— Расскажи-ка лучше, что ты раскопала. Ивана скупо, короткими сухими фразами, передала ему свои впечатления от общины и ее членов. Как ни печально, она ничего не обнаружила. — Это все? — пробурчал Ньеман. — Я тут подружилась с одной девушкой. Но мне еще нужно время. — А вот времени-то у тебя как раз в обрез. — Это очень закрытое сообщество. И насильственное вторжение в него исключено. Ваш рейд и без того уже наделал шума. Но тут есть еще кое-что… И она начала рассказывать ему фантастическую историю о ночных черных мессах. — Там говорили о каком-то звере. Das Biest. — Что это значит? — Понятия не имею, но… я почуяла его присутствие. Присутствие зверя… Ньеман решил, что нужно поскорей вытаскивать оттуда Ивану, пока она не ушла с головой в темную пучину этого фарса. — У меня к тебе поручение, — сказал он, стараясь вернуть ее к серьезной теме. — Посланники сложили обломки свода где-то у себя в Диоцезе. Некий Якоб заверил меня, что мы можем их увидеть, но я почти уверен, что он нас надует. — И что? — Найди их. Они там, в Обители. И чутье мне подсказывает, что один из ключей к разгадке нашего дела — именно эта труха. — А если я их отыщу, что мне с ними делать? Ну вот, снова этот ее насмешливый тон, на грани провокации. Разговоры с ней грели ему сердце, и в то же время внутри разверзалась какая-то пустота. — Ну, по крайней мере, мы будем знать, что они там находятся, и сможем сделать обыск. — Я смотрю, у вас это входит в привычку. — Ивана, разыщи мне эту фреску. И как можно скорей. Ты поможешь нам сэкономить драгоценное время. Она уже собралась отключиться, как он торопливо добавил: — Ивана! — Что? — Только будь осторожна. Мы понятия не имеем, во что вляпались. Ивана было хихикнула, но смех тут же застрял у нее в горле. — Кому вы это говорите! 29 — Эй, проснись! Марсель по своей привычке курил «травку», разлегшись на скамье возле обеденного стола, да так и заснул с косячком в зубах. А в ночи, как всегда, гремело фламенко, разве что теперь в музыке звучала трагическая нотка — дань сочувствия плененным собратьям. Ивана стала трясти его за плечи. Никакой реакции. Косячок слабо тлел у него в зубах, словно ночник у постели. — Да проснись же ты! Она говорила почти шепотом, при этом злобно дергая его за рукав. От Марселя несло винным перегаром. Она не могла понять, где он раздобыл выпивку, — как ни парадоксально, сезонникам запрещалось употреблять и вино, и прочие алкогольные напитки. — Марсель, мать твою! Наконец малый соизволил открыть один глаз. — Хочешь затянуться? — спросил он, протянув ей свой окурок. — Мне нужна твоя помощь. — Да пошла ты… Ивана порылась в карманах и сунула в руку Марселя стоевровую купюру — она предусмотрительно оставила при себе немного наличных, которые носила под стельками ботинок. Прикосновение денег к ладони привело в себя осоловевшего сезонника. — Ну что там у тебя? — спросил он, поднявшись. Ивана присела рядом с ним на скамью и коротко изложила свой план: разыскать ночью обломки свода часовни и сфотографировать их. Марсель сидел, понурив голову и снова затягиваясь сигаретой; он не отвечал, а может, даже и не слушал ее. Однако в конце концов спросил: — Что это на тебя нашло — возиться с ихним мусором? — Это мое дело. — А ты точно журналистка? — Ты хочешь мне помочь или нет? Марсель уже прикарманил деньги, но тут же снова уронил голову на грудь. — У тебя есть… только одно… решение… — невнятно пробормотал он, совсем одурманенный своим куревом. — Ты можешь говорить побыстрее? — Я хочу сказать… есть одно местечко… куда они могли сунуть обломки… — Куда же? — Зовется Хранилище. Несколько сараев… там они держат всякое барахло. — Где это? — Н-ну… с километр отсюда… только надо пройти внутрь Обители… в Диоцез… — И что?.. — А то… не желаю, чтоб меня там… замели… — Пошли! Но Марсель уже совсем обмяк. Ивана схватила его за шиворот и силой поставила на ноги. — Еще сто евро, когда найдем обломки! Сезонник надвинул козырек на глаза (вероятно, он был плешив, потому что вечером, после работы, тут же менял соломенную шляпу на бейсболку) и, шатаясь, побрел в сторону Обители. Ивану передернуло при мысли о том, что она вынуждена проникнуть в Диоцез с таким спутником. Им пришлось затаиться в леске, чтобы обмануть бдительность охраны, а затем пролезть в дыру изгороди, чтобы попасть внутрь, на главную дорогу Обители. — Ты думаешь, мы сможем пройти? — Ну, тут же не ГУЛАГ. В худшем случае нас оттуда погонят. Ничего, как-нибудь выживем. Сбор винограда почти закончен. Ивана промолчала. У нее подкашивались ноги. Лесок, где она спрятала свой мобильник, находился в километре от лагеря, и ей пришлось чуть ли не бегом сгонять туда и обратно под холодным ветром через пастбище, переполошив стаю ворон. Она оставила мобильник при себе, чтобы позвонить Ньеману после этой ночной вылазки, а значит, придется проделать тот же путь еще раз, до восхода солнца. Ведь нельзя же держать телефон при себе во время рабочего дня. Ночь была светлой — ледяной и светлой; падучие звезды пронзали небосвод, как трассирующие пули. Что-то искусственное было в этом зрелище, напоминавшем ей то ли убранство Гран-Рекса[59], который так зачаровал ее в раннем детстве, то ли «живые ясли»[60], где она неизменно исполняла роль Святой Девы благодаря своему молочно-белому личику. Марсель еле волочил ноги, и Ивана спрашивала себя, уж не спит ли он на ходу. Эдакая сомнамбула в роли напарника — ну, супер! Правда, сама девушка тоже обессилела; она боялась, что она вот-вот рухнет наземь от усталости, но тем не менее была натянута как струна. Она непрерывно озиралась, со страхом ожидая света фар или звука шагов. Ее успокаивал лишь вид кустов на обочине, куда можно было нырнуть в случае опасности. Кажется, она тут уже притерпелась к колючкам и крапиве. — Далеко еще? — Нет, мы уже в Диоцезе.