Введенский А. И., поэт-заумник А мы всё катили и катили по асфальту на черной «Волге», Славкин пел в машине, между Смоленском и Можайском: Сегодня парень в бороде, а завтра где – в НКаВеДе. Свобода, бля, свобода, бля, свобода!.. В Голицыно, под самой уже Москвой, залили в машину бензин, вышли размять ноги. Заканчивались четыре года моего ожидания, и Витя сказал: – Вот приедешь домой, а у тебя разрешение на выезд. Через пару дней появился Иван Федорович, наш участковый: – Соломоныч, беги в ОВИР. Вроде выпускают тебя… Мы уехали без надежды на встречу, но через тринадцать лет снова встретились с Витей Славкиным. Многое прошло мимо, многие прошли, – как расстались позавчера, продолжили прерванный разговор. Как обойтись без Введенского А. И.? Без зыбких его упований? Летят божественные птицы, их развеваются косицы, халаты их блестят как спицы, в полете нет пощады. Они отсчитывают время, они испытывают бремя, пускай бренчит пустое стремя – сходить с ума не надо. Отступление, которое к месту. Если не теперь, то когда? Гило, окраинный район Иерусалима. Сидел в гостях. Кормили фаршированной рыбой. А напротив Бейт-Джалла: они на виду у нас‚ мы на виду у них. Та-та-та-та – застучало. – Это холодильник? – спрашивал. – Это они стреляют‚ – отвечали. Сидел – ел рыбу под хреном. Та-та-та-та... – Это они стреляют? – Это холодильник. Собака забилась под кровать от страха. Не выдержала – укусила хозяйку, кормилицу свою, а люди держались, не кусали друг друга. Стекла двойные, непробиваемые, но всё-таки… Лучше не выходить на середину кухни, чтобы не оказаться в опасной зоне. Как тут не вспомнить Витю Славкина, его «Плохую квартиру»? Где семья живет в тире, «жильцы знают, когда и куда начинают стрелять, когда заканчивают, приноровились к этому». На стене «плохой квартиры» развешаны мишени – клоуны, утки, зайчики, и потому не стоит заходить за линию огня. «Всё равно, – сказали, – место пропадает. Обживетесь, привыкнете, прекрасно будете жить…» – Витя, – позвонил в Москву. – Ты провидец! Ты провидец, Виктор Иосифович! Реалии раскладываются по твоим сюжетам… «Оркестр» и «Мороз», «Картина» и «Стрижка», «Попугай Жако» и «Плохая квартира» – его пьесы. Ходил на семинар молодых драматургов, которым руководил А. Арбузов; «Возвращая новую пьесу абсурда, он обычно говорил: ”У меня для вас лекарства нет”…» Ему бы сочинить что-нибудь попроще, чтобы наверняка, но Славкин не хотел. Да и не смог бы он – попроще. – Не сжигайте декорации, – повторял заклинанием, когда цензоры не пропускали готовый спектакль. – Они еще могут понадобиться. «…но однако шли года шел туман и ерунда…» «Не понимаю, почему мои вещи называют заумными, по-моему, передовица в газете заумна». Введенский А. И. Виктор Иосифович Славкин – снова о нем. Живой. Веселый. Шумный и напористый. Не обидчивый на друзей-насмешников, которые задирали всякого. – Что-то ты располнел, Витя. – Это на мне пиджак такой. – На лице тоже пиджак? Хохотал вместе со всеми. Разливал по стопкам с непременным присловьем: – А, давайте! Любил поесть, особенно макароны по-флотски, лакомство послевоенного детства. Любил выпить. Выходил на улицу после посиделок, вдыхал глубоко: – Воздухец… Он молодой, мы молодые: не относились слишком серьезно к тому, чем занимались, потому, может, и успешно. Не завидовали удачливым. Не обижались. Не ссорились. Обижаться – только дни терять. Знали наверняка: дружба – явление круглосуточное. Чтобы был дом на примете, куда можно войти, сказать с порога: – Я голоден. Накормите меня. Чтобы вошли к тебе. Уселись за накрытый стол, пили, ели, читали взахлёб вынырнувшего из небытия Введенского А. И.: Не плещут лебеди крылами над пиршественными столами совместно с медными орлами