор переписал адресок на бумажку, закрыл папку и поблагодарил Танечку: — По гроб жизни обязан, золотце мое! Ехать было недалеко: по Бережковской набережной через Бородинский мост на Садовое, с Садового на Комсомольский, у Николы в Хамовниках направо и сразу налево. Вуаля, Несвижский. Ухоженные липы росли у милой башенки. И обработанные клумбы цвели и пахли. Добросовестно здесь трудились дворники. В вестибюле, заросшем буйным, почти тропическим вьюнком, он строго сказал привратнице: — К Голубевым. В лифте, чистом и без неприличных надписей на стенках, поднялся на шестой этаж. Спокойное освещение площадки, непотревоженная ничем и никем теплая окраска стен, элегантно обитые двери с опрятным ковриком перед каждой. Комфортно, комфортно жить в таком доме. Хоть полковником госбезопасности становись. Виктор ткнул палец в пупку звонка. Дверь открыла моложавая дама. — Здравствуйте, — сказал Виктор, — я бы хотел повидать Семена Афанасьевича. Дама ненавязчиво осмотрела его, удовлетворилась, видимо, осмотром, раз пригласила: — Проходите, прошу вас. В этом доме не боялись, что нежданно-негаданно могут явиться квартирные воры. Виктор с дамой миновали прихожую и оказались в уютном холле. Дама плавным движением руки указала на кресло и опять попросила: — Прошу вас, садитесь. Большую аристократку изображала из себя офицерша. Виктор тяжело плюхнулся в кресло, потер ладонями портки на коленях и заканючил: — Мне бы Семена Афанасьевича… Аристократки во все века снисходительно относились к маленьким бестактностям непосвященных. Дама тихо улыбнулась, уселась в кресло напротив и поведала: — А Семен Афанасьевич в командировке. — Как в командировке? — шибко удивился Виктор. — Он только на днях из нее вернулся. — И уже в другой, — мягко посочувствовала ему дама. — И где? — Виктор сказал это так, чтоб нельзя было понять, союз «и» он произнес или плебейское «игде». — Уже много-много лет Сергей Афанасьевич не докладывает мне о целях и пунктах назначения своих поездок, — намекая на важность и сугубую секретность этих поездок, печально и с тайной гордостью сообщила она. — Как же так? Жена вы ему или не жена? — Жена, жена, молодой человек. Простите, а не могу ли я узнать, кто вы такой? — Ассистент режиссера по реквизиту, — неожиданно для самого себя соврал Виктор. — О, как интересно! Кинематографист! И чем вы занимаетесь? — Реквизитом, — коротко объяснил он. Дама поняла, что надо переходить к делу: — Сожалею, что так получилось. А я ничем не могу вам помочь? — Разве только подпись вашего мужа подделаете. Он должен тут одну бумажку подписать. По прошедшей командировке. — А что за бумажка, если не секрет? — Седла, пришедшие в негодность, списываем, — заврался, совсем заврался сценарист. — Нет, не подпишу! — засмеялась дама. — Тюрьмы боюсь. — Простите за беспокойство, — Виктор нарочито неловко вылез из кресла. — Дело есть дело. И не стоит извиняться. Дама проводила его до лифта и не ушла, пока не захлопнулись дверцы. Усаживаясь в «семерку», Виктор случайно поднял глаза. Из лоджии на шестом этаже дама наблюдала за тем, как занюханный ассистент влез в собственный автомобиль. Непростой и предусмотрительно обученной оказалась дамочка. Теребила, как на допросе. И врал — теперь ясно — зря. Обо всем этом подумать следовало, на тахте валяясь. Через улицу Толстого на Зубовскую, по Кропоткинской к бульварам (Садовое среди дня Виктор не любил) и по Цветному, по Самотечному к себе домой. Вот-те на. Шалунья Лариса и не думала уходить. Валялась там, где он мечтал поваляться — на тахте, и, рубая бутерброд с сыром, читала книжку. — Могу ли я знать, надолго ли вы, мадмуазель, обосновались здесь? — без энтузиазма спросил он. — Я к вам пришла навеки поселиться. И книгу спасла, любимую притом, — голосом изображая Васисуалия Лоханкина, актриса Лариса показала ему книжку, которую читала, хорошо знакомую книжку в пестрой обложке. — Ты замечательно пишешь, Витя, с утра читаю — оторваться не могу. При повальной интеллектуальной недоразвитости актерское племя собачьим нюхом чуяло чужую слабинку. Виктор подобрел, для приличия ласково отверг комплимент: — Будя трепаться-то! — Нет, правда, правда, Витя. Знаешь что, ты сценарий напиши, чтобы я в главной роли была. И режиссерам скажи, что никому его не отдашь, если меня не утвердят. — Напишу, напишу, — уверил он и присел на край тахты. — А ты обед приготовь, потому что кушать очень хочется. — А из чего? — поинтересовалась Лариса, не думая вставать. — Курица в холодильнике из вчерашнего заказа, — уже слегка раздраженно сказал Виктор: — Вымой, выпотроши, посоли и в духовку. Сможешь? — Ты совсем за безрукую меня держишь. — Лариса вздохнула, сползла с тахты, запахнула Викторов махровый халат, в котором была, и отправилась на кухню.