А что, если слегка спровоцировать его, чтобы расшевелить? — Скажите, вас не смущает, что это типичная секта? — Они избрали такой путь. Тем лучше для них. А мы всегда с ними ладили. — И с Самуэлем тоже? Мюллер помолчал несколько секунд, перед тем как ответить. Его круглые глаза были устремлены в какую-то точку между колоннами. — Зануда. — В каком смысле? — Он слишком уж пристально надзирал за работами. Настоящий маньяк. У нас по этому поводу случались размолвки, но они никогда не заходили слишком далеко. Это противоречит их правилам. Нет, в общем-то, он тоже был хорошим парнем. — А в котором часу он обычно приходил для встречи с вами? — Чаще всего к концу рабочего дня. Перед тем, как я давал отбой. — Но в день своей гибели он не пришел? — Нет. Наверняка из-за сбора винограда. У них сейчас работы по горло. Мюллер взглянул на часы, этот разговор уже начал его тяготить. — А что вы можете сказать по поводу росписей свода? — Ничего. Я не занимаюсь этим видом реставрации. — А кто занимается? — Макс Лехман. — Где его можно найти? Мюллер взглянул вверх: — Вон там. Он работает одновременно с нами. Вот уж повезло так повезло! — Можно попросить его спуститься? — Нет. Он сейчас занят мозаикой. А значит, должен успеть все сделать, пока шпаклевка не застыла. Ньеман взглянул на пластиковую завесу. Сквозь нее смутно виднелась какая-то сложная алюминиевая конструкция, опутанная канатами. — А у вас тут найдется строительная люлька или что-то в этом роде? 22 Нет, строительной люльки не нашлось. Однако, по словам Мюллера, взобраться наверх по лесам было совсем не трудно. И Ньеман, надев каску и пояс безопасности, полез под купол следом за начальником стройки — тот открывал подъем. После смерти Самуэля не стоило подвергать себя хотя бы малейшему риску. Деснос осталась внизу; выполняя роль наземного персонала, она начала опрашивать рабочую бригаду. Ньеман карабкался наверх без особого труда, ему мешал только пластиковый занавес, то и дело заслонявший вид и тормозивший продвижение; казалось, он очутился в каком-то странном море, полужидком, полутвердом. Сам того не заметив, Ньеман уже поднялся на добрый десяток метров. И даже ощутил легкую гордость оттого, что так геройски одолевает это восхождение. Но вот именно в тот момент, когда комиссар добрался до предпоследнего мостка, он поскользнулся и внезапно повис в воздухе на своем поясе. — Эй, поаккуратней, черт возьми! — крикнул Мюллер, не отличавшийся особым состраданием к гостям стройки. Инженер дернул за лонжу, словно рыбак, вытаскивающий сеть из воды. Нынче у него был богатый улов — коп со стрижкой ежиком, одетый в черное пальто, с которым он никогда не расставался, как кюре со своей сутаной. Мюллер схватил его за шиворот и рывком поставил обратно на мостки. Ньеман даже не успел понять, что стряслось, — пластиковый занавес по-прежнему перекрывал ему обзор. — Лехман вон там, на самом верху, — сказал Мюллер, с трудом переводя дух, после чего расстегнул свой карабин, чтобы освободиться от неудобного напарника. — Там, в глубине, есть ступеньки. Только поднимайтесь осторожней. Ньеман кивнул, он был в полной растерянности. — А… как же мне спуститься? — Лехман вас подстрахует. Я же вам говорил: он мужик башковитый. Ньеман снова кивнул, развернулся и пошел по краю узкой деревянной дорожки, согнувшись в три погибели, чтобы не задеть головой доски, из которых состоял последний, верхний уровень лесов. Дойдя до конца, он и в самом деле увидел лесенку, кое-как сбитую из нескольких брусков. Вцепившись в перила, Ньеман взобрался по ней, на сей раз оказавшись выше пластикового занавеса. И внезапно ему почудилось, будто он взлетел в стратосферу. Над его головой простиралось небо, сложенное из темных стрельчатых сводов. Капители колонн подчеркивали эту грандиозную и пугающую космогонию, — казалось, они высечены из базальта. У комиссара мелькнуло видение: небо как застывшая лава, очищенная холодом. — Добро пожаловать в мое царство! Обернувшись, Ньеман увидел за тюбиками краски, веревками и досками расплывчатую белую фигуру. Прожектор, скрытый за пластиковой завесой, превращал ее в слепящий силуэт. Осторожно лавируя между кистями и банками, во множестве раскиданными на мостках, Ньеман подошел к окликнувшему его человеку. Еще один великан в комбинезоне, но еще вдобавок и в трехгранной маске с козырьком, которая придавала ему сходство с огромным кузнечиком, выкрашенным в белое. Плюс к тому фетровые перчатки, уходившие в рукава комбинезона, что делало его облачение герметичным и непромокаемым. Честно говоря, в эту минуту Ньеман и сам не отказался бы от такой маски — удушливый запах синтетических красок и влажной штукатурки немилосердно разъедал ноздри. — Что вам угодно? — спросил Лехман, сняв маску ловким движением фехтовальщика. Ньемана удивило его лицо — типичный мушкетер, со светлыми усиками и глазами, сверкающими, как драгоценные камни. С такой внешностью ему бы играть в фильмах плаща и шпаги. — Я хочу поговорить с вами о фресках из Святого Амвросия. — А в чем дело? — Вы ведь начали работать над ними? — Нет. Начну после общестроительных работ. Тех, которые внизу. — Говорят, вы мастер своего дела. Реставратор не смог сдержать горделивой улыбки из-под своих золотистых усов. — Что вы можете сказать об этих росписях? — Да ничего особенного. Работа так себе, датировать можно восемнадцатым веком. — Вы надеетесь восстановить то, что было на обрушенном своде? — Ну, чтобы понять это, мне нужно сначала посмотреть на обломки. — А разве вам их не показали? — Нет еще… Извините! С этими словами Лехман выхватил из чашки несколько кусочков керамики, взял тоненькую кисточку, осторожно нанес на них какой-то блестящий состав и приложил к своду над тем местом, где стоял. — Это мозаика? — удивленно спросил Ньеман. — Я не думал, что церковь Святого Франциска такая старая. — А она вовсе не старая. Эту церковь построили в семнадцатом веке. Но было решено украсить ее мозаикой пятнадцатого века — она все равно пропадала без пользы в одной из часовен Калабрии, там, где родился святой Франциск из Паолы. Говоря это, он продолжал тщательно укладывать кусочки смальты, восстанавливая изображение, которое Ньеман пока еще не мог распознать. — А как вы относитесь к намерению Посланников во что бы то ни стало восстановить своды Святого Амвросия? — Да никак. Но им это слишком дорого обойдется. У меня очень высокие расценки — их жалкие росписи того не стоят. Удушливый запах синтетической смолы терзал горло Ньемана, но любопытство было сильнее. Он подошел ближе, чтобы рассмотреть изображение, составленное из керамических кубиков. Это был ягненок с темно-коричневой шерстью, одиноко стоявший в саду между деревьями, намеченными всего несколькими штрихами. Очевидно, пасхальный агнец… Ньеман отступил назад и взглянул на реставратора, склонившегося над верстаком, загроможденным растворителями, кистями, губками, тампонами… Сейчас Лехман напоминал алхимика, трудящегося в глубине потаенной пещеры. — Разве что они поверили слухам, — продолжал он, выпрямившись и с удовольствием разглядывая свое произведение. — Каким слухам?